– Вот рассуди, отче, – чуть подумав, обратился к схимнику Булыцкий. – Желаю, чтобы потешники Василия Дмитриевича в наряды единые были одеты. Так, чтобы ворог издалека сразумел: сила великая на него идет. А раз так, то либо тикать, либо орудие складывать. Так, крови чтобы не лить.

– Добрая твоя задумка, а бабы-то при чем здесь?

– А при том, что и пряжи теперь – сколь душе угодно, да и еще поболе будет. Даст Бог, сукно доброе научимся делать, да в количествах неимоверных. А вот с материалу того кафтаны и шить некому. Рукодельницы-то есть, да каждая – себе на уме. Вот ведь лад был бы, ежели в горнице собрать баб с дюжину да шить посадить кафтаны на лад един. Вот бы дело было! И им работа, и мальцам – кафтаны ладные, да на манер един, и княжичу – добро. Серебра сохранить да на дела его богоугодные пустить. Оно ведь всяко дешевле так выйдет, ежели разом на дюжину зарок дать, чем каждой по отдельности, – принялся с жаром убеждать преподаватель.

– Ох и горяч, – усмехнулся в ответ старец. – Все тебе неймется!

– Так потому и неймется, что как лучше желаю!

– От молитв смиренных отвлекать, что же здесь доброго?

– Зачем отвлекать? Пусть бы не монахини, да мирские, послушание кто за выздоровление свое или просто во славу Божью приняли. Вот они бы и занялись!

Сергий замолчал. Замолчал и Булыцкий, понимая, что все, надобно что, уже сказано. А раз так, то все, что остается, – терпения набраться да ждать, как его собеседник рассудит.

– Вот что скажу тебе я, – Радонежский долго томить не стал. – Сделаю я вам с настоятельницей беседу да слово замолвлю за тебя. А там… Как она рассудит, так и быть тому.

– Благодарю тебя, Сергий, – поклонился Никола. – Благослови!

– Благословляю.

Остаток дня провели в беседах о последних новостях. Сергий стараниями князя и владыки был в курсе всех событий. Не все по душе было ему, но как человек кроткий видел он во всем лишь положительные моменты, напрочь отбрасывая сомнения. Твердо следуя озвученному принципу жить сегодняшним днем, он лишь благодарил создателя за любой поворот, свято веруя в то, что все происходящее – во имя православия.

Благословив пацанят на дела великие, старец молебен отслужить распорядился во здравие их. А те, остановившись и день роздыху взяв, пока Булыцкий перед настоятельницей речь держал да про пошив договаривался, отправились дальше, на Переславль-Залесский.

Два дня перехода, и потешники княжича вышли прямиком к Плещееву озеру, где их уже поджидали раскинутые шатры и три свежесрубленные лодьи небольших – метра по четыре в длину – размеров, с мачтами, поставленными по научениям Николая Сергеевича. Абсолютно незнакомый с мореходным делом, Булыцкий лишь помнил – и то больше по картинкам да приключенческим фильмам, – что парусная оснастка разная бывает. И мачты тоже по-всякому устроены могут быть, от размера и назначения судна в зависимости. Вот, собственно, и все, что ведал трудовик. А вот как определить – чего да зачем… тут только опыт, да, может, подсказки от византийских мастеров, которых еще дождаться надо было. А так… Традиционная одномачтовая лодья с прямоугольным парусом. Одна – с дублирующей мачтой на носу, на которой крепился дополнительный парус меньших размеров. Третья – с косым парусом на основной, – ох и чертыхался Николай Сергеевич, что в свое время не удосужился разобраться во всех этих грот, фок и прочих мачтах, – и уже с двумя дополнительными мачтами: на корме и на носу, несущими малые паруса. Но главной изюминкой третьего судна был навесной руль, приводимый в движение перекладиной, установленной на корме [91] (ох, и повозиться пришлось Лелю, механизм соображая как под это дело сробить! Но ничего. Молодец. Управился!).

– Ох, Никола! – встречал товарища Милован. – По миру князя пустишь с забавами своими! Лодьи-то и купцам на зависть, а ты их – в озеро! Где же расточительство такое видано, а? Вон, руль твой чуден, да, говаривают, толков, – сбиваясь с темы на тему, гудел бывший лихой.

– Здрав будь, Милован, – Булыцкий деловито приветствовал встречающего. – Пробовали уже на ходу? – он кивком указал на покачивающиеся у наспех возведенной пристани лодки.

– Ну пробовали, – неохотно пожал плечами тот. – Только тут тебе не меня вопрошать, но вон, мастера, – кивком указал тот на кутающегося в длинный плащ безбородого высокого человека.

– Кто таков? Не помню, чтобы с тобой отправлял.

– Прибился по дороге. Рассказал, что с купцами по морям хаживал… Ну мы и дозволили с собой.

– Звать хоть как?

– Олегом назвался.

– Знатный, что ли? [92]

– А мне почем ведать? – развел руками бородач. – Я лишь то вижу, что с него толку больше, чем с остальных всех разом. Шибко сметлив. И в деле твоем толк знает.

– Вот и проверим, – буркнул Николай Сергеевич, направляясь к незнакомцу. – Здрав будь, мил человек, – приветствовал он мужа.

– И тебе – Бог в помощь, – хрипло отвечал тот, не глядя на собеседника.

– Чего харю прячешь? – с ходу завелся преподаватель, раздраженный таким поведением незнакомца. Ну в самом деле: прибился, сидит один, да еще и нос воротит в сторону, когда к нему православные обращаются. – Вор, что ли, какой, а?

– А я, что ль, знаю, кто ты таков? – так же невозмутимо отвечал тот. – Ты как звать скажи, да почто беспокоишь. По делу или так, погутарить?

– Никола я, князя Дмитрия Ивановича Донского лицо доверенное. Ты кто таков будешь?

– Раб божий Олег, – глядя в полышущие жаром угли, негромко отвечал тип. – Ты, что ль, тот самый Никола, про которого небылицы всякие сказывают?

– Они на то и небылицы, что пустое все в них! – уже наученный, пришелец давно не вдавался в подробности насчет того, откуда он. – А Николу того, о котором гутаришь сейчас, в монастыре Троицком, говаривают, искать надобно бы. Вон, не то архангел, не то Антихрист, – удачно вспомнив то, о чем говаривали про пришельца еще прошлой зимой, вставил Николай Сергеевич.