Что он думал, глядя на них? Вспоминал грохочущую полутьму ночного цеха в далеком родном Первоуральске и вот таких же малых у станков и станов и себя? Или своих меньших — Вовку, Мишу, Раю, оставшихся дома?..

Танкисты рвались вперед. Лепель, Молодечно, Вилейка… Городок этот прилепился на реке Вилии — той самой, на которой стоит и древний Вильнюс, столица Литвы. Они взяли и Вильнюс…

Один бой на литовской земле Николай вспоминает особенно часто. Три машины их танковой разведки с саперами на броне вышли «пощупать» железную дорогу. Откуда ни возьмись, одна-одинешенька в поле девчонка.

— Вы русские? — спросила она на чистом русском языке.

— Мы русские, а ты вот кто?

— Мне нужно главного командира.

— Зачем он тебе?

— Я связная, — сказала она и, не дожидаясь «главного командира», поведала, что на ближней станции стоит бронепоезд, а в городке много фрицев с машинами и пушками.

Разведчиков уже догоняли танки первого батальона. Было принято решение сделать у полотна дороги засаду.

Машины замаскировали в кустарнике. И тут показался бронепоезд. Танкисты решили дать ему бой, отрезав при этом отход. Два сапера, прихватив мину и гранаты, скрытно побежали к полотну дороги.

Началась огневая дуэль между бронепоездом и танками. Саперы тем временем заложили в тылу поезда под рельсы мину, но взорвать ее не успели: бронепоезд начал отходить. Уйдет?.. Ведь уйдет! И тут танкисты увидели, как сержант-сапер, властно отогнав напарника, с расстояния в пять-шесть метров бросил в мину гранату.

Самого его разнесло в клочья. Бронепоезд остановился. Пушки танкистов ударили по нему. Загорелся паровоз, вагон… скоро пылал весь броневой состав. Выскакивающих из него фашистов вбивали в землю пулеметы.

— Я не забуду этого сержанта… Опять вот — имени не знаю, а забыть — не могу. И девчоночку эту… Когда мы хватились, ее и след простыл. Кто такая? Связная? Партизан мы там не встречали. Пришла из городка? Это же двадцать пять или тридцать километров, через фашистские заслоны, а ей лет одиннадцать или двенадцать, не больше. Мы лет десять назад даже к писателю Смирнову Сергею Сергеевичу обращались, да разве найдешь ее теперь, эту замечательную девчоночку?!.

Потом был Шяуляй. А за Шяуляем — последний бой Николая Сухих.

До Риги оставалось километров сто двадцать пять. Они не спали трое суток и уснули мертвецки. Была ночь. Но пришел командир батальона и разбудил три экипажа разведки. И обоих Николаев, конечно, разбудил. Надо было разведать путь и переправу через речку впереди.

Бажуков шел на первой машине. Сухих — на третьей. Местность была холмистой, двигаться следовало осторожно. Последний перед речкой холм решили обогнуть по лощине возле леса. В полукилометре справа показался домик. Танк Бажукова двинулся к нему. Все было спокойно. За первым танком пошли остальные.

Вдруг первый дернулся и вспыхнул. Ударили пушки. Справа в лесу заработали минометы. Засада!

Командир разведки, находившийся в третьей машине, выпрыгнул, чтобы лучше уяснить обстановку. Командование оставшимися танками на время принял Николай Сухих. Первый горел, второй повернул влево, в рожь, третий двинулся к лесу. Надо было принять бой. Надо было держаться до прихода основных сил.

Николай Бажуков, когда его машину саданул вражеский снаряд, был как раз на связи с комбатом и успел передать:

— Танк горит. Встретили противника, силы неизвестны. Будем вести бой двумя коробками, — и выбрался из танка, раненный в живот и в ногу.

Он выбрался и пополз к домику, а за домиком наткнулся на землянку, в которой прятались жители, ему сделали перевязку, и он пополз обратно, туда, где вели бой его друзья.

А им приходилось трудно. Они отстреливались, но снаряды кончались.

Николай Сухих услышал стук по башне. Он открыл люк и помог влезть командиру разведки, своему командиру. Тот был ранен: сквозная в плече и разрывная выше колена.

Фашисты были совсем близко, метрах в ста. Приходилось все время маневрировать.

Миша, заряжающий, закричал:

— Все, Коля, амба, снаряды кончились!

Николай стал перевязывать командира. Он успел наложить пакет на плечо и начал обкручивать бинтом, как вдруг сильно пыхнуло пламя и его бросило с сиденья.

Очнулся — ничего не видно, дышать нечем, плотный горький дым дерет горло. Надо вылезать. А голова гудит и раскалывается, правые нога и рука совсем не чувствуются, будто их нет. Надо вылезать!.. Левой рукой он нащупал первое сиденье, подтянулся, потом ухватился за второе, подтянулся еще… вот и край люка. Люк открыт: через него выбрался командир.