— Помню. Прости, Марко.

Он рухнул рядом. Лезвие вошло в горло. На лице застыло выражение безграничного удивления.

Франческа склонилась надо мной.

— Элвин! Не смей, слышишь, ты, не смей умирать!

Треск ткани. Боль оживилась, вгрызаясь в культю стальными зубами.

Франческа выкрикивала мне в лицо еще что-то, но я не слышал. Мир утонул в беззвучии.

Хотел сказать ей что-нибудь на прощанье. Не смог.

Все заволокло красным, и милостивая Леди Боль наконец выпустила меня из своих объятий.

Я не умер. Когда сознание вернулось, обнаружил себя в кровати. Не удалось и утешиться спасительными иллюзиями, что все это лишь ночной кошмар. Стоило открыть глаза, как стерва-память взялась за меня.

Левая рука лежала поверх одеяла бессмысленным обрубком, и я малодушно пожалел, что остался жив. Но рядом, присев на краешек кровати, дремала Франческа. Стоило шевельнуться, она проснулась.

— Элвин! Тссс… лежи. Все хорошо. Доктор скоро придет.

«Зачем ты это сделала?» — хотел я спросить у нее. С губ сорвался только хриплый шепот.

— Молчи! У тебя еще и голос сорван. Доктор Альпин сказал: полный покой. На, выпей.

Перед губами возникла чаша с отваром, пахнущим травами. Я послушно сделал глоток и снова закрыл глаза. Хотелось сбежать. Реальность вызывала тошноту, и я позволил сну унести меня прочь.

Приходил Альпин. Я не знал, как Франческа сумела заставить высокомерного зануду, который никогда меня не любил, заняться моей персоной, но он был лучшим в Дал Риаде.

— Все не так плохо. Рана аккуратная и чистая. Дайте мне неделю, от нее останется только шрам. Шрамы украшают мужчин, — говорил он с преувеличенной бодростью, обращаясь больше к Франческе, чем ко мне. — С горлом еще проще, но, чтобы лечение было успешным, я бы рекомендовал пока помолчать. Именно лорду Элвину я бы рекомендовал молчать как можно дольше.

— Как долго? — спросила она.

— Желательно всю оставшуюся жизнь, — хихикнул этот козел. — Тогда можно хотя бы надеяться, что она будет долгой. Все беды этого молодого человека от того, что он сначала говорит, а потом думает.

Девушка усмехнулась:

— Боюсь, убить его будет легче, доктор Альпин.

— Увы, вы правы, дитя. Голос восстановится через пару дней, а пока пусть ваш хозяин поменьше болтает.

— Хватит, — я закашлялся и продолжил хриплым шепотом. — Хватит разговаривать так, словно я — мебель. И что насчет… — здесь я скосил глаза на забинтованную культю и поморщился. Каждый раз, как взгляд падал на то, что когда-то было моей левой рукой, хотелось выть от отчаяния.

Доктор развел коротенькими ручками:

— Простите, лорд. Я — адепт Жизни, и мне многое подвластно. Но всему есть пределы. Я мог бы собрать и зашить вас заново, даже нарежь противник ваши кишки в мелкий фарш. Но я не умею приживлять отрубленные конечности. Там разрублена кость, сухожилие, связки… и от сустава ничего не осталось. Вы же не думаете, что достаточно, как в сказках, приложить ее обратно и побрызгать зельем?

— Можно попытаться, — зло буркнул я.

— Лорд Элвин серьезно хочет, чтобы я попробовал? — оживился Альпин. — Дитя, что вы сделали с недостающей частью этого молодого человека?

— Положила на лед. А что, это правда может сработать? — в голосе Франчески звучала надежда.

— Нет. Но мы с вами получим немного удовольствия, наблюдая за попытками.

У фэйри очень хорошая память. Альпин не забыл и не простил ни единой шутки или мимолетного издевательства, которыми я когда-то одаривал его. А я был щедр на них: мне нравилось подначивать медика, тот никогда не соглашался на роль безмолвной жертвы. Его прямота и ехидство составляли отличную пару моему сарказму.

Но сейчас я был несколько не в форме, чтобы поддержать предложенный тон.

Франческа тоже не оценила юмора:

— Это жестоко. Не надо.

— Как скажете. Но, боюсь, единственное применение для данной конечности — засушить и использовать в качестве талисмана. А сейчас — лечение.

Он растер ладони, свел руки чуть ниже груди и сформировал меж ними шарик теплого света. На выдохе швырнул этот шарик мне. Я подавился криком.

— Терпите, молодой человек. Вы же мужчина.

— Угу, — сквозь зубы прошипел я. Кишки как будто поджаривало на медленном огне. Интересно, другого способа действительно не существует, или сволочной фэйри намеренно выбрал самый болезненный?

Доктора фэйри — не чета человеческим коновалам. Если тебе удалось дожить до встречи с магом жизни — считай, спасен. Я поправлялся даже быстрее, чем обещал Альпин. Голос вернулся уже на следующий день, только стал немного более хриплым. Шрам под бинтами не столько болел, сколько жутко чесался — верный признак выздоровления.

Болела левая рука. Болела там, где не было ничего.

Я просыпался ночами от ломоты в пальцах. Тревожная полная луна заглядывала в окно, оставляя бледный прямоугольник света на полу, а я, стиснув зубы, терпел короткие, стреляющие импульсы боли, что рассылала по всему телу отрубленная ладонь.