Ведома снова поднялась – сидеть дальше было невозможно. Казалось, неведомая опасность приближается из темноты – из этих углов покинутого жилья, что уже много-много лет не видели огня. Даже снаружи, в мокром лесу, было не так страшно. Сбежав из собственного рода, но не сумев найти места в другом, она оказалась выброшена из людского мира и теперь представляла легкую добычу для Нави.

Она торопливо пробежала избу, толкнула дверь, выскочила наружу. В лицо ударил влажный ветер, но все же ужас отступил, остался позади, в черном провале избушки. И Ведома пошла через полянку, через пустошь, покрытую уже вялыми метелками травы, что когда-то поднимались до ее плеч. Она помнила дорогу отсюда на Ярилин луг, а уж оттуда пройти к Свинческу не составит труда. Она шла все быстрее, понимая, что не успеет до ночи. В Навь она не хотела, а пути назад не было. Оставалась последняя дорога – домой.

Выйдя к берегу Днепра, дальше Ведома пошла не спеша. Сумерки сгущались, она плохо видела землю под ногами, а к тому же чувствовала слабость – целый день почти ничего не ела. Было больно от мысли, что ее недолгая замужняя жизнь и Равдан остаются за спиной, но она старалась думать о матери. Как та ей обрадуется!

Вдруг кто-то окликнул ее:

– Перепелка!

Она остановилась, обернулась: ее нагоняла знакомая рослая фигура.

– Слава чурам! – Равдан подбежал к ней и схватил за плечи. – Уж я бежал, бежал за тобой… Только с поля вернулся, не умылся даже, а там…

– Что – там? – с тревогой, но и надеждой спросила Ведома.

Равдан вместо ответа обнял ее и прижал к груди, и она прильнула к нему, закрыв глаза. Его присутствие уже принесло ей облегчение, его объятия согрели, она чуть не заплакала. К тому же Равдан был явно рад, что нашел ее. Если муж от нее не отказался, остальное сейчас казалось неважным.

– Дуры бабы ополчились! – с досадой сказал Равдан. – Орут, что все дети у них перемрут. Мышатка гороху объелась, а они все будто с ума посходили.

– Им за детей страшно, – вздохнула Ведома.

Все помнили, как тяжело болела и умирала Уксиня, и никому не хотелось увидеть в том же состоянии свое дитя.

– А отец что?

– Отец сказал, чтобы мы пока не возвращались, – ответил Равдан, и это «мы» согрело сердце Ведомы, хотя радоваться было нечему. – Сказал, чтобы шли к его сестре, тетке Упряме, она замужем в Белодедичах живет. Это далековато, правда, зато туда слухов этих дурацких не доходило. А потом, коли бабы уймутся, он за нами пришлет. Сказал, я сам виноват – привел девку…

– Неведомо чью, – закончила за него Ведома.

– Хорошо, я догнал тебя. Бежал, как лось. Нечуйка не догадался спросить, где ты будешь. Я уже по дороге про Кувшиновичи вспомнил. Но чего же ты ушла оттуда? – Равдан наклонился и заглянул ей в лицо. – Какая-никакая, а крыша над головой. Того гляди, дождь пойдет.

– Я… Страшно там, – прошептала Ведома. – Будто Навь изо всех углов смотрит. Я и подумала…

– Что ты подумала?

– Может, не надо… Взял бы ты хорошую девку, чтобы род был в доброй славе… А я пойду назад…

– Куда – назад?

– Ну… к матери…

Равдан немного помолчал, потом взял ее за плечи и потащил прочь от реки:

– Э, э, осади назад! К матери она пойдет! Твоя мать спит давно и не узнает тебя!

– Откуда ты знаешь? – изумилась Ведома.

Неужели, пока она тут бродит, пришли дурные вести из Свинческа? Ведома рванулась, будто хотела высвободиться из его рук и бежать через ночь к городу, но Равдан сжал крепче и снова подтолкнул к лесу.

– А чего тут знать? Велика мудрость – все знают, что водяной к ледоставу засыпает.

– Чего?

– Ну, еще река не встала, но батюшка твой уже там лягушек наелся до отвала, в мягком иле гнездо свил и думает укладываться. А матушка ему подушки свежей осокой набила…

В первый момент Ведома ничего не поняла: князь Сверкер наелся лягушек и вьет себе гнездо в иле?

А потом начала смеяться. Да ведь Равдан говорит о водяном! Он же думает, что его жена – русалка, а значит, ее отец и мать – в реке!

– Нет! – От безумного хохота она едва могла говорить, сгибалась пополам и хваталась за рукав Равдана, чтобы не упасть. – Я не в реку шла… Моя мать… не там…

– Тогда где же твоя мать?

Равдан тоже устал от этой неизвестности, которая уже навлекла на него изгнание из родной веси. Он не собирался отрекаться от жены, кем бы она ни оказалась, но пришло время узнать правду.

Наконец Ведома перестала смеяться, вытерла слезы, поправила сбившийся платок. Потом взяла Равдана за обе руки и сквозь густеющие сумерки снизу вверх вгляделась в его лицо.

– Мой отец – не водяной. Мой отец – князь Сверкер.

Равдан молча смотрел ей в глаза, стараясь осмыслить это открытие. И когда он его осознал, первая его ясная мысль была такая: слава чурам, что он так и не рассказал жене о том, как лазил с Лютояром в могилу Биргира и чем это кончилось…