— Простите, но нас никто не должен увидеть.

Когда советник хотел ответить, я закрыла его рот ладонью, прислушиваясь. Гвардейцы шли по аллейке в опасной близости от того места, где мы спрятались.

— Умоляю, помолчите…

И он стих — святые небеса! — он послушался. Его руки приподнялись вверх и опустились. Кажется, он растерялся. Грозный, мрачный, всесильный Райт не знает, как реагировать на мое поведение!

Когда опасность миновала, я медленно убрала руку от его горячих губ, вдруг осознав всю чудовищность происходящего.

— Мне нужна ваша помощь, — сказала я, пытаясь заключить в эти несколько слов всю суть проблемы.

— Не сомневаюсь, — произнес мужчина. — Не думаю, что ты вылезла в окно ради чего-то другого.

Это прозвучало как-то оскорбительно, но я решила пропустить колкость мимо ушей.

— Как я могу попасть в вашу спальню?

— Не уверен, что даже при моем железном терпении, это хорошая идея.

Его голос изменился — в нем появилось множество неясных полутонов, глубоких, вкрадчивых, дразнящих.

— Но мне нужно с вами поговорить. Это очень важно, и это спасет жизнь нам обоим.

— Заинтригован, — усмехнулся Райт, — но у меня есть сомнения, что в моей спальне ты будешь в безопасности, Джина.

— У вас там что… злая собака? — выпалила я, не понимая причину отказа.

Да, я действительно не понимала. Мне было всего семнадцать. Откуда мне знать, что опасность может грозить от самого Райта, жившего отшельником с тех самых пор, как он изгнал супругу.

Несмотря на мою наивность, Берингер не стал издеваться.

— Хорошо, Джина, раз ты так настаиваешь. Но говорить мы будем там, где нет кровати. Пойдет?

— Где угодно, только с вами.

Он снова молчал, а я сходила с ума, не зная, какая именно мысль посетила его голову.

— Пойдем, — мужчина схватил меня за руку и потянул за собой.

Шел он быстро, а я бежала следом. Но мне, наконец, было не страшно. Абсолютное спокойствие. Я уцепилась за его ладонь обеими руками — какие сильные и крепкие у него пальцы…

— Джина, шевелись! — … и какой грубый несносный характер.

Мы оказались у железной решетки, за которой таился вход во дворец. Покуда нас не увидели, Райт торопливо извлек ключи.

— Никогда бы не подумал, что буду бегать от своих же стражников, — недовольно пробубнил он, открывая решетку, — одного моего слова хватит, чтобы они выполнили любой приказ и, если надо, потеряли память.

Мы стали петлять по катакомбам, пока не оказались в крыле, отведенном прислуге.

— Этим путем господа часто водят своих любовниц, поэтому на нас никто не обратит внимания, — проговорил Берингер.

Мы шли совершенно спокойно по мрачным коридорам, а затем и по извилистой лестнице, пока не достигли покоев Райта. У самой двери, мужчина отпустил мою руку.

— Вы же сказали, что мы не пойдем в вашу комнату, — прошептала я, наблюдая, как он шарит по карманам в поисках нужных ключей.

— Я сказал, что мы не пойдем в спальню, Джина, но ничего не говорил о рабочем кабинете, — и добавил так, чтобы я не услышала: — Хотя не вижу принципиальной разницы.

Опасность могла исходить не только от кровати, но и от стола, за которым Райт работал, и даже от стены…

Нас встретил камердинер со свечой в руке и с недоумением взглянул на меня, затем беспристрастно осведомился у Райта:

— Я могу быть свободен, милорд?

— Будь любезен.

Берингер грубовато втянул меня в кабинет и закрыл дверь. Некоторое время он сыпал проклятиями, зажигая свет.

— Вам чем-нибудь помочь?

— Сядь и помолчи, — последовал топорный ответ.

Когда все было готово: свечи и лампы зажжены, я сидела на стуле, Берингер нервно извлек сигару и закурил, расслабленно выдыхая. Мужчина опустился на краешек стола и впервые за то время, что мы были в кабинете — на его чертовой территории! — взглянул на меня.

— Ну что ж, Джина, рассказывай. И желательно быстрее.

Ему неприятно мое присутствие — очевидно. Он и пяти минут не может провести со мной наедине.

— Вы могли бы не курить в моем присутствии? — не знаю, право, когда обрела сверхчеловеческую смелость.

К моему изумлению, у Райта еще сохранились представления об этикете. Он затушил сигару, сложил на груди руки и выжидающе изогнул бровь.

— Мы, конечно, можем сидеть здесь до утра, Джина, — проговорил мужчина, — но у меня были планы на эту ночь.