— Вот бриться теперь совсем не умеют. Вы ребята тоже, наверное, застали, когда еще в парикмахерских брили опасной бритвой. Помню, сначала массаж щек, горячее полотенце налицо, помазок из колонка, одеколон с резиновой грушей… целый ритуал! Такое правильное мужское занятие, элегантное. А сейчас пшикнул пеной из баллона, счистил станком… все второпях. А в армии как брились! На два раза, потом салфетку на щеки… Жизнь имела совершенно иной смысл.

— А ты где служил, Владлен? — спросил Георгий, уже зная ответ на свой вопрос.

— В охране, в ИТК. Я не скрываю, чего тут стесняться? Там жизнь по-новому учишься видеть. Разные были люди — и ОПГ, и убийства с отягчающими. И что подметил: чем серьезнее статья, тем интереснее собеседник…

— Точно, такие есть Шахерезады, заслушаешься, — согласился Марков. — Но лучше уж я со скучными побеседую, только на воле.

— А я любил с людьми поговорить. Когда беседуешь душевно, без давления, человек иногда такое сболтнет, чего и сам не ожидал…

— Плавали, знаем ваши методы, — хмыкнул Саша, снимая с усов размокший в рассоле укроп.

— А я читал одну статью про сталинские репрессии в НКВД, — заявил вдруг пунцовый от водки и смущения Леша. — Там было написано, что геев сажали на железный бак с крысами, а под бак ставили электроплитку… и держали человека, пока крысы его ели.

— Фу! Ужасно! Приятного аппетита! — всполошились девушки, как спугнутые птицы.

Хозяин дома усмехался. Их взгляды встретились, и в эту минуту Георгий Максимович отчетливо понял, что Василевскому нужны не их с Марковым умения и навыки, не совместные проекты и не помощь в финансовых аферах, а только он, Георгий Измайлов, который почему-то интересовал Владлена или его хозяев.

Нарушая паузу, Марина снова негромко запела. Ее чувственный голос, на низких нотах чуть надтреснутый, словно искаженный граммофонной пластинкой, звучал тепло и страстно: «Не говорите мне о нем, не говорите мне о нем…»

— Хорошо, — то ли спросил, что ли доверительно признался Василевский и потянулся к Георгию наполненной рюмкой.

— Хорошо! — присоединился Марков. — За гостеприимного хозяина! И за хозяйку…

Георгий увидел, как Леша тоже наливает себе водки прямо в стакан из-под сока, и нахмурился, показав ему глазами: «Больше не пей». Тот послушно отставил бутылку в сторону.

— Ребята, мы ведь живем не для того, чтоб просто деньги зарабатывать, — откровенничал Василевский. — Конечно, это нужно для семьи, для близких. Для Маринки, для карапуза этого… Но живем-то мы, по большому счету, чтоб разобраться в устройстве мира. А в этой сфере рациональные решения не являются понятийно верными. За что я оценил тебя, Саша, и тебя, Георгий, дорогой. Вы, ребята, что-то знаете про жизнь. Не мозгами знаете, а сердцем…

— Выпьем за сердечные дела, — предложил Марков.

Георгий тоже поднял рюмку и подумал, что не верит ни одному слову Василевского, хотя почти во всем соглашается с ним.

Далеко за полночь, когда гладковолосая Марина и верный Константин повели в пристройку подвыпивших подружек, а Марков отправился куда-то за баню с одной из девиц, Владлен с Георгием оказались на террасе.

— Вербовать будешь? — спросил Георгий.

— Будем, — кивнул с улыбкой Василевский.

— Маузер просить? Или наган?

— А это по выбору, — хохотнул Владлен. — Можно и наган… можно и что-нибудь поважнее.

— Например?

— А ты сам подумай, что для тебя главнее в жизни? Вот это и проси.

— Этого ты мне не можешь дать.

— А чем черт не шутит?

Похлопав Георгия по плечу, он сбежал по ступенькам крыльца и направился в сторону пристройки, откуда его звала Марина.

Леша поджидал его у лестницы, ведущей на второй этаж.

— А у тебя что, маузер или наган? — спросил Георгий.

— Я оружием не очень интересуюсь, — проговорил тот. — Только в переносном смысле, как фигура речи.

— Так чего ты хочешь?

— Ничего, — ответил Леша и принял картинную позу, опершись худыми руками о перила, снова изображая кинозвезду, порочное дитя с невинным взглядом. — Я думал, это вы чего-то хотите от меня. Например, найти формы взаимодействия.

— Ты как на приеме у венеролога изъясняешься.

Леша рассмеялся, и Георгий поймал себя на том, что вновь жадно ловит в его чертах сходство с тем, кого давно пора было забыть.

Наутро после их с Борисом ссоры погода на побережье испортилась — со стороны океана надвинулись тучи, ветер захлопал парусиной торговых палаток, растрепал озябшие пальмы у входа в соседний отель. За завтраком Борис, тоже хмурый и неприветливый, отсылал кому-то сообщения, два раза выходил из-за стола, чтобы ответить на телефонный звонок. Разговаривая, он расхаживал по гостиничному холлу, поглядывая на Игоря сквозь стеклянную дверь ресторана, а когда они поднялись в номер, вдруг сел на постель, обхватил руками голову.