— Ничё, заживеть как на собаке, — сказал Митька и жадно посмотрел на сулею с хлебным вином.

Антонио де Фариа приказал лекарю:

— Налей…

Хосе Алонсо наполнил чарку, и Митька выпил, при этом поступил точно так, как до этого Афанасий Пуговка — несмотря на то, что на столе было мясо, он лишь понюхал хлебную корку, да с сожалением посмотрел на сулею, которую студиоз поторопился убрать подальше. Он боялся, как бы от спиртного не усилилось кровотечение.

— Рассказывай, — молвил де Фариа, жестом выпроводив Алонсо из комнаты.

— Нашел я вашего Степку. Ох и забралси ён! В самую глухомань… — Митька поцокал языком. — Ц-ц-ц… Все ноженьки отбил, кады по буеракам шарился. Изодралси весь, лошадь едва не загнал… Возле Ржавца таится ваш Степан, в Аржавском лесу, што в Лихвинской Засеке. Сам не видывал, но грят, там у него цельная крепость на горе. Намеревался я туды съездить, так ить опередил-то меня, змей подколодный. Сижу я, значит, на яме [61] , в корчме, кушаю…

— Пил ты, а не жрал, стервец, — поправил его на ломаном русском Антонио де Фариа.

У него была хорошая память и способность к языкам, поэтому за то время, что он общался с московитами, идальго понемногу начал разуметь русский язык. Правда, больше матерный.

— Так ить с устатку, — не обиделся Митька на грубость. — Я ж не лошадь, штоб цельный день без еды копытиться. Ну, верно, выпил маненько… но как разговор с народом завести? А в застолье все братья и никто не таится. Вот я и спросил про Степана — мол, не слыхали, не видывали, люди добрые? А один ямщик (люди они знающие, везде бывают) и грит: конешно, а как же, ён тут недалече живеть! И подсказал, как найти. Вышел я из корчмы с радостью — ну, думаю, слава те Господи! Отыскалси аж на Угре, стервец! Больно уж я умаялся. Роздых надобен. А дело-то было под вечер, стемнело, я уже и ночлег себе подыскал. И тут из-за угла — хрясь кистенем! Ужо не знаю, как и увернулси. Наверно, Святая Варвара спасла меня от верной гибели. Свечу я в ейной церквушке поставил — не поскупился, на цельный пуд. Эх! — Бобер поискал глазами сулею с хлебным вином, но студиоз, сам не дурак хорошо выпить, не оставил ее в комнате, а унес с собой.

— Ну-ну, что было дальше? — поторопил его Фернан Пинто.

Бобер сокрушенно вздохнул, — все у немчинов, не как у людей, вина им жалко для поправки здоровья; для кого стараюсь?! — и продолжил:

— А дальше я ножиком его — чик! И полетела душа раба Божьего к Святому престолу о грехах земных исповедоваться. В обчем, не стал я там ночевничать, а сел на свою лошадку и в Москву. Оно хоть и по темноте, и люд лихой по дорогам шалит, а все ж безопасней, нежели на том яме оставаться. Беду чуял. И угадал. Догнали меня ужо под самой Москвой. Человек пять, все на добрых конях. Сабелькой угостили. Хорошо ты, господин, — Федька с благодарностью посмотрел на Антонио де Фариа, — дал мне два пистоля. Одного я уложил на месте, второго ранил, и на ход. Кобылка у меня шустрая, хоть и с устатку, а шибко побёгла.

Фернан Пинто и Антонио де Фарио переглянулись. Неужто удача?! Нужно все хорошо обмозговать… Идальго достал из кошелька два золотых дуката и отдал их Митьке.

— Это тебе за работу, — сказал он, улыбаясь. — Если твои сведения окажутся верными, получишь в десять раз больше.

— Господин!.. — Митька захлебнулся в восторге.

Теперь он готов был разбиться в лепешку, но выполнить любой приказ гишпанцев. Буде у него двадцать золотых, — нет, двадцать два! — он дело свое на Торге откроет. Эк, свезло… К хорошим людям прибился.

— Это еще не все… — Фернан Пинто испытующе посмотрел на Бобра и продолжил, понизив голос: — Ты Мартина Тромпа знаешь?

— Вашего толмача? А как же.

— У нас беда, Митка… — Фидалго сокрушенно покачал головой. — Исчез он. Где, как — ничего не известно.

— То есть… как енто исчез?! Я ж ево намедни видал, ён по торгу шлялси.

— И все-таки, исчез, — с нажимом сказал Пинто. — Бесследно.

— Вишь оно как… — Митька хитро осклабился; до него уже кое-что начало доходить. — Вы хотите, штоб я ево нашел?

— А то как же. Непременно… — С этими словами Фернан Пинто всучил ему еще два золотых. — Это на его поиски. Найди его живого… — он сделал многозначительную паузу, — или мертвого.

— Хе-хе… Будьте любезны, все спроворим, как надыть. На дне морском отыщем… хе-хе, ежели он помер.

Испанцы и не сомневались, что Митька все сделает, как нужно. Слугой он был безотказным.

Весьма полезный поначалу, Мартин Тромп со временем стал для испанцев бельмом на глазу. Вскоре они поняли, что голландец — соглядатай. Неизвестно, чей именно, но не святой инквизиции точно. Тогда Пинто и де Фариа решили, что нужно от него избавиться. Кто знает, что голландцу удалось выведать и кому он потом напишет донос.

Бобер, который места не находил от радости, — четыре золотых в кармане! — раскланялся и хотел уже уходить, но тут на улице раздался шум, крики, а затем послышались выстрелы. Фернан Пинто выглянул в окно и вскричал:

— Диабло! К оружию!

Схватив свою шпагу, он выскочил во двор, где уже шла сеча. Какие-то вооруженные люди не смогли открыть наглухо запертые ворота и переваливались через высокий забор. Солдаты, застрелив нескольких, уже отчаянно рубились — перезаряжать пистоли было некогда.