— Девочка, можешь поделиться со мной своими мечтаниями?

— Никто не может поделиться мечтами, но я тебе расскажу самое главное. Три дня я делала вид, будто не отличаюсь от других женщин. Даже подумала, что мир обязан меня защищать, раз я обзавелась ребенком. Это была счастливая иллюзия, но она продолжалась недолго.

— Теперь ты поняла, что к чему?

— Да, Дядя Док.

— Извини, что я тебе напоминаю об этом.

— Я всегда знала, что к чему, — ответила она. — Сегодня я хочу спросить, не опасно ли мне вставать.

— Оказавшись на ногах, ты будешь рада, что встала.

— Я считаю это комплиментом, — сказала она. — Неужели так все и было задумано?

— Да, именно так.

Он еще раз взглянул на нее, раздумывая, сказать ли ей о тайных визитах Дэна Кэролла. В конце концов, он ушел, так и не решившись на это. Рине всегда хватало сил, чтобы в одиночку бороться со всем миром. Теперь она, подарив Селби наследника, уже больше никогда не останется в одиночестве.

— Мистер Роули, Джорджия представляет собой вооруженный лагерь, — сказал Дэн Кэролл. — Вряд ли мне надо еще раз напоминать, почему это так.

— Особенно гостю из Чарлстона, — сказал Квент. — Естественно, наше недовольство имеет ту же причину.

— Значит, вы не упрекаете меня за то, что в Округе Крей патрулируется каждая дорога? Уверяю вас, иначе никак нельзя поддержать мир.

— Мой дорогой майор, после четырех лет войны и трех лет программы «Реконструкция Юга», я уже никого ни в чем не виню.

После деловой встречи в Четырех кедрах, которая оказалась как познавательной, так и полезной, оба мужчины к вечеру отправились в путь. Это была первая за два года поездка Квента к Лорене. Ехать к Селби Холлу они предпочли по дороге вдоль реки… Оказавшись на возвышенной местности, они остановили коней, чтобы осмотреться. Поля под паром, плачущие под осенним дождем и напоминавшие огромную шахматную доску, наглядно свидетельствовали о трагической теме их разговора.

Красно-коричневая река извивалась с запада на восток по невероятно пустынной местности. Она затопила свои берега на бескрайние мили. Вода с поднявшимся со дна илом теперь свидетельствовала о том, что вверх по течению находятся засоленные, простаивающие земли, верхний слой которых смывался во время дождя. Дэн мог бы назвать имена владельцев этих полей так точно, будто у него на седле была разложена карта. И снова майор из армии янки, который мог назвать себя усыновленным джорджийцем, глубоко вздохнул, думая об упрямстве побежденной земли, обитатели которой отказывались признавать свое поражение.

Гамильтон Хандред и Гринтри не были единственными владениями, хозяева которых отвернулись от настоящего. Спустя более трех лет после окончания вооруженного сопротивления, десяток плантаций в этом округе оставался необработанным. На них больше не было рабов, если не считать нескольких одряхлевших негров, не способных оставить своих прежних владельцев. Однако хозяева почти всех таких владений сумели избежать лишения права пользования, прибегнув к ловкому финансовому обману, не поддававшемуся анализу. Это был бессмысленный и наглый вызов. Будучи рабовладельцами до капитуляции, эти землевладельцы серьезно намеревались вернуться к рабству на прежних условиях. Пока эти владельцы продолжали плести интриги, они не нанимали на работу негров и отказывались признавать, что перед порогом их домов стоит оккупационная армия. Они не хотели также признавать, что последствия замышляемого ими насилия могут оказаться гораздо хуже бед, которые они пытались исправить.

Лагерь под командованием Кэролла стоял на близлежащем отвесном берегу — две роты конных пехотинцев, очень мобильные силы, которые за считанные часы могли достичь любой точки вверенного им округа. До сих пор Кэролл жестко готовил своих людей, но использовал их с крайней осторожностью, полагаясь на то, что само их присутствие предотвратит беду. Лагерь стоял на его земле, в углу Четырех кедров. Этот участок годился лишь для выращивания деревьев и пастбища. Остальная земля, за состоянием которой следило зоркое фермерское око, ждала лишь осени, чтобы принести щедрые дары. Свои обширные земли, он возрождал целых три года, проявляя любовь и показывая пример окружавшим его твердолобым сепаратистам.

Наметанный в годы войны глаз Дэна обозревал аккуратные ряды палаток, деревянную столовую, крытый загон, где кони смогут провести зиму. Несмотря на постоянные маневры его людям не приходилось сетовать на неблагодарную службу. Никаких столкновений до сих пор не возникало, поскольку всем в Округе Крей было видно, что эта военная полиция способна воплотить свою волю в жизнь.

Правда, десяток куклуксклановских крестов сгорели за последнюю неделю, в основном во дворах отдельных негритянских хижин, в назидание обедневшим белым, которые не проявили джорджийский патриотизм, сбывая продовольствие квартирмейстерам Кэролла. Но прямого нападения расистов на Линкольнвиль не произошло. Рабочие бригады Сала, увеличившиеся во время жарких, напряженных месяцев уборки, еще только могли подвергнуться нападениям.

Но это не давало повода для успокоения, поскольку основные вопросы оставались нерешенными. До тех пор, пока черные и белые не смогут ужиться вместе, оккупационная армия останется раздражителем, так как ей предстояло воплотить в жизнь законы, так спешно утвержденные в Вашингтоне. Майору Дэну Кэроллу оставалось лишь молить Бога, чтобы к следующему году наступили лучшие времена.

Создавшаяся тупиковая ситуация объяснялась множеством причин: главная из них была проста. Пытаясь найти точное слово для ее определения, Кэрролл, ставший джорджийцем, если не по праву рождения, то по праву проживания, размышлял над событиями, которые привели столь значительную часть Юга к грани мятежа, а традиционную политику и экономику — к хаосу и неугасающей вражде. «Это слово — «жадность», — подумал он. — Что еще могло привести на эту землю тучи саранчи?»