Шрифт:
— Как поживает Рональд? — осведомляюсь я.
— Прекрасно! Скоро все придет в норму!
— Вот бедняга!
Но доктор пригласил меня не для того, чтобы говорить о Рональде. Речь пойдет о Мартине Ферне. Мартину Ферну следует приготовиться к встрече с членами своей семьи, возвещает доктор. К встрече с буднями и обязанностями, к встрече с ответственностью и долгом.
А не мелькнуло ли во взгляде доктора злорадство? Кажется, он не прочь попугать меня семейством Мартина Ферна. Кажется, доктор Эббесен ревнует. У него флирт с Лизой Карлсен. Ему это нравится. Наверно, ей тоже. Значит, надо отшить Мартина Ферна. Попугаем же его родней. И выдадим это за психотерапию. Я искренне забавляюсь. Дружески улыбаюсь доктору. А он все толкует об автомобильной катастрофе, о моем прошлом. Я не слушаю. Слежу за мухой, которая безответственно и нахально издевается над докторской плешью. Она все кружит и кружит вокруг его головы.
— Вы не слушаете меня, господин Ферн!
— Это я-то Ферн?
— Да, вы — Ферн!
— Разве можно это безоговорочно утверждать? Я ведь могу оказаться кем угодно… например, Рудольфом Габсбургским!
— Вы — Мартин Ферн!
— Но я вовсе не уверен, что мне так уж хочется быть Мартином Ферном. Я нисколько не ощущаю себя Мартином Ферном.
— У вас есть определенные обязательства!
— Да, но я не намерен отвечать за Мартина Ферна!
Легкая улыбка. Чуть злорадная. Нетрудно угадать его мысли. Погоди, голубчик, уж мы заставим тебя влезть в шкуру Мартина Ферна! Этак всякий, кто захочет, пойдет по твоим стопам! Общество этого не допустит!
— Опять вы меня не слушаете!
— Да нет…
Сеанс психотерапии откладывается на завтра. Впрочем, завтрашний день — особый, добавляет он. Я уж забыл почему. Но ясно одно: для Мартина Ферна это будет особый день.
Последний шлепок, но мухе удается удрать.
Мартин Ферн, как мне с тобой быть?
После обеда я вышел за ворота. За мной побежал сторож. Что мне угодно? Прогуляться. Но ведь это запрещено. Он почесывает затылок. Я ухожу от ворот, оставив сторожа в замешательстве. Нелепый у человека мундир. Огромная фуражка с позументами. Темно-зеленый плащ, как у лесника. Сторож возвращается в свой игрушечный замок.
Иду по тропинке вдоль озера, моросит мелкий дождь. Над озером густой туман. Полуденную жару сменила прохлада. Дальше иду уже с Лизой Карлсен. Она поджидала меня в кустах недалеко от тропинки. Лиза чуть-чуть побаивается доктора Эббесена. Ведь он запретил персоналу общаться с пациентами в нерабочее время.
Тропинка взбирается по холму. Здесь растут вековые деревья. На них вырезаны имена влюбленных. Для влюбленных здесь настоящий рай. За деревьями сверкает серебристая гладь воды. Капли дождя с тихим шепотом падают в сухую листву. У самого берега растет камыш. Чуть подальше, у гнилых мостков, торчит затопленный плот.
— А умеешь ты крякать, как утка?
Пробую крякать, но выходит не очень ловко. Больше похоже на собачий лай. Да и лай-то не высшего сорта. А вот так кричат гуси. А так взлетает испуганный лебедь. Звонко хлопает крыльями. Как-никак Мартин Ферн кое-что помнит. Только о себе самом он не помнит ничего.
На Лизе прозрачный дождевик с капюшоном. А я отыскал среди вещей этого самого Ферна элегантное летнее пальто. Продолжая в том же духе, мы имитируем кошачью драку, мяукаем. Потом изображаем поезд, его гудки, самолет. Потом мы садимся на мокрую скамью, и я целую Лизу. Она вздыхает.
— Ну, что ты?
— Ничего не понимаю! — говорит она.
— Чего ты не понимаешь?
— Ничего! — отвечает она. Отворачивается.
— Как хорошо целовать женщину под дождем, — говорю я. Еще поцелуй.
Она говорит, что запуталась в своих чувствах. У нее есть жених. Он проходит в Ютландии медицинскую практику. Потом в ее жизни появился Эббесен. А теперь я.
— Ну и темперамент у тебя! — говорю я.
— Скажи, чего ты хочешь?
Она глядит на меня. Я-то хорошо знаю, чего я хочу. Капли мягко падают на нас. С капюшона на ее лицо стекает струйка дождя. Мелкие капли смачивают нежный пух над ее губой. Я снова приникаю к ее рту…
И опять мы сидим на скамье. Приводим в порядок одежду. Закуриваем…
Она оборачивается ко мне. Я беру ее руки в свои. Она всматривается в мои глаза. Сначала изучает правый, потом левый, словно сравнивая. Кажется, у Мартина Ферна совершенно одинаковые глаза. Впрочем, не помню.
— Я боюсь тебя, — говорит она.
— Почему?
— Я совсем тебя не знаю!
— Я и сам себя не знаю! Но я-то его не боюсь!
— Кого?
— Мартина Ферна. Скорее он боится меня!
— Я жалею о том, что случилось…
Она улыбается. Чуть горько. Печально.
— Теперь ты должен вспомнить, кто ты такой!
— Да.
— Может, ты для того это сделал, чтобы вспомнить, кто ты такой…
— Упаси боже!
— Столько людей знают тебя! Твоя жена, твои дети!..
— Да, уж они-то наверно меня знают!
— Должна же быть какая-то причина, из-за которой ты потерял память!..
— Причина, наверно, чудовищно банальна, — говорю я.
— Иногда мне кажется, что ты притворяешься, — говорит она, прижимаясь щекой к моему плечу.