Шрифт:
– Нормально.
– Получил «бабло»?
– Получил.
– Это хорошо, с собой привез?
– Зачем?
– Что, дома оставил такую сумму?! – Садовник даже остановился.
– Да.
– А не боишься, что «обнесут» хату?
– Не найдут.
– Все так думают, а когда «обнесут», волосы на себе рвут. Безопасней было бы при себе держать, тут уж точно никто не возьмет.
– Я их на счет в банк положу. Филиал банка недалеко от дома, до девяти часов работает. Успею в любой день.
– Это правильно. Хотя банкам доверять? Я лично не доверяю. Как ошкурили в начале девяностых, так никаких счетов. Скопил за всю жизнь десять тысяч, а в девяносто втором в июне уже двенадцать таких тысяч в зарплату получали. Снял все и пропил, к чертям собачьим. А раньше мог машину купить.
– Снявши голову, Алексеич, по волосам не плачут. Многие тогда сбережения потеряли.
– Ну, хоть сейчас бы по частям возвращали, когда деньги в государстве появились.
– Ага! Дождешься. У государства, как у детей, что упало, то пропало.
– Это точно.
«Газель» с саженцами пихт пришла в 10.20. Прохоров, увидев, что привезли из питомника, только покачал головой:
– Да, вкус у нашей Аллы Борисовны еще тот. Кто же пихты среди декоративного клена сажает? Если они пропадут, отвечать мне.
– Так ты предупреди Старикову или управляющего, что здесь сажать пихты нельзя.
– Алла приехала, так сразу в спальню, отдыхать, нагулявшись за ночь, а управляющий как оловянный солдатик. Приказано – делает, а что из этого выйдет, не его забота. Но я ему скажу, а потом и Алле. А сейчас давай бери тачку и кати к ферме, засыпь половину щебенкой, половину песком.
– Перегной не нужен?
– Перегной второй ходкой привезешь! Давай, а я пока пролью ямы, да осмотрю саженцы.
– Понял. Наше дело маленькое.
– Конечно, отвечать за все мне!
– Кто на что учился, Алексеич?
– Чего?
– Не обращай внимания, это я так, сам с собой.
– Сам с собой? Плохой признак. Вчера небось поддал?
– Ни капли.
– Ну, тогда дела еще хуже. Но ты молодой, переболеешь.
– Чем?
– Привычкой базарить сам с собой!
– Юморной ты мужик, Алексеич.
– Да уж куда юморней. Работай, Паша, а то управляющий из своей конторы вышел, пялится на нас.
– Поехали!
Кулагин положил в тачку лопату, подхватил ее за ручки и покатил к воротам пропускного пункта.
Провозились с пихтами до конца рабочего дня. Совсем некстати объявилась выспавшаяся хозяйка, ей не понравилось, что деревья высажены кучно, потребовала пересадить в линию. Садовник с нескрываемой злобой посмотрел на Старикову:
– А заранее определиться с местом посадки, Алла Борисовна, нельзя было?
– Если бы я тебя не знала так долго, старый, то ты у меня сейчас вылетел бы пробкой с работы, без выходного пособия. Не надо мне перечить. Даже если я скажу посадить деревья посреди центральной аллеи, то ты и твой помощник взломаете плитку, выкопаете ямы и посадите деревья. А на следующий день пересадите их к забору, заделав плитку так, чтобы и следов работы не осталось, понятно?
– Понятно, уважаемая Алла Борисовна, – ответил за Прохорова Кулагин. – Ради вас, по вашей первой же команде мы готовы даже самую большую березу в лесу пересадить, скажем, на крышу особняка. А что? Такого ни у кого нет. И сразу же куча репортеров приедет посмотреть на это чудо. Прославитесь.
У Стариковой задрожали губы от гнева:
– Умный слишком, да? Так ты, по-моему, еще на испытательном сроке?
– Я и умный, и исполнительный, Алла Борисовна. И на испытательном сроке.
– Распоряжусь на первый раз, чтобы тебе, слишком исполнительному, на треть срезали зарплату.
– Какую? Ту, что платят официально, или в конверте?
– Еще одно слово, и я… – Старикова покрылась пятнами, но неожиданно злость как рукой сняло. Она улыбнулась: – А ты ничего, не холуй, как остальные. И с гонором все в порядке. Но даже обладая этими качествами, не стоит выступать против хозяйки и злить ее.
– Учту, уважаемая Алла Борисовна. Но треть зарплаты, как понимаю, мне в любом случае не видать.
– Пока обойдемся замечанием. Работайте.
Когда Старикова, виляя худыми бедрами, ушла в особняк, Прохоров протер платком лоб:
– Ты сбрендил, Паша, так с хозяйкой базарить?!
– А как с ней базарить? Есть, так точно, сделаем, выполним, разрешите поцеловать каблучок вашей драгоценной туфельки?
– Ты понимаешь, что мог лишиться работы?
– Но сохранил бы достоинство. А работу другую нашел бы.