— Увы, я бессильна, — развела руками Хлюстова.

— Понимаю, — кивнул я. — Так что можете ехать.

— Все-таки врач, — сказала она. — Дождусь Бориса Матвеевича. На всякий случай...

— Товарищ прокурор, — сказал Жаров, — я посылал на работу за соседом. Можно пригласить?

— Конечно.

Клепиков, хозяин другой половины дома, был напуган происходящим.

— Этого человека не видел отродясь и никогда о нем не слышал, — сказал он по поводу Домового. — А живу в этом доме скоро как седьмой год.

— Как он вам достался: купили или по наследству? — спросил я.

— Купил. Документы у меня имеются. Могу принесть.

— Потом, если понадобится... Вы часто заходили на половину Митенковой?

— Чтобы не соврать, раза два, может быть, заглянул. Но соседке это не понравилось.

— Давно это было? — поинтересовался я.

— Давно. Мы только въехали. Дай, думаю, поближе познакомлюсь. Жить-то ведь рядышком, через стенку. Хоть и предупреждал бывший хозяин, что Валерия Кирилловна ни с кем с нашей улицы не знается. И вправду. Дальше сеней не пустила. Я, впрочем, не обиделся.

— У вас слышно, что творится на этой половине?

— Не скажу. Поставили дом добро. Кирпич. Конечно, когда она ночью ходила по комнатам, немного слышно. Ночью вокруг тихо, — поправился Клепиков. — Мы все с женой дивились: как это человек себя не бережет? Днем на работе, а ночью даже в собственном доме отдыха не знает. Разве можно так жить? И ведь одна. Не скрою, удивлялись, когда же спит Валерия Кирилловна...

— А разговоров, других звуков не слышали? — снова спросил я.

— Такого не было, — признался сосед Митенковой. — Даже ни радио, ни телевизора. В этом смысле — отдыхай в любое время, не обеспокоят.

Скоро мы Клепикова отпустили.

— Что вы скажете, Константин Сергеевич? — спросил я.

— Странно, товарищ прокурор, — ответил Жаров. — Судя по комфорту, старик прожил здесь не один день. Сундучок добротный. Даже дырочки для воздуха предусмотрены. И пропилены не вчера...

Вот таким образом произошло знакомство со странным жильцом покойной бухгалтерши. Это дело доставило нам порядком хлопот.

На следующий день следователь приехал в прокуратуру с материалами обыска.

— Сначала поговорим о Митенковой, — попросил я.

— Возраст пятьдесят три года. В Зорянске проживает с тридцатого. Полдома досталось от отца, ушедшего на фронт в самом начале войны и вскоре погибшего. Мать ее в июне сорок первого гостила у родственников в Полоцке. Пропала без вести. Скорее всего угодила под бомбежку по дороге домой. Брат Митенковой тоже ушел на войну в первые дни войны. Картина насчет него неясная. Похоронки в бумагах покойной не обнаружено. И любых других справок. — Я, не прерывая следователя, сделал пометки на листке: «Отец, брат?» Жаров бросил короткий взгляд на бумагу и продолжал: — На керамическом заводе Митенкова работала со дня его основания, то есть с сорок девятого года. До этого была учетчицей на хлебозаводе. Всю войну, вплоть до поступления на последнюю работу.

— Она не эвакуировалась?

— Нет. Прожила при немцах в Зорянске. Любопытные листовки сохранились у нее со времен войны. Вернее, фашистские приказы...

Я раскрыл папку. Действительно, Митенкова сберегла для потомков интересные документы тех дней. Напечатанные крупным шрифтом, в черной рамке, на грубой, едва не оберточной бумаге. Поразительно, но без единой ошибки. Сразу видно, под руководством грамотного русского человека. Наверное, предателя. Мало ли их тогда объявилось!

Читал я приказы с любопытством. И не без волнения. Война — целая эпоха для людей моих лет.

Первый был лаконичный.

Все мужчины в возрасте от пятнадцати до шестидесяти лет обязаны явиться в жилуправление своего района, имея при себе удостоверение личности.

Штадткомендант Кугельгард.

Зорянск, август 1941 года».

Следующий приказ — целое послание к населению.

Каждый, кто непосредственно или косвенно поддержит или спрячет у себя членов банд, саботажников, пленных беглецов, жидов, партийных, советских работников и членов их семей или предоставит кому-нибудь из них пищу или иную помощь, будет покаран смертью.

Все имущество его конфискуется. Такое же наказание постигнет всех, кто, зная об их местонахождении, не сообщит немедленно об этом в ближайшее полицейское управление, военному командованию или немецкому руководству.

Кто своим сообщением поможет поймать членов любой банды, бродяг, жидов, партийных и советских работников или членов их семей, получит тысячу рублей вознаграждения либо право первенства в получении продовольственных продуктов.

Штадткомендант Кугельгард.

Зорянск, октябрь 1941 года».