Шрифт:
Ироническая и несколько наглая немка считала:
— Пятьдесят, сто, двести… Здесь четыреста иен.
Упрямая англичанка бросила:
— Ва-банк!
— Даете карту?
— Восемь.
Раздался гул голосов: немка еще раз выиграла.
Ничто не чуждо японке более чем игра, конечно, в том смысле этого слова, который относится к баккара. Хотя маркиза Иорисака и прожила четыре года в Париже, но ей не приходилось видеть игру в карты, если не считать молчаливый и важный вист дипломатических гостиных.
— Здесь восемьсот иен, — воскликнула немка, с оттенком вызова.
И так, как ее противница молчала, она прибавила:
— На этот раз вы больше не идете «ва-банк»?
При этом вызове англичанка густо покраснела. Но восемьсот иен — это восемьдесят фунтов стерлингов и эта сумма кругленькая, в особенности для того, кто только что уже проиграл столько же. Очевидно, у англичанки не было больше восьмидесяти фунтов, потому что она обвела присутствующих взглядом, вызывая компаньона.
— Кто хочет идти со мной в половину?
— Вас это позабавит? — спросил князь Альгеро маркизу Иорисака.
— Да, — ответила та наугад.
— Маркиза идет в половину! — объявил князь, кладя на стол свой бумажник.
Все обернулись в сторону вновь пришедшей, которой англичанка улыбнулась с благодарностью и на которую немка кинула враждебный взгляд.
Карты были сдадены.
— Возьмите их, сударыня, — предложила любезно английская дама.
Маркиза Иорисака взяла карты и, не опытная в игре, протянула их своему кавалеру:
— Что надо делать?
Альгеро посмотрел и рассмеялся.
— Надо крикнуть: «девять»! Вы выиграли!
И он выложил карты на стол.
Торжествуя, в свою очередь англичанка придвинула к себе ставку и, отделив от нее четыре билета по сто иен, сказала:
— Это ваша доля, сударыня…
Маркиза Иорисака взяла эти деньги, широко открыв удивленные глаза.
— Четыреста иен?.. — спросила она князя, который уводил ее от столов. — Но если бы я проиграла, то я потеряла бы четыреста иен?
— Да, конечно…
— Но их не было в моем кошельке!
— Не все ли равно? Вы разрешили бы мне одолжить их вам.
Она рассмеялась:
— Да, я позволила бы… да… но…
— Разве мы не друзья?
Они были одни в вестибюле, засаженном пышными цветами. Князь наклонился к ней внезапно.
— Друзья… и даже… несколько больше?
И он прикоснулся губами к маленькому накрашенному ротику…
Маркиза Иорисака нисколько не рассердилась и не отшатнулась. Ей становилось ужасно жарко, и голова ее то была тяжела, как свинец, то легка, как пробка. В этом приступе головокружения, после шампанского, коктейля и баккара, поцелуй уже не казался такой ужасной вещью. К тому же усы итальянца были шелковисты и надушены каким-то незнакомым ароматом, пьянящим, огненным…
Вдруг оркестр заиграл вальс. И крайняя гостиная «Изольды», большая зала, сделанная специально с этой целью, тотчас же наполнилась кружащимися парами.
— Вы должны повальсировать, — потребовал князь Альгеро.
— Но я не умею.
Еще более, чем наша игра, наши танцы непонятны и скандальны для японцев. Япония вовсе не страна, где царит целомудрие; но ни мужчина, ни женщина не согласились бы дойти в бесстыдстве до того, чтобы обниматься на глазах у публики.
Но, охваченная князем, маркиза Иорисака поспешила забыть еще несколько предрассудков и, без сопротивления, отдалась бесстыдному вихрю.
— Как очаровательна! — воскликнула мистрис Хоклей, глядя с порога залы на маркизу Иорисака, танцевавшую до потери дыхания, покрасневшую, с разбившейся прической, захваченную в объятия итальянского князя, как маленький фазан из Ямато, трепещущий в когтях какой-то заморской хищной птицы.
XVIII
Последние лучи солнца, касаясь западных гор под старой деревней Иназа, ударили в лицо Жану-Франсуа Фельзу, проникнув через открытый настежь иллюминатор. Жан-Франсуа Фельз поднялся с кресла, закрыл альбом для набросков и осторожно отомкнул дверь. Звуки оркестра смолкли четверть часа тому назад.
«Быть может, эта вакханалия кончилась», — подумал Фельз.
И он отважился выйти из своей комнаты.
Большинство гостей уже уехали. Только несколько привилегированных, оставленных мистрис Хоклей к обеду, оставались еще, болтая под вишневыми деревьями, невдалеке от газона, служившего эстрадой для гейш. Фельз заметил, приблизившись, парочку, флиртовавшую в стороне от общей группы.
Как раз мистрис Хоклей, отдававшая приказы слугам, возвращалась к своим гостям. Фельз остановил ее на ходу: