— Прошу извинить, господа, но разве кто-нибудь из присутствующих видел когда-нибудь живого эфора?

Глаза всех присутствующих устремились на Микала Мордтмана, который задал этот вопрос, корректно стоя у этажерки. Но вот глаза его встретились с глазами фру Венке. И тогда фру Венке громко и весело рассмеялась.

— Спасибо, господин Мордтман, — сказала она. — Тысячу раз благодарю за помощь! И теперь я открыто спрошу, господа: что такое эфор? Кто является эфором здесь, в нашей школе?

Ректор, несколько ошеломленный этим вопросом, воскликнул:

— Но, фру Венке, вы, значит, и в самом деле не знаете, что ваш супруг, профессор Левдал, является одним из эфоров нашей школы!

— Мой муж? Карстен? Нет, это просто великолепно! Дорогой господин Абель, не позовете ли вы сюда моего мужа? Я хочу посмотреть на этого эфора.

Старший преподаватель Абель, словно пушинка, вылетел за дверь и вскоре вернулся с профессором, у которого в руке были карты.

— Что за шутки, Венке? — весело спросил профессор.

— О, бесподобные шутки, Карстен! Они говорят, что ты эфор!

— Да, конечно, я эфор…

— И ты представляешь интересы родителей в школе?!

— А разве ты не видела, что на торжественных актах, после экзаменов, я обычно сижу в кресле рядом с хозяевами города? — беспечно сказал профессор. — Однако, Венке, позволь мне уйти, у меня полная рука козырей.

Многие подумали, что если бы профессор присутствовал при начале разговора, он не ответил бы так неосторожно. И тут фру Венке сразу же стала серьезной. Она сказала:

— Вот теперь вы сами видите, как у нас обстоят дела. Это громкое слово «эфор» я вовремя подвергла осмеянию, как оно того и заслуживает. Впрочем, сначала я вообразила себе, что тут, кажется, хорошо и мудро продумано сверху, и нам, маленьким людям и женщинам, можно будет помолчать и предоставить всему идти своим чередом. Но тут я еще раз благодарю за помощь господина Мордтмана! Теперь уже никто больше не обманет меня громкими словами. Уж если Карстен — эфор, то, значит, эфорат — не что иное, как звено в цепи административного обмана, в котором мы все задыхаемся и которым нас одурманивают.

— Как можно так говорить, как можно так говорить, дорогая фру Венке! — возразил ректор. — Должна же быть администрация! Ведь мы не можем управлять школой все вместе.

— Я и не требую этого. Но в каждом деле должны распоряжаться только те, кто несет фактическую ответственность. И в данном случае в деле воспитания детей ответственность прежде всего несет тот, кто произвел на свет ребенка. Но тут у нас явный обман с эфоратом. Эфор не несет никакой ответственности за дела школы и не участвует в ее делах. Он только на торжественных актах сидит в кресле рядом с хозяевами города. О, как это похоже на все наши порядки! Никакой ответственности не найти у нас и днем с огнем, потому что она пересыпана громкими словами и звонкими титулами. И тут сама госпожа безответственность строит себе надежную пирамиду с острейшей вершиной, которая до такой степени безответственна, что считается священной.

— Охладите свой пыл, любезнейшая фру Венке! — воскликнул адвокат Карс.

Он все еще улыбался, потому что перед ним была только дама. Однако такие слова как будто не следовало бы произносить в доме столь высокопоставленного человека.

Фру Венке и в самом деле не подумала об этом. В своем доме она привыкла свободно говорить. Ее муж никогда не сердился на это, но он обычно смягчал и сглаживал все ее резкости.

Некоторое время Микал Мордтман прислушивался к словам фру Венке, а потом у него появилось непреодолимое желание принять участие в разговоре. Да, правда, он был подавлен и удручен своим коммерческим поражением, но дело все равно было проиграно, и, быть может, поэтому ему захотелось сбросить с себя английскую чопорность и выступить в качестве прежнего приверженца свободы и борца за ланнсмол.

Он подошел ближе к столу и принялся излагать свое мнение красивыми и отточенными фразами, сохраняя полное спокойствие, что в высшей степени раздражило гостей, в особенности адъюнкта Олбома.

— Мне тоже всегда казалось странным, — сказал он, — и, пожалуй, даже возмутительным, что наша школа и все, что относится к ней, — это закрытая арена, где ведут свою борьбу только лишь педагоги, прикрываясь своей ученостью и компетентностью. Между тем родителям, которые внесли в это дело самые дорогие вклады, предоставлены здесь самые скромные места для зрителей, места, откуда можно наблюдать только лишь филологическую пыль, поднявшуюся над стенами школы.

Фру Венке, восхищенная этими словами Микала Мордтмана, громко воскликнула, протянув ему обе руки:

— Браво! Браво! Вот уж я не ожидала от вас этого. Откровенно говоря, я думала, что вы… Ну, да что об этом толковать… Я рада, что ошиблась в вас… Идите же сюда скорей, и мы тогда объединимся против наших многочисленных врагов!

Теперь в салоне стало почти тесно, так как сюда подошли многие гости, которых вовсе не интересовала карточная игра. Это были главным образом мелкие коммерсанты, не слишком привыкшие бывать в большом обществе. Теперь они проскользнули сюда и теснились возле стола. Их заинтересовал оживленный разговор, который вела фру Венке.