Слава Богу, это был не мужчина. Пошатываясь, на расстоянии трех-четырех метров от меня стояла огромная грязная собака. Худая, изможденная, почти издыхающая. Сначала я испугалась, что она может быть бешенная, но приглядевшись, успокоилась. Слюна не капала, глаза были ясные, без мути. Она смотрела серьезно, пристально, почти по человечески. "Немецкая овчарка, кобель, похоже чистокровный", - мелькнуло в голове. Торчащие вертикально чуткие уши, миндалевидные умные глаза, чепрачный окрас. Когда-то он была великолепным, величественным красавцем. А сейчас... Бока прилипли к ребрам. Шерсть была с проплешинами, кое-где вырванная. Кости скелета выделялись так явно, что по собаке можно было учить анатомию.

– Шарик, - прошептала я тихо, - иди сюда, у меня есть батончик. Я вытащила из кармана Марс и разломила пополам. Один кусок бросила в его сторону. Овчарка даже не пошевелилась, продолжая стоять на дрожащих ногах и пристально, исподлобья рассматривать меня. "Да...
– подумала я, - мертвечиной она явно не питалась". Скорее всего, была или сторожем или охранником... Возможно, поводырем. Я заметила ошейник с металлической биркой, но подойти ближе и рассмотреть не решалась.

– Хорошая собачка, - ласково уговаривала я, присев на корточки и протягивая руку ладонью вверх - жест доброй воли...
– Покушай. Знаю, это не мясо, но все же, лучше, чем ничего... По твоему внешнему виду, ты, наверное, месяц ничего не ела...

Овчарка чуть наклонила голову, прислушиваясь к человеческой речи.

– Грант, Вольф, Мартин, Цезарь...
– Перебирала я популярные клички, - Джонни, Малыш, Пушок.

Собака не реагировала. Я решилась. Надела рюкзак с собранными каштанами и медленно двинулась к овчарке, протягивая вторую половину Марса.

– Пойдем, у меня наверху печенье... И мазь антисептическая для твоих ран, - добавила я, подходя ближе и разглядывая царапины, вырванную шерсть и поврежденную лапу. Настороженные умные глаза внимательно следили за моими передвижениями, но сил отойти или хоть как-то огрызнуться у собаки не было. Я подошла вплотную и положила ладонь на широкий лоб, погладив пальцем между ушами. Протянула батончик к носу, потом к пасти. Страшно было ужасно. Неизвестно, как среагирует животное. Зубы оставались острыми и опасными. Горячий язык прошелся по пальцам, осторожно подхватывая и забирая Марс. "Слава Богу, - подумала я, - знакомство состоялось". Я подобрала с земли второй кусок, отряхнула от мусора и так же поднесла к морде. Собака взяла и его.

– Пойдем ко мне?
– Предложила я и кивнула в сторону офисного здания. Мне показалось, или собака согласно склонила голову? Я, конечно, знала, что хорошо обученные служебные овчарки очень умные, но чтобы понимать человеческую речь?

Я медленно пошла к зданию. Хромая, на некотором удалении от меня, собака поплелась следом. На пятом этаже она все-таки свалилась без сил. Бока ходили ходуном, язык выпал наружу, из пасти вырывались жуткие хрипы. "Как бы она сейчас не окочурилась", - подумала я. Понеслась наверх за салазками, на которых перевозила воду. Заодно прихватила с собой бутылку с эфиром и тампоны. Будет лучше, если при перевозке собака будет спать, а то еще привязывай ее, чтобы не дергалась.

Усыпила я ее быстро, хватило капли эфира. Мне показалось, что в ее глаза была укоризна, когда они закрывались. Я погрузила тушу на салазки и потащила наверх. Гораздо легче, чем бутыль с водой. Если здоровая собака должна весить около тридцати-сорока килограмм, то этот скелет едва дотягивал до пятнадцати.

Пока она спала, я решила заняться лечением. Промыла раны, наложила мазь с антибиотиком, прощупала кости. Сломано ничего не было, просто с кем-то подрался совсем недавно. Для поддержки организма нужно было прокапать глюкозу и витамины. Я перетащила собаку в туалет. Соорудила самодельную капельницу, с огромным трудом попала в вену. Было уже темно, а маленький фонарик давал недостаточно света. Я ничего не понимала в ветеринарии, но предполагала, что четыреста грамм глюкозы будет достаточно для первого раза. Собака, перемотанная белыми бинтами, с капельницей в лапе, представляла собой душераздирающее зрелище. И жуткое и забавное. Я вспомнила практику в больнице и улыбнулась - бывало и похуже. Открыла дверь в секретную комнату и прилегла на диван так, чтобы в проеме двери видеть спящего пациента.

Когда четыреста миллиграмм глюкозы было влито, я отцепила капельницу, укрыла пса куском кожи с дивана и пошла спать, оставив полуоткрытую дверь. Впервые, за все время нахождения здесь. Одну ночь можно...

На ошейнике было написано "Пол" и выбит номер телефона. Позвонить я не могла, да и если бы хозяин был жив, овчарка бы никуда от него не ушла, они очень преданные. Значит, уже мертв. Сначала он почти не реагировал на кличку. Но я постоянно с ним разговаривала, наверное, мне просто приятно было слышать свой голос, так я соскучилась по человеческой речи. Только через неделю, когда я позвала собаку "Пол, иди сюда", он впервые подошел и сел рядом. Пол выздоравливал быстро. Еще несколько раз приходилось усыплять его эфиром, обрабатывать раны и вливать глюкозу, но он не роптал, словно понимая, что все делается ему во благо. Пол производил впечатление очень сдержанного животного. Ни разу не вильнул радостно хвостом, не лизнул благодарственно руку, не гавкнул. Флегматично пил воду из миски, брал печенье, тогда, когда я отойду подальше. Серьезно и пристально наблюдал за моими перемещениями, штопкой, хозяйственными заботами. Когда у него поджили раны на боках и ноге, я решительно заявила:

– Следует тебя покупать Пол. Ты страшно воняешь.

Я уже неделю из-за него спала с открытой дверью. Боялась и просыпалась от каждого шороха. Долго так продолжаться не могло, если собираюсь завести Пола в свою секретную комнату, нужно будет его искупать. Шампунь и мыло у меня были. Этого добра в шкафчиках офиса было достаточно. То ли девушки пользовались душем во время рабочего дня, то ли остались от сетевых мерчендайзеров.

Вечером, растопив печку, я поставила несколько пластиковых бутылок с водой рядом, чтобы они прогрелись. Шерсть у Пола я частично выстригла, частично сбрила, частично оставила. Поэтому сейчас он представлял собой пятнистое худое страшилище, но уже почти здоровое. Усыплять для купания я его не стала. Если он воспитанная собака, значит, должен знать, что такое мытье. Я оказалась права. Пол стоически перенес водные процедуры в туалете, только иногда пофыркивая и пару раз встряхнувшись, обрызгав меня. Потом, я укутала его в одеяло и повела в секретную комнату. Уложила возле теплой печки, заперлась и наконец, впервые за неделю спокойно заснула.

Жить стало веселей. Мне было теперь с кем поговорить, посоветоваться. Я еще несколько раз выходила за каштанами, Пол увязывался за мной. Я сшила ему накидку из фланелевых полотенец, подвязав концы под брюхом. Шерсть у него была короткая, а местами вообще отсутствовала, а на улице холодно. Он бодро трусил за мной на двадцать четвертый этаж, отставая всего на пару метров. Всегда сзади, словно охраняя. Когда я собирала каштаны, он тревожно принюхивался, настороженно всматриваясь во тьму, иногда оббегал периметр, пугая меня своим отсутствием. Но всегда возвращался, все так же серьезно и пристально заглядывая мне в глаза, словно говоря - все спокойно.