— Йордан Минчев. Разве ты меня не узнал?

— А, Данчо! — оживился старик. — Богатым будешь: не узнал я тебя сразу.

— А что приболел-то, дядя Димитр? — спросил Минчев. — Сердце сдало или простудился?

— Сына Николу и невестку Веселину башибузуки зарезали, старуха моя с ума сошла и безумной по лесам ходит, их ищет. А я вот, Данчо, свалился и не знаю, когда поборю свою слабость.

— Плохи твои дела, дядя Димитр, — сказал Минчев. — Да ты не отчаивайся: русские вот-вот будут в Тырнове.

— Они скоро придут?! — еще больше оживился старик. — Так я, Данчо, и вино для них приготовил, и ракийка у меня есть. Угощу, все у меня есть для братушек!

Минчев смотрел на старика и прикидывал: справится ли он с его трудным поручением? Сказал Димитру, какие заботы привели его в Тырново, на какую помощь он хотел бы рассчитывать с его стороны. Высказал все, а старик молчит. Уставился в потолок — и ни слова.

— Видишь, каким я стал, — медленно проговорил он после долгого раздумья.

— Далеко тебе идти не придется, — успокоил его Минчев. — Здоровью своему ты не повредишь, дядя Димитр!

— Да разве я о здоровье своем беспокоюсь, Данчо? — уже с обидой произнес старик. — Будет жив дядя Димитр или помрет — невелика забота. А вот хватит ли у меня сил? Дойду ли я туда, куда тебе нужно?

— Ходить и не нужно, дядя Димитр: в своем Тырнове ты найдешь нужного человека! — обрадовался первому согласию старика Минчев. — Как только придут сюда русские, так сразу и найдешь. Спросишь или генерала Скобелева-младшего, или полковника Артамонова, любому из них и передашь. А их не окажется — тогда первому генералу или полковнику. Да попроси, чтобы не задержали, а спешно переправили тому, кому на бумаге написано.

— На все это у меня сил хватит, Данчо, — заверил старик.

— Спасибо, дядя Димитр.

— За что спасибо-то? — искренне удивился старик. — Пока я ничего не сделал, а коль и сделаю — общее это дело, болгарское, сынок. Поесть-то хочешь?

— Очень хочу, дядя Димитр, — сознался Минчев.

— Поди в подвал и отрежь кусок сала, какой только съесть можешь. — Старик улыбнулся, тронул отвисший ус. — Не все ешь, Данчо: там должно хватить и на братушек!

— Сколько же у тебя есть сала, дядя Димитр? i

— Да пуда три или четыре, сынок.

— Останется и братушкам! — понял шутку Иордан

— Полк, может, и не накормлю, — бодро продолжал старик, — а роты на две припас, пусть только появятся они в Тырнове! — и дядя Димитр потряс в воздухе костлявым, длинноноготным пальцем. — Когда же ты из нашего Тырнова тронешься... — спросил он, — в свою трудную дорогу?

— Сегодня. Мне медлить нельзя, дядя Димитр! Тебе что-нибудь приготовить?

— Поел я недавно, а вот водички дай... Она у меня в углу стоит...

На рассвете Йордан Минчев уже был в небольшом городке Дрянове, между Тырновом и Габровом. Всюду сновали напуганные турки, доносился плач детей и сердитое брюзжанье стариков, посылавших проклятия неверным. Йордан прислушался к разговорам и понял, что здешние турки тоже боятся русских и готовы бежать день и ночь, хоть месяц кряду, только бы не попасть в их руки. Красавица турчанка, нечаянно обнажившая лицо, заламывала руки и что-то шептала, поглядывая на дорогу, ведущую в Тырнова. Седобородый турок с лицом мудреца что-то шептал зло и исступленно. Молодая турчанка тащила за руки упирающихся, еще сонных детей и грозила, что их съедят эти шакалы русские, если они попадут им в руки. Мужчины смотрели на север с такой ненавистью, что, кажется, одним своим взглядом намеревались испепелить наступающие русские полки и дивизии.

«А если братушек постигнет неудача?! — невольно подумал Минчев и испугался собственной мысли. — Что же тогда будет с нами, с горемычными? Русские уйдут за Дунай, а мы? Потекут, зашумят по Болгарии реки крови. Если и до этого турки никого не щадили, то что же они сделают, когда ненавистью пропитались все, от подростка и женщины до этого мудрого старца, готового, наверное, сию же минуту резать уши и рубить головы всем гяурам!» Эту ужасную мысль Минчев попытался заглушить, вспомнив, сколько войск передвигалось к Дунаю и как эти войска были настроены: обязательно принести свободу народу-страдальцу. «Им надо помочь!» — твердо сказал себе Йордан, и тогда ему захотелось лично добраться до Шипки и вершины Святого Николая, до всех прочих высот и перевалов, чтобы про все разузнать и доставить нужные сведения русскому командованию, которое отныне он считал и своим начальством.

Ночью прошел небольшой дождик, принесший в горы свежесть и прохладу, но горячее июньское солнце, поднявшееся из-за гор, быстро высушило мелкие лужицы и сняло росу с травы. День обещал быть жарким и душным. Минчев расстегнул ситцевую безрукавку, пошитую на турецкий манер, снял с головы полинялую феску, поправил за поясом потускневший сопотский ятаган и пошел вперед, не убыстряя шаг, чтобы не навлечь подозрения турок. Но им до него мало интереса, они заняты своими, куда более насущными делами: спасали себя и свое имущество. Этот полунищий турок, не имеющий даже хромой клячи и идущий пешком, вызывал у них не жалость, а презрение. «Спасибо и на том! — довольно ухмылялся Минчев, — что признали меня за своего, так, бог даст, дойду и до Святого Николая!»