Пару слов о том, кто это вообще такие? Это некое, скажем так, сословие срочников обличённых какой-нибудь… Нет, не властью, а особым, так сказать, доверием вышестоящих начальников. Всякого рода писаря (делопроизводители), кладовщики, хлеборезы, директора бань, начальники стиральных и швейных машин и прочие-прочие каптёрщики и т. п. Были такого рода должности и штатными, но чаще всего по штату этого предусмотрено не было и тогда начальники всевозможных служб подбирали бойцов в подразделениях и те работали на всякого рода, как правило, тыловых объектах. Жили они в подразделениях, вернее ночевали в них, а служили там… где уже было сказано. И конечно доставляли массу хлопот командирам.

Ну, а какая такая особая власть у каптёрщика, кладовщика, писаря или скажем, кодировщика? Никакой! А вот положение-то привилегированное. Отсюда и особое отношение, конечно, в первую очередь к младшим по призыву. К своим однопризывникам? Тут по-разному. Потому что внутри одного призыва тоже существовала иерархия. К старшим? Тут без вариантов. Старший он и есть старший. Особо-то не поборзеешь. Но к младшим всегда свысока и с пренебрежением. Чаще всего. Исключения бывали. Какое же правило без исключений? Но крайне редко. Почти никогда.

Отличительным знаком кастовой принадлежности служили ключи. А уж если на колечке помимо ключей была ещё и печать, то это был не просто принц, а наследный принц. Ибо печать!!!

Ключи крепились к ремешку или к цепочке. С другой стороны этот удлинитель цеплялся к ременной петле на поясе брюк. Чтобы, значит, не потерять случайно. Длина этого приспособления была такой, что если свободно отпустить ключи, то связка оказывалась на уровне колена. Во-первых, это было сделано для того, чтобы можно было открыть дверь или там сейф или шкаф, не отстёгивая ключей. А во-вторых… Во-вторых, при перемещениях по казарме или нахождении в местах, где не было начальства, курилке например, цепочка эта раскручивалась на пальце и на него же наматывалась. Потом процесс повторялся, но в другую сторону. Опять раскручивалась и снова наматывалась. И так, пока не надоест. Это считалось круто, и было отличительным опять-таки признаком принадлежности к касте хранителей ключей, и даже печати.

Ещё это сооружение использовалось для шуток или наказания-воспитания личного состава, младшего конечно. Фактической властью это сословие не обладало никакой, но формально имело право. На что? Представьте, идете вы в строю или просто идёте. Сзади вас вот такой хранитель. Вытаскивает он свою цепь и лупит сзади по… тому, что ниже ремня, но выше сапог. По ногам или выше. Разницы никакой. Всё равно больно. Останавливаться, тереть ушибленное место или как-то выразить своё недовольство не рекомендовалось. Ибо следовал вопрос:

— Ты чё, чем-то недоволен, военный? — и, как правило, следовала добавка.

А это просто так, потому что старослужащему военному, обличенному доверием особым, было скучно.

Если оному хотелось проявить власть с пользой для службы, то вылавливался кто-нибудь из вечно нарушавших, по мнению стариков, порядок и дисциплину молодых. Ставился по стойке смирно и воспитывался. Слова разные говорились, конечно, но смысл их сводился к сакраментальному вопросу:

— Ты поал? Поал, нет? Чё, не поал? ("поал" — в смысле "понял").

И вопросы эти задавались очень раздражённым и злым тоном с видом совершеннейшего превосходства и непогрешимости в своей правоте. Потому что только одним своим видом молодой боец вызывал в этом самом… раздражение и возмущение. Чем? Да просто своим существованием. Но это ладно. Но в определённый момент этого воспитательного процесса ключи на ремешке начинали использоваться в качестве "весомого" аргумента. Очень неприятно было получать этими "аргументами" по ногам. А если уж доставалось, извините, по вашему… м-м-м "аргументу", то и совсем было неприятно.

Таких вот коззлов удальцов-молодцов было в роте двое. Вот этот каптёрщик и кандедушка кодировщик. Если первый всё-таки ещё как-то был сдержаннее и выдержаннее, то второй… Он постоянно сидел в штабе. В своей каптёрке. Там и спал. А когда приходил в роту, соскучившись… В общем был он просто патологическим садистом, хотя и трус редкий. Вечно оглядывался и озирался. Как бы кто не увидел чего.

Вот такие были… игрушки… для взрослых и не очень умных мальчиков.

Но, тем не менее, вся эта каста была связана между собой общностью интересов. Люди одного круга, знаете ли. И что не менее интересно близость к ним считалась тоже своего рода привилегией. Как ни крути, а в руках этих деятелей были ключи к некоторым очень удобным и нужным ценностям и благам. Даже вручённое тебе прямо в руки письмо, минуя контрольное вскрытие или томительное ожидание, пока дедушки наконец решат раздать почту и молодым тоже, превращалось в действительно ПРАЗДНИК. А для этого надо было иметь отношения с почтальоном.

Конечно, были ещё ребята очень хорошие.

Слава Желтов, кажется, тихий и спокойный парень.

Юрка Лозовский. Он был с Украины. И вечно попадал в какие-то истории за счёт своей активности. Он всегда хотел сделать как лучше, а получалось у него, как всегда. Просто рок какой-то над парнем висел. Он прилично знал чешский и немецкий, кто-то у него из родных был совсем западных кровей и языки Юрка учил с детства "на дому", что называется. Так ему особист жизнь постоянно заедал. Лоза по телику ночью что-нибудь услышит, потом трещать начинает, осведомлённостью, блин, блистать в курилке. Ну а стукачей-то хватало, вот его потом и выворачивали замполит с особистом. Два друга-брата.