— Особенно Хью, вечно озлобленный и язвительный, — не удержался я от насмешливой реплики.

— В самую последнюю секунду он помягчел и подобрел, наш ершистый мальчик. Видели бы вы его глаза перед уходом…

Всплыли в памяти слова Джекоба о том, как старалась мстительная Пчеломатка уязвить и оскорбить напоследок дерзкого юнца. Но я счел за лучшее промолчать.

— Так что, день и час не назову, но могу уверить, что скоро. Когда именно, решает лечащий врач, Роу. Ему известно ваше состояние лучше, чем кому-либо другому. Скоро, скоро. Вам недолго мучиться в ожидании!

На пороге она пленительно улыбнулась. Цокнули плоские голубые камушки на полной шее. Отчего-то пришла ассоциация с драконом — крупным, вальяжным, в красивой чешуе цвета неба.

— Прощайте.

Мара помедлила, но вместо того чтобы выйти, вернулась на диван. Видимо, озаренная новой мыслью.

— Можно, я опять использую вас вместо ночного горшка? В самый последний раз?

Я промолчал: тянуло ответить резкостью, но останавливало любопытство: что еще выложит это поразительное существо? К тому же недостаток сна путал мысли, и выстроить остроумную фразу было непросто.

— Отчего вы не спросите меня, как поживает наш пленник? И вообще, пережил ли он пожар?

— Вы про испанца?

— Вы на редкость догадливы.

Я сообразил с удивлением и стыдом, что мысль о запертом любовнике Мары ни разу не пришла в голову в те страшные минуты. Вряд ли виной суматоха и паника: несчастный юнец попросту слишком мало для меня значил. Невзрачное проходное полотно в моем внутреннем музее, мимо которого пробегаешь без остановки и, тем более, любования или обдумывания. Больше того, за дни, прошедшие с пожара, я также ни разу о нем не подумал. Бедолага - пленник совершенно выпал у меня из головы. А ведь он никак не статист в насущном жизненном сюжете: именно из-за него Маре пришла в голову чудовищная идея аннигиляции души.

— Говоря по правде, напрочь забыл о его существовании. И как же молодой человек пережил пожар? Надеюсь, не задохнулся в своем подвале?

— Конечно же, задохнулся.

— Боже, какая мучительная смерть. Неужели вы о нем забыли?

— Отнюдь. Я помню о своем сладком мальчике каждый миг своей жизни.

Ну да, Мара несомненно подумала о нем в первую очередь. И хладнокровно снимала пожар на видео, в то время как ее зеленоглазый красавчик, ее сладенький мальчик задыхался от дыма и орал от невыносимого жара. Впрочем, криков слышно не было. Неужели он принял смерть молча? Ах да, матрасы, они поглотили все звуки.

— У вас на редкость крепкая выдержка.

— Бросьте. При чем тут это? Мне досадно, признаюсь откровенно, что гнилая душонка избежала аннигиляции, но несколько утешает мысль, что подонок совершил переход в таком состоянии, что последующие воплощения — не одно, а целый ряд — будут на редкость жалкими.

— Он родится жабой или ящерицей?

Мара бархатисто рассмеялась, бросив на меня взгляд лукавый и торжествующий.

— Хуже. Воплощение в теле жабы было бы для него редкой удачей. Хотите, я расскажу, что именно сделали, всего за пару дней до пожара, с этим великолепным экземпляром человеческого самца, с этим надменным безмозглым мачо?

— Нет.

— Ну, какой вы! — она разочарованно сморщилась. — Не стройте же из себя неженку и человека без кожи. Уверена, вы сгораете от любопытства.

— Я сказал: нет. Я не буду слушать.

— А я буду говорить! — рассердилась Мара. — Иначе, зачем я сюда пришла, по-вашему? Мне хочется поделиться, а кроме вас некому. Не мужу же, в самом деле? К чему лишний раз растравлять его самолюбие. Да и не оценит он проделанное как следует при своей врожденной тупости и толстокожести. И не глупеньким девочкам вроде Юдит, пусть и считающим себя крайне умненькими. Ну же, Норди! Не выходите из своей роли, не портите пьесу.

— Мне очень лестно, что ночным горшком в очередной раз выбран я. А не Майер и не Юдит. Но слушать о садистских издевательствах над беззащитным человеком я не намерен. Хватит с того, что вы дали ему сгореть заживо. Увольте: никакого любопытства во мне эта тема не вызывает.

— А мне хочется, хочется, хочется, чтобы вы слушали!!!

Она затопала ногами, как капризный ребенок. Прическа растрепалась, глаза злобно искрили, ноздри трепетали с удвоенной силой.

— Да я просто уйду, и всё. — Я шагнул к вешалке и взялся за куртку. — Рассказывайте ваши ужасы стенам.

— Стойте! Не смейте уходить!.. — Пчеломатка была близка к истерике. — Неужели вы до сих пор не поняли, что мне нельзя перечить? Не уразумели, при вашем высоком ай-кю, с кем имеете дело?!

— И что же вы сделаете со мной в случае неповиновения? — Мне и впрямь было любопытно услышать ответ на этот вопрос.

— О Боже, — она вздохнула, прикрыв глаза, словно утомившиеся от горения. (Томная лицемерная тварь.) — Метод простенький, тот же, что и с моим испанским дружочком. К чему трудиться, выдумывая что-то новое, когда старенькое показало свою эффективность?