Шрифт:
Машина тронулась. За ними ещё две. Из небольшого города выехали быстро. Все поняли – в Москву.
– Нельчик, в следующие выходные ты как? – рука потянулась к стройным оголённым ногам, превращая вопрос в желание.
– Ты же знаешь. Не от меня зависит, – взаимно поглаживая его руку, – если что, позвоню.
Он кивнул, смакуя следующую встречу. В нескольких метрах от капота следовавший по пути автомобиль сделал резкий вираж и начал притормаживать. Сделал попытку объехать, не получилось. Четыре человека в передней машине. Трое из них таращились и руками показывали остановиться. Странно, можно сказать, один на дороге, но страх не приходил. Притормаживая к обочине, заметил большее волнение, чем было у него.
Сердце у Нелли ёкнуло, душа взмыла. Побледневшая, она обмякла до кончиков пальцев. «Нерусские. С чего бы? Неужели следили? Знакомый кто?» Все мнимые вопросы мелькнули в секунду разом. Перед тем, как машине остановиться, она неосознанно медленно обернулась, скорее глазами, в пол-оборота головы. Следом катился ещё автомобиль.
За рулём сидел он. Она не верила. «Как? Не может быть!» Голова закружилась, опустошая ум. Неверие, догадки, ожидание чуда на лице отразились безвольным выражением идиота. Всё! Сил хватило только произнести:
– Дорогой, не останавливайся. Солнышко, лапусик, миленький, едем. Он убьёт меня! – говоря это, она понимала невозможность просочиться меж двух зажатых машин. Нехотя, автомобиль оказался в цепкой хватке противостояния, не предполагая, но вышло так.
Остановились. Она вросла в сидение: «Что же будет»?
Её спутник спокойно открыл боковое стекло:
– Чего надо? – вопросительно и холодно поглядывая на проезжих. Вся эта компания, шаболда, так окрестил их про себя, вызывала в нём отвращение.
Высыпавшись из машины, никто не спешил подходить, словно до них не было дела. В зеркало заднего вида и тут же бокового заметил направляющегося парня. «Поцивильней будет этот». Всё дальнейшее сгреблось, как одним махом, в сплошную кучу.
Пассажирская дверь распахнулась, и он услышал потухший возглас:
– Я предупреждала! Ничего хорошего не выйдет.
– Что, шлюха? Выходи, – в возне потонул последний шипящий звук сопротивления, – гнида, мразь, – непонятно, в чей адрес звучало.
Оскорбления с акцентом слились в один звук, фразу, речь. Эдгар захлёбывался, и одно ругательство наслаивалось на другое, матерное.
«Похоже, муж, а если так?» Он пожалел, что не предпринял ничего, пока были в машине на трассе. «Но убегать трусливо я тоже не мог». Он запутывался в желании помочь, но наличие здравого смысла заставляло его, оробевшего, молчать.
Трясясь от страха, Нелли выставила ногу из низкой автомашины и приподняла вторую через порог.
Эдгар выхватил беглым взглядом сверху меж загорелых ног налитой и гладкий треугольник. Это зрелище вдвойне усилило негодование. Вспыхнула буря, и захлестнувший жар страсти попёр наружу волной ещё более разнузданной вседозволенности и агрессии.
Его непонимающие глаза мимолётом остановились на груди жены, опавшей за считанный миг. В осунувшемся её лице отсутствовало понимание. Оно покраснело, отчётливо проглядывали сосуды. Раньше их не было. Глаза набухли и налились багровым цветом.
Свершившаяся перемена производила отталкивающее действие. Белый треугольник, пустая обвалившаяся грудь, невыразительное сменившееся на бледность лицо, воспоминания около гостиницы. Всё это его родную жену, друга, бывшую чуть ли не как мать, братом в одном лице сделало не просто чужим человеком, а врагом. Беспощадным, инородным, ни за грош предавшим и изменившим жизнь и всё, что в ней происходило и должно произойти.
От неё исходил запах чужого, приторного, словно слипшихся потных волос. Вид неприемлемого и отвратительного, как несоразмерно распухшая и расползшаяся опухоль. Слова раздражали хрипловатой и визгливой интонацией и действовали, как собака, готовая укусить.
Нервное потрясение уничтожило напрочь хорошее, благородное, человеческое.
Схватив Нелли за волосы, он поволок её дальше от машины по обочине. Она не сопротивлялась, желая попасть в такт его порывистой хватке и резким движениям. У неё не получалось. Алые колени после ёрзанья по асфальту и грунтовому покрытию почернели. Следом за ними ладони и локти. Застыв на месте и разглядывая её, Эдгар безумствовал.
Стоя на коленях, Нелли повалилась всем телом на землю, обнимая ноги и целуя ботинки, словно, они дарили ей всепрощение. Она просила, умоляла, вымаливала.
– Эдгарчик, Эдгарушка! Прости! Я никогда больше не буду! Никогда. Прости. У меня ничего не было. Не веришь? Ничег-го. Я… Я… Только тебя.
Она торопилась сказать и сбивалась. Хотела в несколько слов вложить все земные смыслы любви. В крике, вопле выразить мольбу о пощаде. Слезами, высыхающими стремительней, чем вода на раскалённом железе, чем убежавшая капля в жарком песке пустыни, выпрашивала помощь у него от него же самого и тех, кто сейчас глядел. Она не видела их, лишь как-то понимая, что есть, как Бог, есть ещё кто-то.