Шрифт:
— Тадам-тадам-тадам-там-там…
Обхватив меня второй рукой и прижав к себе, он оторвал меня от пола и неуклюже закружил, двигаясь в сторону спальни. Я чувствовала, как мужчина возбудился. Чувствовала это сквозь жесткую ткань его формы. Чувствовала, как ткань трусиков взмокла. Чувствовала, как предаю сама себя в очередной раз.
— У меня есть сюрприз для тебя!
Ох, это означало, что в его постельных предпочтениях ничего не изменилось, но он притащил новую игрушку. Пришлось кисло улыбнуться. С момента моего прихода я не произнесла ни звука.
Добравшись до комнаты, он отпустил меня, поставив спиной к кровати, а сам подошел к окну, так, чтобы я видела лишь его силуэт, и принялся раздеваться. Комната освещалась лишь тусклым белесым светом светильников кухни. Ему было хорошо видно мое лицо, а я его практически не различала в темноте. И то, с каким придыханием он рассказывал мне, как мечтал весь рабочий световой день обо мне, глядя на пошло одетых сотрудниц посольства, должно было меня восхитить. Но рассказ лишь забавлял. Поэтому я прибегла к давно заученному и проверенному способу: запрокинула голову назад, тяжело задышала, из-за чего грудь стала вздыматься девятым валом, распустила волосы и сжимала их с силой, чтобы боль заглушила желание истерично смеяться.
Он разделся быстро. Как обычно. Затем пошуршал фольгированной клеенкой и подошел ко мне.
— Тебе понравится, — сказал он, прикладывая что-то холодное к моей шее.
Я вздрогнула. Ощущая холод на коже, я смогла тактильно изучить предмет, который в лучшем случае будет скоро у меня во рту, а в худшем…
— Это раритет. Его принесли нам на хранение, и завтра он должен быть на складе, иначе…
Иначе — смерть. У идиотинеанцев все так: напортачил на работе — смерть! Дома хоть бомбу собирай — наплевать. А работа — святое! Именно поэтому Козлер с таким жутким трепетом говорил о вещи. Обнаружь кто ее пропажу, и мужчине не жить.
От впрыска адреналина самодовольство моего любовника зашкалило. Он прижимался ко мне всем телом и водил холодным цилиндрическим предметом по коже. Сначала шея, потом плечо, с которого стянул объектом преступления рукавчик платья, затем вдоль линии декольте на грудь. И только сейчас мне удалось опустить голову и рассмотреть предмет.
— Что это?
— Это, маленькая моя соучастница преступления, называется «револьвер». И стоит, как сотни тысяч таких, как ты шлюшек. Это оружие.
Я не спешила сомневаться. Это оружие было совершенно не похоже на то, что использовали сейчас отряды правопорядка или милитари. Неудобное, огромное — больше мужской ладони, холодное и притягательное. Почему-то захотелось попробовать его на вкус.
— Это игрушка на сегодня, малышка. Будь с ним поаккуратнее.
Вложив в руку револьвер, Козлер прижал мои пальцы, загибая их вокруг рукояти.
— Танцуй! — приказал он, делая шаг назад, останавливаясь так, чтобы в игре света и тени я могла видеть его эрегированный член. Незаметно для меня он включил музыку.
Я не могла ослушаться, поэтому плавно закинула ногу на кровать, уперев ее пяткой в матрац, двигая будрами в такт музыке, я склонилась, дотянулась дулом револьвера до края юбки, и стала поднимать подол вдоль ноги, зацепив его мушкой. Когда ткань доползла до бедра, Козлер издал протяжный стон и опустился на пол, согнув одну ногу в колене, а вторую вытянув, и уперся руками за спиной. Теперь его тонкий стебелек торчал вверх, слегка подрагивая.
Дальше пришлось водить его игрушкой по телу, цепляя ткань то там, то тут, открывая грудь и лаская сосок кончиком стального дула. Самым ужасным было то, что моему телу нравилась такая игра. А разум был в восторге от того, что танец заводил мужчину. Пусть он зверь, пусть он гиена, но он — мужчина, и иногда умеет доставить мне удовольствие…
Дойдя до точки, когда мне понадобились две руки, я засунула револьвер в трусики и, развернувшись спиной к Козлеру, расстегнула застежку, сбросила платье на пол. Барабан револьвера медленно нагревался от тепла, но продолжал раздражать кожу выскобленного лобка.
За спиной послышался шум, учащенное дыхание и две руки схватили меня за ляжки. Больно сдавив пальцами мышцы у самого основания бедер, мужчина подтолкнул меня вперед, заставляя упереться руками в постель.
— Моя ароматная малышка, — прошептал он, разводя большими пальцами мне ягодицы и утыкаясь носом в промежность.
Разница температур и напор любовника заставили меня изогнуться и застонать. Сдвинув ткань трусиков в сторону, Козлер провел шершавым языком снизу-вверх, слизывая мои соки и постанывая от удовольствия.
— Моя сладкая…
Он продолжал и продолжал лизать меня, надавливая и толкая вперед, пока от поступательных движений револьвер не выпал из трусиков.