Шрифт:
– Шампанского? – предлагаю бокалы паре, которая обсуждает предмет торгов, что будет демонстрироваться позже. Оба взяли по флюте20, даже не взглянув на меня.
– Я слышала, ожидается, что цена дойдёт до миллиона, – сказала женщина.
– Мы не станем поднимать цену до такой высоты, – произнёс мужчина, потягивая свой напиток. – Я сойду на восемьсот пятьдесят.
Женщина дуется.
– Но ты не позволил мне купить этот браслет в тот день...
Миллион долларов... восемьсот пятьдесят тысяч... я не могу поверить, что они так обыденно говорят о такой огромной сумме денег.
Я украдкой заглянула в каталог сегодняшних торгов, который кто-то оставил на столике в холле. Охренеть можно. Нет ни одного полотна в списке, начальная ставка по которому была бы ниже трёхсот тысяч долларов. Начальная! Сегодня здесь выставлялись работы нескольких лучших европейских художников эпохи Ренессанса, некоторые из них раньше нельзя было даже приобрести, а я увижу их воочию. Может, не очень близко – ведь я подаю напитки – но все-таки я нахожусь рядом с творениями гениальности, истории, красоты. Впервые за этот вечер я на самом деле рада, что поставщик напутал!
Я делаю ещё один круг с шампанским, внимательно посматривая по сторонам в поисках Чарльза. Не могу перестать прокручивать в голове наш кокетливый стёб и то, как он поцеловал мою руку, словно я была особой королевских кровей, а не просто скромным клерком.
Наконец-то замечаю его в другом конце зала, и мои надежды разбиваются. Он болтает с роскошной женщиной в чёрном брючном костюме от Версаче, её волосы зачёсаны назад в традиционный пучок, обвязанный ремешком с драгоценными камнями. Классика. Блин, надеюсь, это не его девушка. Но разве может у него не быть девушки? Красивый, обаятельный, богатый... подумай, вероятно, у него даже несколько подружек.
– Дамы и господа, – произносит мужчина, которого я не узнаю, и разговоры стихают, – пройдёмте за мной, пожалуйста, мы готовы начать.
Я следую за ними к главному залу, всё ещё думая о лотах, выставленных сегодня на обозрение, и о том, каково это – иметь табличку и возможность потратить деньги. Каково это – быть в состоянии купить произведение искусства, предмет художественного наследия только потому, что оно мне понравилось? В каталоге не был указан Рубенс, но если бы у меня было пару миллионов, я приобрела бы именно его. Как бы восхитительно было, если б он висел в моей квартире!
Он будет отлично сочетаться с моим лоскутным одеялом из секонд-хенда и журнальным столиком из ИКЕА.
– Лучше б там было побольше клевой обнаженки!
Передо мной идет парень в кроссовках и толстовке. Я узнала в нём Эндрю Тейта – миллиардера в области технологий, у которого репутация полного засранца.
– Будь осторожен в своих желаниях, – говорит его друг. – На этих европейских картинах и скульптурах встречается много членов. Лично я не отказался бы от чего-то вообще без члена.
–Женщины частенько так говорят! – хохочет Эндрю над собственной шуткой, занимая с другом свои места. – А если серьёзно, на дисплее при демонстрации этих предметов никогда не показывают достаточно сисек. Покажите мне грудь, и я покажу вам деньги.
– Тебе надо припасти эти деньги для лота-сюрприза в конце торгов. Ходят слухи, что это настоящий шедевр, нечто уникальное и невероятное.
– Шедевр-медевр. Искусство – это просто деньги. Сколько он стоит?
– Дешевле, чем будет стоить через год, после того как люди его увидят.
– Ну, это даже лучше, чем сиськи, – сказал Эндрю.
Я должна сдержаться, чтобы не врезать ему. Парни вроде него ценят искусство лишь как инвестицию. Держу пари, он появляется на этих мероприятиях только для того, чтобы перебить ставки всех своих друзей, а после складирует картины где-то в подвале, пока его бухгалтер не говорит ему продать их. Это преступление.
– Добро пожаловать в «Кэррингерс», – аукционист представляется и продолжает: – Это Аукционный дом с легендарной историей, и сегодня мы добавим к этому великому наследию наши последние работы.
На сцену выкатывают небольшую картину, а ее увеличенная версия демонстрируется на экране над сценой, чтобы каждый мог разглядеть поближе.
– Антонис ван Дейк, 21 «Портрет юной девы». Начнём со ставки в сто тысяч долларов?
Я стою в конце аукционного зала, прижав к бедру пустой поднос, но даже отсюда чувствую огромный всплеск энергии в помещении. Люди шепчутся между собой и тянутся вперёд со своих мест. Таблички взмывают вверх. Напряжение усиливается.
– Сто тысяч. Есть сто пятьдесят? – другая табличка. – Двести? – краткое затишье, а затем ещё одна круглая белая табличка с логотипом «Кэррингерс» и ярко-красным номерком взмывает в воздух как ракета. Это так волнительно!