– Ну так и с Богом, – поднялся на ноги Николай Сергеевич. – И помни: на тебя и надежда сейчас вся.

Довольный результатами сегодняшнего дня, Булыцкий направился домой. Умаялся, да и с женкой потетешкаться захотелось. Забыть про все, да просто, обнявшись, поваляться рядышком, хоть и не принято здесь так. С другой стороны, почему и нет, если хочется-то?! В конце-то концов преподаватель хоть и в возрасте, да все равно – мужик, как оказалось, о-го-го какой! К собственному-то удивлению! Вон, по прикидкам его, пара месяцев, и разродиться должна уже Аленка на радость седому муженьку.

Как на крыльях летел он домой, уже предвкушая, как обнимет Аленку; и так увлекся, что едва и не снес на фиг мыкавшегося на пороге его дома послушника какого-то с бороденкой жиденькой, взглядом рыскающим, да чертами лица по-волчьи острыми.

– Куда под ноги лезешь, черт?! – нутром чуя, что ничего хорошего встреча эта не сулит, оскалился пенсионер.

– Отец Фрол отправил, – подбоченясь, борзо отвечал парень. – Велел, чтобы ты к нему сию минуту явился.

– Велел? А кто он таков, чтобы повелевать? – набычился в ответ Булыцкий, впрочем, визитер не обратил на то никакого внимания и, как ни в чем не бывало, продолжал:

– Он – диакон. Его к тебе приставили волею самого владыки. Митрополита Киприана доверенное лицо, – важно задрав нос, отвечал незваный гость.

– А на тебя посмотреть, так и ты сам себя митрополитом мыслишь, а? – не преминул съязвить трудовик.

– Может, и мыслю, – бросил в ответ тот. – А меня к тебе доверенный Киприана прислал. Да наказ велел передать, чтобы ты к отцу Фролу явился сей же час!

– Ох, и недобр ты, – глубоко вдыхая, чтобы не сорваться и не наорать на туповатого юнца, один в один на служек БКМ-овских похожего, прорычал преподаватель. – К дому чужому явился, имени назвать не соизволил, да тут же и горлом работать давай. Мож, душегуб какой, а? Вырядился в рясу, а сам и ждешь, как я к тебе спиной повернусь?

– Я отца Фрола наказ выполняю, потому как мне доверено сие, – так же невозмутимо отвечал служитель. – И тебе должно сей же час предстать пред взором отца.

– А не много чести-то? Киприана доверенное лицо, говоришь? Так владыка, когда надобно было, сам за труд не считал ко мне зайти.

– А Фрол тебе велел, – юнец затянул привычную уже пластинку, да так, что-таки выбесился Булыцкий и, схватив того за шиворот, с рыком скрутил так, что, казалось, кости затрещали.

– Прочь поди! – мощным пинком отправляя взвизгнувшего послушника долой от крыльца, выдохнул учитель. – И отцу Фролу своему передай, что Никола наказов чужих не выполняет! Тем паче дьяковских! Невелика сошка, хоть и самим владыкой ко мне приставленный! Княжью только да Киприана с Дионисием волю выполнять брошусь! А захочет ежели отец Фрол погутарить, милости прошу! Нет, так и с меня пусть не спрашивает! Не я к нему приставлен – он ко мне! – гаркнул пришелец в сторону беспомощно барахтавшегося в собственной рясе парня.

– Отец Фрол наказал! – только и успел пискнуть тот, прежде чем Николай Сергеевич яростно захлопнул дверь.

От благодушного настроения не осталось и следа. Эта короткая стычка с откровенно наглым и туповатым служкой разом лишила сил, превратив еще недавно скачущего бодрячком преподавателя в уставшего и вымотанного пожилого человека.

– Чего, муженек, невесел? – едва мужчина вошел в дом, приветствовала его супруга.

– Отца Фрола наказ! – донеслось со двора. – Велено, чтобы Никола-чужеродец к дьякону явился!

– Тьфу ты, черт! – в сердцах выругался преподаватель.

– Было бы из-за чего печалиться, – улыбнулась женщина. – По каждому дадону кручиниться, оно и век недолог! А тебе – так и тем паче негоже, и без того головушка буйна.

– Твоя правда, – устало выдохнул пришелец, без сил валясь на кровать.

– Полежи, отдохни. Дворовым прикажу, прогонят они его.

– Доверенного Киприана ослушание – грех!!! – Поняв, что одной глоткой тут не управишься, хам принялся ломиться в двери.

– Лежи. Не замай, – поспешила успокоить Алена дернувшегося было мужа. – Роздых возьми; что с дурака взять? Поорет да остепенится. Не Тохтамыш, отбиваться не надобно. Ты сердце любовью наполни и грех на душу не бери.

– Ослушание – грех. Грех, не пятно! С души не смоешь! – продолжал орать юнец, настойчиво барабаня в закрытую дверь. – По-хорошему открывай, говорят тебе!

– Лежи, – пропела женщина, вновь останавливая взъерепенившегося супруга.

– Ох, свалился мне дурак на седины!

– Так не откроешь, до анафемы недалече! Фролом велено! – не замолкая, надрывался между тем служитель.

– Лежи! – Алена буквально навалилась на плечи супруга, не давая тому подняться с кровати. – Сама управлюсь, – встав, она покинула комнатку и, чем-то погремев у печи, вышла в сени.

– Открывай! – видимо, заслышав звук распахиваемой двери, добавил в голос борзоты попик. – Отец Фрол ждет!

Скрипнули петли двери в сенях, за тем последовал короткий, но очень эмоциональный диалог, изобилующий ненавистным именем: отец Фрол, отец Фрол, да отец Фрол. Лежа пластом на кровати, Булыцкий почувствовал, как по темени растекается уже знакомая боль, медленно, но необратимо заполняющая черепную коробку бьющими в такт ударам пульса спазмами. Веки налились тяжестью. Глаза – жаром. Из черепушки боль принялась разливаться по всему телу, будто бы свинцом наполняя все тело какой-то вязкой усталостью, сквозь ватное одеяло которой в мозг буквально впивалось одно и то же повторяющееся имя: отец Фрол.