— Что он предложил?

— Не знаешь?

— Честное слово.

— Заведующим стройотделом райисполкома. Потеха…

Андрей вошел в работу, как гвоздь в мягкое дерево: с одного удара по самую шляпку.

Не было ни стройматериалов, ни рабочих рук, ни специалистов. Зато были планы, заявки, просьбы, требования. Андрей бегал по организациям, писал, звонил, телеграфировал, ездил в Свердловск, Омск и Тюмень, но дело от этого почти не двигалось. Тогда-то и родилась у него дерзкая мысль. Кое-кто посмеялся над ним — «фантазер».

Полина, выслушав мужа, участливо заглянула в его запавшие грустные глаза и ласково сказала:

— Замаешься, Андрюша. Дело ты задумал нужное, но многотрудное.

— Ничего. — Он упрямо качнул головой. — Ничего. — Помолчал, не глядя на жену, договорил: — Мне своих сил не жаль. Надо же их хоть на что-то тратить. Пить — не хочу, душа не принимает. А…

Она мягко положила ладонь на его вздрагивающую руку, прижала ее:

— А силы тебе не занимать. И коль есть желание — разворачивайся. Только сходи снова к Рыбакову. Без его поддержки тебе не осилить.

— Ладно.

Целую неделю Андрей ловил Рыбакова и не мог поймать: то он в колхозе, то на бюро или заседании. Встреча произошла неожиданно.

Как-то ранним вечером Андрей стоял на обочине дороги. Мимо летела цепочка девушек-лыжниц. Они бежали торопливой, ходкой перебежкой. Андрей в прошлом был неплохим лыжником и сейчас с завистью следил за девчатами.

— Любуешься, комбат? — прогудел над ухом знакомый голос.

Андрей вздрогнул, повернулся. Рядом, протягивая руку, стоял Рыбаков.

— Любуюсь. — Пожал руку Василию Ивановичу. — Молодость вспомнил.

— Почему молодость? Разве на войне не довелось на лыжах погарцевать?

— Нет. Я же командовал саперным батальоном. Мы все переправы строили. Сколько этих переправ навели. Соединить бы их все в одну — вышел бы мостик километров на сто. Потеха. Хорошее было дело.

— Не горюй, комбат. У тебя и здесь немало хороших дел.

— Это верно. Я вот одну штуковинку задумал. Хотел посоветоваться.

— Валяй.

Они медленно зашагали серединой дороги. Оба под стать друг другу — высокие, плечистые, поджарые. Рыбаков с интересом слушал Федотова. Время от времени кивал головой, приговаривая: «Дело». А когда комбат выговорился, полковой комиссар сказал:

— Стоящее дело. Двигай…

В районной газете появилось объявление:

К назначенному времени зал Дома культуры был полон. Инвалиды пришли в боевой форме, с нашивками и наградами. Неумолчной горной речкой плескались голоса. Здесь говорили о разном, но больше всего о войне. Казалось бы, все здесь знали друг друга, не раз встречались и беседовали. А вот сошлись, и снова слышатся радостные возгласы. Собираются гуртом однополчане, и начинаются воспоминания.

Пришли сюда и незваные, которых любопытство из щели в щель загоняет. И, конечно же, райкомовский сторож Лукьяныч. Старик расхаживал, браво выгнув грудь, громко стуча деревяшкой. Он подходил к сгрудившимся в кучи инвалидам, прислушивался к разговору, преувеличенно громко хмыкал, поддакивал, вставлял словечки, всеми силами норовя привлечь к себе внимание. Это ему не удавалось, и раздосадованный старик подумывал уже, не отправиться ли восвояси, как вдруг его окликнули:

— Эй, старина! Ходи сюда.

Лукьяныч несказанно обрадовался, узнав однорукого солдата, который однажды едва не прибил его костылем. Проворно протиснулся к старому знакомому, ощерил в улыбке прокуренные зубы, разгладил бороду.

— Как живешь, дед?

— Мне теперича не жизнь, а сплошной праздник, — важно начал Лукьяныч.

— Это почему же так? — полюбопытствовал кто-то.

Старик только того и ждал. Расправил плечи, набрал полную грудь воздуху и с жаром заговорил:

— Я, почитай, именинник. Ванюху моего, сына, значит, к Герою представили, к Золотой Звезде.

— Ну?

— Здорово!

— За что?

— Разведчик он у меня. Отчаянный. Его только на самые что ни на есть важные задания посылают. Где уж никому не под силу, там его выпускают. И немцы его страсть как боятся. Вот как-то главному нашему начальнику запонадобился «язык». Да ишо офицерский. А где его взять? Стало быть, надо к нам какого ни то обера приволочь. Целую неделю наши разведчики бились, сколь людей сгубили, и все зазря. Тогда и послали моего Ивана. Он — в каждый карман по пистолету, за пазуху гранату — и айда. Ну, доходит до одного немецкого блиндажа, а ему фриц кричит: «Стой! Кто идет?» Иван отвечает: «Свои. Несу пакет твоему командиру».