Шрифт:
— Словно заново рождается Уралмаш, — говорил он нам.
— Этот БЦСМК, блок цехов сварочных машиностроительных конструкций, сразу вдвое усилит завод. И главное — новейшая технология!..
Тогда мы еще не очень ясно представляли, что БЦСМК — лишь одно из первых звеньев цепи реконструкции многих уральских предприятий.
Блок новых цехов на Уралмаше дал возможность увеличить выпуск продукции более чем в два раза; проектная мощность завода выросла в девять раз. Подобная реконструкция произошла на другом свердловском гиганте — словно бы вырос второй Уралхиммаш. Преобразились и электроаппаратный, турбомоторный, пластмассовый, шинный заводы.
Прирост объема промышленного производства за счет изыскания внутренних резервов, обновления технологии и повышения производительности труда стал важнейшей задачей наших пятилеток. Интенсификация производства — генеральная магистраль нашей экономики. Строить новые заводы — да, но главное — все интенсивнее, полнее и экономичнее использовать то, что имеем.
Это особенно ярко и значительно проявилось в последнюю, девятую пятилетку. Недаром такой деловой резонанс получило постановление Центрального Комитета КПСС «Об опыте работы Свердловской партийной организации по увеличению выпуска продукции за счет реконструкции действующих предприятий с минимальными капитальными вложениями».
Громадный прирост промышленной продукции, который дала нам победная девятая пятилетка, почти полностью получен за счет повышения производительности труда. Работа по реконструкции и модернизации Красноуральского медеплавильного комбината, тагильских предприятий, Верх-Исетского и других заводов, автоматизация и механизация производства, замена устаревшего оборудования новым открывают особо благоприятные перспективы для планов десятой пятилетки.
Урал по-молодому расправляет богатырские плечи. Десятая пятилетка сулит новые победы.
Первопроходчики нового мира не знают передышек. Дорога у них — без привалов.
ТАК БЫЛО НУЖНО
Рассказ
Обойдя засыпанные снегом кучи металлической стружки, Дубов подошел к двери и отворил ее. Жужжащий шум вошел в уши, и знакомый запах машинного масла охватил Дубова. Никто из рабочих не обратил на него внимания. Только парнишка, работавший за верстаком у самого входа, глянул на вошедшего, шмыгнул носом и с ожесточением зашаркал напильником.
Дубов шагнул к двери в цех. Его остановил усач в дубленом полушубке:
— Пропуск, гражданин.
— Вот.
— Нет, нам не такой надо… Это на завод…
— Я на завод и пришел.
— Нет, вы в механический цех пришли.
— Ну так что же? — рассердился Дубов.
— Ну так я объясняю вам вполне конкретно: в цех нужен пропуск, — тоже рассердился вахтер.
«Вот оказия, — подумал Дубов, — тут порядки завели почище фронтовых» — и, ощущая на себе непреклонный взгляд усача, сказал уже мирно:
— А может, пропустишь, дядя? Я ведь здешний. Раньше тут работал, вон и станок мой…
Вахтер внимательно, уже с любопытством, посмотрел на незнакомого гражданина. На нем — серая солдатская шинель и поношенная армейская шапка с темным и чистым, невыцветшим пятнышком — следом красноармейской звездочки. Лицо у гражданина молодое, простецкое. Сильные скулы блестят от бритвы и мыла. Глаза светлые, а бровей почти не видно. Зато по всему лицу ярко проступают веснушки. На взгляд человек положительный. Но служебный порядок требует строгости, и вахтер, тронув длинный ус, сказал:
— Мне, гражданин, конкретно неизвестно, кто вы такой и где работали. Пропустить я не в правах, и вообще мне разговаривать долго не положено. Так что давайте пройдемте обратно.
«Придется, видно, повернуть оглобли», — с досадой решил Дубов, но в это время из цеховой конторки вышел и засеменил по цеху бритоголовый человечек. Дубов сразу узнал в нем Федора Черенка и окликнул. Черенок остановился, прищурился близоруко и, всплеснув руками, побежал к двери.
— Иван? Дубов? Чертяка те в бок! Да, смотрите-ка, ведь он самый. Совершенно абсолютно. Ну-ка, дай я тебя обожму. Экий ты, а! И все такой же конопатый. Ну-ну. Исключительно замечательно! Пойдем давай, пойдем…
Он потащил Дубова в конторку, вахтер растерянно оглядывался, не зная, что предпринять: пустить без пропуска нельзя и задержать, когда само начальство ведет, тоже неудобно. Потоптавшись в нерешительности, он досадливо крутнул головой и крякнул:
— Эк ведь… неконкретность какая вышла…
Черенок усадил Дубова на потрепанный, продранный диван, а сам уселся напротив, за стол.
— Ну, чертяка те в бок, рассказывай. Как воевалось? Надолго к нам? Сколько немцев побил? Почему не писал? А ну, покажи-ка грудь. Покажи, покажи… О, да ты, брат, герой! Экую награду отхватил. Видать, отличился, а? Ну-ну, послушаем…