— Это вот он додумался, — Борис кивнул в сторону Миши. — Мы уже знаешь, скоко их перетаскали!

— И то, что большую половину соседям раздаёте, знаю. Слышь, — обернулся к Ваньку: — Роман попросил узнать… у вас нельзя разжиться такой вот штуковиной? — показал на оттопыренный мишин карман.

— А зачем она вам?

— Ну, не ворон, конешно, стрелять. Грабежами тоже заниматься не собираемся.

— А что предложишь взамен? — прищурился обладатель «штуковины».

— Взамен?.. Есть у нас автомат пэпэша. Он, конешно, тоже вещь. Но больно громоздкий. Хочется что-то поудобней.

— А патроны к автомату имеются? — поинтересовался Миша.

— Два полных диска!

— Автомат где раздобыли? — спросил Ванько.

— В Красном лесу нашли. Ходили хоронить наших, там в августе бои шли сильные… Так как?

Миша посмотрел, что скажет Ванько.

— На твоё, Мишок, усмотрение, — разрешил он.

— Пистолет предложить можем, токо фрицевский. Правда, патронов всего шешнадцать. Согласный?

— Годится. Маловато, конешно, патронов, но для начала хватит.

Пришёл Роман и опять не спустыми руками.

— Рома, договорился: пистолет наш! — обрадовал и его Сергей и продолжил: — Вобщем, мы возвращаем вам должок… выбирайте любых двух. А вот этот, Ваня, тебе лично от меня. Проволока и всё остальное — завтра на этом же месте. На котором мы познакомились и подружились, — пояснил он.

Поблагодарив друг друга, недавние соперники разошлись добрыми приятелями. И те и другие — в приподнятом настроении.

— Я знаете, почему охотно согласился на обмен? — пояснил Миша, едва они отошли от места заключения сделки. — Главным делом потому, воще, что в придачу к автомату они дают аж два магазина, а это по семьдесят два патрона в каждом. А эти пэпэ-эшные патроны подходят к нашему пистолету ТТ.

— Правда? — удивился Борис. — Ты ничего не перепутал?

— Можешь не сумлеваться: я знаю, что говорю. Вот теперь мы душу отведём: выйдем подальше в степь, чтоб не слышно было выстрелов, и вволю потренируемся на меткость попадания. Вань, ты не возражаешь?

— Конешно нет! Уметь метко стрелять — это может пригодиться. И не только теперь: война-то продолжается…

В н о в о г о д н ю ю за полночь Ванько, потревоженный стуком в дверь, был немало удивлён, когда, открыв, снова увидел Рудика. Час тому назад они разошлись по домам и вдруг один из участников новогодней вечеринки, запыхавшись, извиняется за беспокойство…

— Что-нибудь случилось? — встревожился он. — Заходи. Я токо был улёгся!

— Одевайся и идём: тебя хочет видеть тётя.

— Что-нибудь насчёт Андрюхи?..

— По-моему, нет. Я даже не успел расспросить.

Ходики оттиктакивали первые часы января сорок третьего… Если прислали в столь позднее время, значит, и впрямь что-то важное. Ванько мигом собрался, и они побежали.

Морозец крепко подсушил непролазную грязь, бежать по улице было легко.

И дед, и мать Рудика уже, пожалуй, спали, лишь тётя всё ещё сидела за столом одетая, при свете парафиновой свечи, каковыми ребята запаслись недавно в амбаре. Ванько поздоровался, поздравив «с наступившим».

— Спасибо. И тебя также. Садитесь, — предложила Ольга Готлобовна.

Оба молча сели напротив неё.

— Ты помнишь паренька, с которым сидели в изоляторе, а ночью сбежали, — начала она издалека.

— Степу? Конешно! Я недавно с ним виделся.

— Этот пострел снова влип…

— Что вы говорите! За что?

— Вооружились обрезом и удумали освобождать арестованных. Не из каталажки, а уже на выходе из станицы. Они их, правда, всё-таки освободили, но заплатили за это дорогой ценой. Одного мальчишку конвоиры застрелили насмерть и троих схватили, в их числе и Степу. Ранив при этом в ногу.

— Их теперь повесят?

— Гитлеровцы уже избегают расправляться со своими жертвами столь демонстративным способом. Но — хрен редьки не слаще — ребята приговорены к расстрелу.

Ольга Готлобовна заметила, как взбугрились у Ванька желваки и стиснулись кулаки. Ей и самой нелегко было сообщать такие вести.

— Их, конешно, допрашивали, били!..

— Без этого не бывает… Правда, ребята несли всякую околесицу, не назвав ни адресов, ни фамилий соучастников. Но я послала за тобой не только для того, чтобы сообщить об этом несчастье. Этот Степа — он почему-то не грубил мне, как в первый раз и даже назвал по имени-отчеству (она сделала паузу и пристально посмотрела Ваньку в глаза) — так вот он, улучив момент, попросил поставить тебя в известность. Я пообещала.

— Спасибо. Они щас где, пацаны, сёдни их не расстреляют?

— Полагаю, с ё д н и (на этом слове она сделала ударение) они ещё переночуют в изоляторе.

— Представляю, какая там холодина!.. Расстреливают до сих пор за станицей?

— Где-то там… Сначала заставляют вырыть для себя яму, чтобы скрыть следы преступления. Иногда, правда, готовят яму заблаговременно сами.

— Ну что ж, спасибо, что передали Стёпкину просьбу… — Ванько поднялся, чтобы уйти.

— Погоди, — словно бы спохватилась она. — Ты хочешь что-то предпринять?