Шрифт:
Сорока минутами позже мы вышли из ресторана и Джин отвезла меня обратно к зданию редакции. Я пришел к заключению, что должен поговорить с Уолли наедине. Джин предложила подождать до утра, но я решил не откладывать. Следовало попрощаться.
— Спасибо за все, Джин. Вы оказались хорошим другом.
Она секунду смотрела на меня, потом улыбнулась, села в машину и уехала.
Я быстро пересек город, направляясь к району, где жил Уолли. Ему принадлежал скромный, уютный одноэтажный домик, к сожалению находившийся еще в пределах городской черты и в облаках дыма, в котором тонул город. Тем не менее я был уверен, что у него на счету больше, чем у меня.
Когда я остановился перед домом, меня удивило, что во всех окнах темно. Я взглянул на часы. Было всего несколько минут десятого. Я вышел из машины, отворил калитку и подошел ко входной двери. Позвонив, я стал ждать. Никого. Я позвонил еще раз. Послышался чей-то голос.
— Их нет дома.
Я обернулся. У калитки стоял пожилой мужчина с собакой.
— У них что-то случилось, — объяснил он. — Вы знакомый мистера Митфорда? Я его сосед.
Я вернулся к калитке.
— Меня зовут Стив Мэнсон. Что случилось?
— А, мистер Мэнсон, читал о вас. Отличный у вас журнал. Да… случилось… кто-то напал на беднягу Уолли и избил его.
Я почувствовал, как у меня по спине пробежал холодок.
— Сильно избили?
— Боюсь, что да. Полицейские отправили его в санитарной машине, а миссис Митфорд увезли с собой.
— Куда его повезли?
— В Северную больницу.
— Извините, от вас нельзя позвонить?
— Конечно, можно, мистер Мэнсон. Я живу тут рядом. — Он свистнул собаке и повел меня к соседнему домику, точной копии того, в котором жил Уолли.
Через две минуты я говорил с Джин.
— Джин, Уолли ранен, он лежит в Северной больнице. Не могли бы вы подъехать туда? Нужно, чтобы кто-нибудь побыл с Ширли.
— Я выезжаю. — Она положила трубку.
Мы подъехали к больнице почти одновременно. Джин было дальше ехать, значит, она гнала машину на большой скорости. Мы посмотрели друг на друга, когда она вышла из своей машины.
— Это серьезно?
— Не знаю. Сейчас выясним.
Нам повезло. В ту ночь в травматологическом отделении дежурил доктор Генри Стэнстил, мой приятель и партнер по гольфу.
— Как его дела, Генри? — спросил я, едва мы вошли в приемную.
— Так себе. Эти мерзавцы здорово его отделали. У него сотрясение мозга, сломана челюсть и четыре ребра, похоже, его не меньше трех раз били ногой по голове.
— А Ширли?
Кивком головы он указал на дверь в соседнее помещение.
— Она там. Послушай, Стив, у меня сейчас много работы. Вы не могли бы ею заняться?
— Для того мы и приехали. — Я обернулся. — Джин… можно вас попросить?
Она кивнула и исчезла за дверью.
— Он выживет? — спросил я.
— Да, но несколько дней он не сможет двигаться, и может быть, потеряет глаз.
— А что полиция?
— Я сказал им, что пока и речи быть не может о том, чтобы он мог дать показания. Бедняга Уолли не сможет говорить по меньшей мере четыре-пять дней.
Джин ввела Ширли. Я пошел им навстречу. Ширли плакала и дрожала.
— Ширли, дорогая, мне ужасно жаль…
Она вытерла заплаканные глаза и гневно посмотрела на меня.
— Это вы и ваш проклятый журнал! Я предупреждала Уолли… но он не принимал это всерьез. — Она прижалась к Джин, которая быстро взглянула на меня и покачала головой.
Я отступил, и они вышли из комнаты.
— Знаешь, Стив, можешь звонить, когда захочешь. Уолли не умрет. — Стэнстид хлопнул меня по спине и торопливо вышел.
Четыре — пять дней! Я подумал о Горди. Теперь меня мог спасти только Веббер. Если он ничего не откопает, я пропал.
Я медленно пошел по коридору к регистратуре.
— Мэнсон…
Я остановился и обернулся. Ко мне приближался высокий плечистый детина в поношенном дождевике и старой шляпе. Я узнал сержанта Лу Бреннера из городской полиции.
Бреннер был лет тридцати восьми, с бледным лицом, приплюснутым носом и беспокойными маленькими голубыми глазами. Он всегда казался небритым. Я знал, что он обладает недюжинной силой и известен своей жестокостью. Судя по тому, что я слышал, хотя и не мог доказать этого, его излюбленным следственным методом было сначала избить подозреваемого, а уж потом задавать вопросы. Веббер сказал мне однажды, что единственный, кого Бреннер признает — это шеф полиции капитан Шульц. Я заинтересовался и спросил — почему.