– К сожалению, ничего, с чем бы ты мог помочь.

Он раскидывает руки, будто хочет обнять, и я вспоминаю о загадочном – и к тому же совершенно великолепном – британце-произведении искусства, в которого врезалась сегодня утром, когда он наслаждался кофе. Я бы с радостью шагнула в его распростертые объятия.

– Ну же, – произнес Эдди, – расскажи кузену Эдди, что случилось?

– Спасибо, Эдди, правда. – Я по-сестрински погладила его по плечу. – Но у меня все в порядке.

Он проводит рукой по своим волосам, густо смазанным гелем, и ухмыляется в стиле Джоуи Триббиани – «Как-делишки»14.

– В таком случае, пошли со мной на танцы сегодня вечером. Ты почувствуешь себя лучше, чем просто в порядке…

– Эдди, это ты? – Нона выходит в переулок и хлопает его по спине. – Хорошо, что ты здесь. Сходи, помоги отнести коробки с вином, ладно?

– Если передумаешь, куколка, – подмигивает мне Эдди, перед тем как вернуться в ресторан.

– Кыш! – говорит Нона и поворачивается ко мне, качая головой. – Ох уж этот мальчишка… – Она смотрит на меня из-под рыжей крашеной челки. – Ты в порядке, милая? Ты же знаешь, Эдди безобиден.

– Знаю, Нона. Дело не в нем. Наверно я просто нервничаю из-за стажировки. – Я еще раз бросаю взгляд на телефон.

– Они позвонят, Грэйси. Позвонят.

И я произношу то, о чем думала с самого утра, с того момента как встала с постели:

– А что, если я просто недостаточно хороша? Что, если я никогда не буду достаточно хороша?

– Ох, милая. – Она обнимает меня.

Я сдерживаю слезы.

– Я весь год пыталась, снова и снова, и это моя единственная возможность. Никто больше даже не заинтересовался.

– Ты сильная и талантливая, – произнесла Нона. – Более того, ты полна решимости, так же как твоя мама. – Она присаживается на перевернутый деревянный ящик. – Никогда не забуду, когда впервые увидела твою маму и тебя. Тебе было где-то около двух лет, ты была очень рассержена: кричала и билась в своей коляске. Твоя мама в отчаянии зашла к нам и попросила молока. Джованни лишь взглянул на тебя и сказал ей, что у него есть кое-что получше. Он вынес тарелку канноли15 – сладкий крем всегда успокаивал Кармеллу, когда она была малышкой – и ты тут же замолчала и начала уплетать за обе щеки. – Она расхохоталась своим раскатистым смехом, и я не смогла сдержаться и присоединилась к ней, хотя слышала эту историю уже сотню раз. От этого я всегда чувствовала себя ближе к маме.

– Твоя мама была так благодарна, хотя ты и была вся покрыта сахаром и крошками, но, наконец-то, перестала плакать. После этого она навещала нас каждый раз, когда вы вдвоем приезжали в город. Я узнала, какой сильной она была, как усердно трудилась в одиночку, чтобы обеспечить вас хорошим, надежным домом. Она никогда не сдавалась, и ты такая же.

Теперь я не могу сдержать слез.

– Хотела бы я, чтобы она могла быть сейчас тут, – шепчу я. – Хотела бы…

Нона протягивает руку и касается моей щеки:

– Она любила тебя, Грэйси. А любовь никогда не умирает.

В конце смены я отдаю работникам кухни их долю от моих чаевых и получаю еще один раунд подбадриваний, типа: «В путь», «Ты станешь звездой», «Не забудь нас, когда будешь знаменита», а бонусом – поцелуй от Ноны.

– Не переживай, – говорит она, когда я иду домой – вверх по лестнице за рестораном Джованни, в квартирку на верхнем этаже.

Последний год я живу прямо над рестораном. Квартирка насквозь пропахла итальянской едой, но когда мне нужно было куда-то переехать, ди Фиорес предложили мне это место по невероятно хорошей цене. Еще один их бескорыстный поступок в отношении меня. Джованни сказал, это для того, чтобы у меня больше никогда не было оправданий для опозданий, но я опоздала на работу лишь однажды и всегда знала, что Нона очень волнуется каждый раз, когда мне приходится уходить с работы после полуночи и ехать домой на автобусе. Она, и правда, как приемная мама – мне очень повезло, что меня приняли в эту любящую, немного беспокойную и очень шумную вторую семью.

До меня все еще доносится их смех, успокаивающий гул голосов, и я начинаю готовиться ко сну. Дочь Ноны и Джованни – Кармелла – за соседней дверью накрывает стол, к ней присоединяются ее муж Фред и несколько других поваров, чтобы выпить вина и закусить. У меня есть постоянное приглашение присоединиться к ним, и когда я прихожу, они обращаются со мной как с одной из своих.

Мне повезло. После смерти мамы я чувствовала себя так, будто у меня никого нет. Я была так потеряна и одинока. И тогда ди Фиорес дали мне больше, чем просто работу, больше чем семью – они дали мне очередной шанс исполнить свои мечты. Без денег, которые я зарабатывала в ресторане «У Джованни», я бы никогда не смогла заплатить за колледж – даже за общественный колледж, который Лидия-Модные-Штаны подняла на смех – а без их поддержки и одобрения я бы никогда не смогла продолжить обучение и заниматься искусством.

Я чищу зубы и смотрю на одну из картин моей мамы. Пейзаж Оклендских холмов: покачивающаяся зеленая трава и деревья, словно ожившие и двигающиеся от дуновений невидимого бриза. Эта квартирка маленькая, но домашняя, похожа на ту, где я жила в детстве. Отец бросил маму, когда она была беременна, так что мы вдвоем жили на ее зарплату работающей матери-одиночки, но она никогда не позволяла мне почувствовать, что мы стеснены в средствах.

Я научилась у мамы трюкам, как создавать красоту и не тратить при этом деньги. У меня есть несколько живых растений в небольших горшках у окон, и я использую много ярких цветов и тканей для декорирования всего помещения. Я выплюнула зубную пасту и вернула щетку в футляр, который по форме напоминает океанскую волну. «Это мелочи», – так всегда говорила моя мама, и я воспринимала их близко к сердцу.