Судья суровый был, за малейший шорох в зале людей карал, но, видно, и его речуга матери впечатлила, он ей разрешил говорить. И такое полилось! Истеричка заголосила: «На дочери печать дьявола. Вон отпечаток его лапы на шее, она с рождения испорчена, с двенадцати лет с мужиками за деньги спит, из дома ворует, врет всем! Если на свободе ее оставите, она не остановится, да она всех родичей убила, деда своего в могилу свела. На пятно смотрите, на пятно! Когда ее крестили, в церкви все свечи разом погасли. Батюшка купель опрокинул… Вот вы сейчас рядом с ней, и на вас проклятье дьявола перейдет». И давай какие-то церковные гимны петь. Охрана прибежала и мать Королевой вытурила, а я смотрю на шею Анны, и мороз пробирает. Пятно у подсудимой странное, реально отпечаток большой кошачьей лапы, неприятно как-то стало, и не только мне, смотрю, даже у судьи бровь задергалась, но он быстро в себя пришел, хотел что-то сказать, и тут Анюта поднимается и кричит: «Неправда! Мать меня всегда ненавидела. Я хорошая, я не дочь дьявола, вот пусть мне потолок на голову упадет, если вру. Пусть все сверху рухнет, если на мне печать сатаны!»

Королева закрыла лицо руками, а Яковлева продолжала:

– Не успела подсудимая рот захлопнуть… Ну не поверите! Через секунду обваливается здоровущий кусок лепнины, прямо позади судьи шлепается. Бабах! Сначала тишина в зале, потом те, кто поглазеть на процесс приперся, как ломанутся на выход. Прокурор с адвокатом тоже деру дали, судья побледнел, молотком по столу стучит, орет: «Здание ветхое, ремонт сто лет не делали, здесь постоянно что-то ломается». Но нет, все удрали, я тоже ушла, заявление об уходе накатала и в кадры сдала. Ясно теперь, почему я Анюту запомнила? Даже имя ее не забыла.

– Да уж, – кивнула я. – И как развивались события дальше?

Яковлева скрестила руки на груди.

– Ничего я Королевой сразу не сказала, кланялась ей в пояс, благодарила за помощь Сонечке. Вечером позвонила приятелю, он хакер, попросила его залезть в отдел персонала журнала «Красавица», найти данные Королевой и прислать мне. Как и думала, там упоминания про пребывание на зоне не было, она указала, что в те годы училась в институте. Не соврала, на самом деле экзамены-зачеты сдавала, просто «забыла» сообщить, что получала высшее образование за решеткой. На следующий день мы с Анютой по душам покалякали и договорились: она делает Соню победительницей, обладательницей Гран-при, а я держу язык за зубами.

Вера покраснела и замолчала.

– Но бывшая зэчка подвела вас, – продолжила я, – правда, сначала все получилось, Соня оказалась в финале, а потом, упс! Анюта вовсе не всемогуща. Или она не захотела помочь шантажистке.

– Неправда, – испугалась Королева, – я старалась, как могла. После второго тура представила Соню Алле Константиновне как самую достойную кандидатку на победу. Все сделала для девочки. Обычно Миронова со мной соглашается, а тут заартачилась и отрубила: «Нет! Григорьева будет первой, со вторым-третьим местом я потом разберусь». А когда Галина Сергеевна умерла, Алла меня предупредила: «Вторая – Алиса! Хочу поддержать бедную девочку, пережившую огромный стресс». Я перепугалась. Что Вера предпримет, когда услышит, на каком месте ее дочь оказалась? Серебряная награда еще ничего, но бронзовая вообще позор.

– Ты могла на жюри надавить, – прошипела Вера. – Объяснить, как это делается?

Королева начала оправдываться:

– Судьи все, кроме вас, Виола, от холдинга «Красавица» зависят, так или иначе они с нами связаны. Иногда уже на кастинге я знаю, кто первое место займет. В прошлом году победила Маша Шаповалова, ребенок из бедной многодетной семьи. Никаких спонсоров за плечами у нее нет и не особенно яркие данные. Да только ее мать приходит к Алле три раза в день собачку прогуливать. Мало кому сей факт известен.

– Болонка, блин… – выругалась Вера.

– Председатель жюри всегда звезда, – неслась дальше Анюта, – но он ничего не решает, правда, наивный, думает, что рефери голосуют честно. Но в реальности процессом Алла рулит. Не стоит пытаться на жюри давить. Никто из его членов не станет конфликтовать с Мироновой. Я ничего не сказала Вере про третье место.

– Ага, – перебила Яковлева, – ни словечка. Я как дура жду, когда корону дочке на голову наденут, и получаю тряпкой по морде. Соня в слезы, я сначала ее утешала, потом заставила на банкет пойти и сама в зал зашла, а там Марина Григорьева розой цветет, перед журналистами выпендривается, то так повернется, то этак. Дочка опять зарыдала, я ее в комнату отдыха на втором этаже затолкала, велела сидеть молча, сама побежала Королеву искать, но ее нигде не было. И ведь звонила мерзавке сто раз, а дрянь трубку не брала, но я упорная, написала ей эсэмэску: «Не ответишь, пойду к Алле и расскажу про зону». Ну и поговорили, пока я в туалете была. Я и подумать не могла, что вы затаились в кабинке и меня слушаете.

– Отлично помню эту беседу, – подтвердила я. – Вы потом говорили: «Убью Таньку». Пошли на банкет, увидели на служебной лестнице Григорьеву и столкнули ее, со своей злостью не справились.

Хозяйка квартиры обхватила себя руками.

– Я была на втором этаже, вызвала лифт, он не едет, горит постоянно сигнал «занято». Вдруг Анюта появляется, а с ней стилист Костя. Королева давай дурочку валять.

– Ах, ах, Верочка, вы наверх? В банкетный зал?

Так хотелось ей по морде дать, но ведь не при Константине же! Я кивнула в ответ. Стилист достал карточку от лифта сотрудников.

– Я на пятый, давайте на служебном прокатимся, на общем народ с тусовки туда-сюда ездит, мы его никогда не дождемся.

Мы с Анютой вышли наверху, глядь! Туфля, сумочка… Я не сообразила, что к чему, а Королева к перилам подскочила, вниз посмотрела и прошептала:

– Верочка, Татьяна с собой покончила, она там лежит… мертвая.

Я не поверила, подошла к ней поближе:

– Еще чего придумаешь, чтобы разговора со мной избежать?

Королева за сердце схватилась, посинела прямо, я встревожилась, посмотрела вниз, жуть! Танька на асфальте в какой-то черной луже. Через секунду до меня дошло: это кровь. Я свой клатч уронила, он раскрылся, косметика по полу разлетелась. Стою в ступоре, не знаю, что делать. Потом смотрю, Анюта содержимое сумочки складывает, подает мне и говорит: