Отец Квинта вел свой род от воина, пришедшего сюда в составе римского войска, посланного на помощь Капуе; следовательно, он был гражданином Рима. Союз Кампании с Римом означал, что ее жители тоже получили статус граждан Республики, но право голоса имели лишь представители благородных семей. Это неравенство было причиной недовольства среди плебеев Кампании, которым тоже приходилось идти на военную службу и сражаться вместе с легионами, несмотря на ограничение в избирательном праве. Самые шумные договорились даже до того, что следует хранить верность лишь осканскому наследию, и поговаривали о том, что Капуе следует снова стать независимой. Фабриций считал такие разговоры изменой. Квинт относился к этим протестам с двойственным чувством, и не в последнюю очередь из-за того, что мать всегда хранила молчание, когда заходили разговоры на эту тему. В самом деле, положение, когда люди, воюющие и умирающие за Рим, не имеют права избирать тех, кто правит Республикой, выглядело лицемерием. Это также заставляло Квинта задуматься над тем, не предает ли он предков по материнской линии ради отцовской. Гай, сын Флавия Марциала, очень любил над ним подшучивать на эту тему. Хотя оба они и являлись гражданами Рима и имели право голоса, Марциал и Гай были до мозга костей осканцами.

Первую остановку они сделали у храма Марса, находившегося в переулке неподалеку от Форума. Вся семья наблюдала за тем, как принесли в жертву одного из барашков. Когда жрец провозгласил, что знамение было благоприятным, Квинт с облегчением вздохнул. То же самое произошло и в храме Дианы, что еще больше его обрадовало.

— Ничего удивительного, — пробормотал Фабриций, когда они вышли из храма.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Квинт.

— Услышав, что произошло на охоте, жрец вряд ли стал бы трактовать знамения как неблагоприятные, — объяснил Фабриций к ужасу Квинта; с его лица не сходила улыбка. — Ладно тебе! Я тоже верю в богов, но нам не нужно подтверждений тому, что вчера они нам благоволили. Это и так очевидно. Сегодня было важным выразить им наше почтение, что мы и сделали. — Он хлопнул ладонями. — Пора хорошенько помыться в бане, а потом купим тебе тогу.

Спустя час они уже стояли в лавке портного. Из-за близости к сукновальне вокруг сильно воняло мочой, и Квинту хотелось поскорее покончить с делом. Поодаль суетились работники, подымая на ткани ворс маленькими дощечками с шипами и срезая его ножницами, чтобы сделать ее глаже на ощупь. Затем они складывали и гладили готовую ткань. Владелец лавки, угодливый мужчина с грязными волосами, разложил перед ними образцы шерстяной ткани разного качества, на выбор, но Атия сразу же показала на самую лучшую. Вскоре Квинту скроили вирильную тогу, тогу взрослого мужчины. Он переминался с ноги на ногу, а довольная Атия возилась со складками ткани, пока не уложила их все по своему вкусу. Фабриций стоял рядом с гордой улыбкой, а Аврелия в возбуждении расхаживала вокруг них.

— Молодой хозяин выглядит очень достойно, — услужливо прошелестел портной.

— Еще бы, — с гордостью кивнув, ответила Атия.

Чувствуя гордость, но и не теряя голову, Квинт натянуто улыбнулся матери.

— Прекрасное зрелище, — добавил Фабриций и, отсчитав нужное количество монет, отдал деньги. — Теперь пора посетить Флавия Марциала. Пусть Гай посмотрит на тебя во всей красе.

Оставив владельца лавки кланяться и расшаркиваться, они вышли наружу. Там уже ждал Агесандр, поставивший их лошадей в конюшню. Он низко поклонился Квинту.

— Теперь ты выглядишь настоящим мужчиной, господин, — сказал он.

Квинт довольно ухмыльнулся.

— Благодарю тебя, — ответил он.

Фабриций глянул на надзирателя.

— Почему бы тебе прямо сейчас не сходить на рынок? Где дом Марциала, ты знаешь. Просто приходи туда, когда купишь нового раба. — Он отдал ему кошелек. — Там сотня дидрахм.

— Конечно же, — ответил Агесандр и развернулся, чтобы идти.

— Подожди, — повинуясь внезапно вспыхнувшему желанию, воскликнул Квинт. — Я тоже пойду. Пора мне начинать учиться таким вещам.

Агесандр внимательно взглянул на него.

— Таким вещам?.. — повторил он.

— В смысле, покупке рабов.

Раньше Квинт совершенно не задумывался над такого рода делами, и теперь его предложение удивило Агесандра.

— Научишь меня, — добавил Квинт.

Сицилиец поглядел на Фабриция, и тот утвердительно кивнул.

— Почему бы и нет? — заявила Атия. — Это нужный опыт.

Уголки губ Агесандра загнулись вверх.

— Очень хорошо.

Аврелия бросилась следом за Квинтом.

— Я тоже пойду, — заявила она.

Агесандр приподнял бровь.

— Я не уверен… — начал он.

— И речи быть не может, — отрезал Фабриций.

— На рабовладельческом рынке можно столкнуться с таким, что не следует видеть молодой девушке, — добавила Атия.

— Ты же все время мне говоришь, что я уже почти женщина, — возразила Аврелия. — Когда я выйду замуж и стану хозяйкой дома, то буду ходить в такие места, когда мне заблагорассудится. Почему же не сейчас?

— Аврелия! — жестко сказала Атия.

— Сделаешь, как я сказал, — перебил их Фабриций. — Я твой отец, не забывай это. Твой муж, кем бы он ни был, тоже будет ждать от тебя послушания.

Аврелия опустила взгляд.

— Простите, — прошептала она. — Мне просто так хотелось пройтись по городу с Квинтом теперь, когда он в новой тоге, такой красивый…

Обезоруженный, Фабриций закашлялся.

— Ладно тебе, — сказал он, глянув на нахмуренную жену.

— Пожалуйста, — умоляюще пролепетала Аврелия.

После долгого молчания Атия еле заметно кивнула.