— Хэлло! — жизнерадостно сказал я.

— Хэлло. — Энтузиазм в ее голосе явно был ниже нормы.

— Не вижу радости от такой приятной встречи! — Я подошел вплотную, готовый схватить ее за руку, вздумай она улизнуть. — Насколько я помню, ты стянула у меня тридцать долларов.

— Ты шутишь. — Голубые глаза смотрели куда-то за мою спину. — Какие такие тридцать долларов?

— Те самые, что лежали в ящике стола. Гони баксы, или придется препроводить тебя в полицейский участок.

— Ничего я у тебя не брала! За мной долг в полдоллара, это я помню.

Я схватил ее за тонкое запястье.

— Тогда вперед! И не вздумай устраивать сцен. Я намного сильнее тебя. Идем в полицейский участок, а уж там копы разберутся, что к чему.

Рут попыталась вырваться, но, поняв бесперспективность своих попыток, пожала плечами и покорно пошла рядом со мной. Я толкнул ее в салон машины и сел рядом.

— Это твоя машина? — с непонятным интересом вдруг спросила Рут, когда я завел двигатель.

— Увы, беби, не моя. Я по-прежнему практически без средств к существованию и намерен вернуть свои деньги. Как жила все это время?

— Хуже некуда. Нет ни цента.

— Тем хуже для тебя. Отсидишь немного в тюрьме, и это пойдет тебе на пользу. По крайней мере там бесплатно кормят.

— Ты не отправишь меня в тюрьму!

— Разумеется, если ты вернешь похищенное.

— Извини, Джек. — Рут вызывающе выставила грудь и положила свою руку на мою. — Я тогда оказалась в критическом положении. Деньги мне нужны были как воздух. Но я их верну. Клянусь!

— Зачем пустые клятвы. Гони баксы, и мы забудем об этом инциденте.

— Ноу меня нет ни цента! — Она прижала к груди замызганную маленькую сумочку.

— Дай-ка ее сюда!

— Нет!

Я завернул к тротуару и остановил машину.

— Мне что, дважды повторять? Давай сумочку или едем в ближайший полицейский участок.

Глаза ее сузились от злобы.

— Нет у меня денег! Я их истратила!

— Я и раньше слышал подобные песни, беби. Давай сумочку или будешь разговаривать с копами.

— Ты еще пожалеешь! Я не прощаю обид!

— Это меня совершенно не волнует. Ну!

Рут бросила мне на колени потрепанную сумочку. Я расстегнул замок. В ней оказалось пять долларов и двадцать пять центов, пачка сигарет, ключ и грязный носовой платок.

Я взял банкноты, положил в карман, а сумочку швырнул обратно.

— Тебе это так не сойдет, негодяй, — прошипела Рут.

— Надо же? Во всяком случае, это прекрасный урок на будущее. Где ты живешь?

Рут с мрачным выражением лица пробурчала адрес пансиона недалеко от места, где мы находились.

— Ну что же, прокатимся к тебе домой.

Следуя кратким указаниям, я привез ее к донельзя запущенному зданию, еще более грязному, чем мое жилище. Из машины мы вышли вместе.

— Тебе следует вернуться в мой пансион, беби, — заявил я. — Будешь петь и вернешь все деньги, которые украла. Твоим импресарио буду я, и тебе придется платить десять процентов со всех заработков. По этому поводу мы составим соответствующий договор. А сейчас ты соберешь свои вещи, и мы уедем из этой крысиной норы.

— Ничего я пением не заработаю.

— А это уже не твоя головная боль. Я беру все на себя. И помни: при отказе ты направляешься прямиком в тюрьму. Давай, принимай решение, у меня мало времени!

— Ты мог бы оставить меня в покое? Я же говорю, что пением ничего не заработаю.

— Так ты едешь со мной или предпочитаешь посидеть в тюрьме?

Рут с ненавистью смотрела на меня, но меня это не очень заботило. Она всецело была в моих руках и могла хоть лопнуть от ненависти. Так или иначе, но я верну свои деньги.

— Хорошо, я еду с тобой, — выдавила она в конце концов.

Сборы не заняли много времени. Мне пришлось расстаться с четырьмя ее же долларами, чтобы уплатить за квартиру, и я привез ее в свой пансион.

Рут поселилась в той же комнате, что и прежде. Пока она раскладывала вещи, я написал договор, составленный из напыщенных, но совершенно безграмотных юридически фраз. Я именовался импресарио и получал право на десять процентов от всех доходов Рут. С этим документом я зашел в комнату девушки.

— Распишись вот здесь, — потребовал я, демонстрируя ей мое сочинение.