Некоторое время назад я заинтересовался вопросом о том, может ли человек испытывать зрительные галлюцинации, осознавая при этом их логическую противоречивость. Испытуемому, пребывающему в состоянии гипнотического транса, легко можно внушить, что при определенном сигнале он должен пережить какую-то определенную галлюцинацию. Затем испытуемого пробуждают и спустя некоторое время произносят сигнальное слово. Эффект может быть потрясающим: если испытуемому внушали, что в комнату войдет какой-то человек, испытуемый вставал, пожимал кому-то руку, представлял его окружающим и начинал с гостем разговор. При этом его очень поражало, что никто, кроме него, не замечает вошедшего. Используя тот же самый прием, я попытался внушить испытуемому, что после пробуждения он увидит квадратный круг, который будет нарисован на стене как геометрическая фигура. Когда сигнальное слово было произнесено, действительность превзошла все мои ожидания. Испытуемый упорно твердил, что он видит фигуру, которая одновременно является идеальным квадратом и идеальным кругом. И в то же время он признавал, что логически это невозможно. Его вид'eние было настолько реалистичным, что он схватил карандаш и попытался зарисовать то, что видит. Но едва он приступал к этому, как тут же все зачеркивал и начинал сначала, пытаясь изобразить неизобразимое до полного изнеможения. Моя цель была не в том, чтобы создать искусственное мистическое переживание, – я лишь пытался выяснить, может ли человеческий разум вообразить и удерживать в мыслях ситуацию, логическую невозможность которой он ясно сознает. На ранних стадиях своего развития мысль может существовать в форме, несовместимой с ее логическим принятием. Однако это не значит, что в дальнейшем она не сможет развиться в новую полезную идею.

Первые намеки на новую идею могут быть настолько неопределенными и туманными, что им просто невозможно придать какую-либо логическую форму. Нам присуще естественное стремление схватить эту идею и вытащить ее в свет софитов сознания, придав ей определенную форму. Мы организуем и оформляем идею прежде, чем у нее появится шанс самостоятельно развиться случайным (и оригинальным) образом. Но форма, которую обретает при этом идея, была навязана ей, а не явилась результатом ее естественного развития. Мы пресекли свободный полет мысли и закрепили ее на одном месте, как коллекционер закрепляет бабочку булавкой. Поймать идею сразу же после ее возникновения – значит убить ее. Преждевременное и слишком рьяное логическое внимание либо замораживает идею, либо втискивает ее в старые лекала. Концентрация внимания на идее изолирует ее от окружения и препятствует развитию. Фокус сознания мешает плодотворному полубессознательному процессу, который должен развивать идею дальше.

В то же время правда, что разум, не контролируемый логикой, способен забавляться в сумерках сознания такими фантастическими затеями, как вечный двигатель. Правда, что в некоторых ситуациях – например, под влиянием психоделических веществ – человек иногда приходит к выводу, что постиг главную тайну Вселенной. Правда и то, что именно быстрое логическое внимание способно освободить разум от подобного рода фантазий. Но, быть может, риск зацепиться за случайные фантазии типа вечного двигателя гораздо более оправдан, чем риск лишиться всевозможных ценных идей из-за преждевременного энергичного использования логики. Лучше иметь множество идей, из которых какие-то могут оказаться неверными, нежели всегда быть правым, не имея вообще никаких идей.

Выразить идею – прекрасный способ упорядочить ее, а упорядочение обычно означает придание идее логической стройности. Преждевременное формулирование идеи может навязать ей такой путь развития, которому она, возможно, не последовала бы естественным образом.

Слишком быстрое обращение к вертикальному мышлению часто вызвано недостаточным доверием к латеральному мышлению. Не будучи уверенными, что новая идея созреет сама собой, мы чувствуем, что обязаны как-то помочь ее развитию. Однако новую идею вовсе не обязательно отливать в определенную форму – за ее развитием можно наблюдать, следовать за ним, а в периоды, когда идея не развивается, попросту отложить ее в сторону. Коль скоро возникшая идея не принимает пригодную для использования форму сама, мы не выиграем много, если будем принуждать ее к этому.

Когда человек испытывает нехватку новых идей, можно понять его стремление зацепиться за первую попавшуюся, но в общем и целом любая идея становится значительно более податливой, если ее не принуждают, а обольщают. Когда идея созреет и будет готова для более внимательного изучения, вы просто не сможете скрыться от ее назойливости. Если же идея не дозрела, никакие логические ухищрения не ускорят ее развития.

Практическая проверка – лучший способ обращения с идеями. Однако, если условия для проверки идеи создаются легко, опасность преждевременного логического внимания к идее проявляется особенно отчетливо. Появившись в виде предварительной гипотезы, идея быстро перерабатывается в форму, пригодную для эксперимента. Однако, как только запланирован эксперимент и добыто соответствующее оборудование, идея тотчас замораживается в том состоянии, которое, возможно, является всего лишь промежуточной стадией ее развития. И хотя идея может дозреть уже на стадии испытания, на практике это случается крайне редко: не так уж много людей готовы ради дальнейшего развития идеи рискнуть уже полученной аппаратурой и проделанной работой. Если же оборудование добыть не так просто, идея иногда успевает измениться до такой степени, что может потребовать другого оборудования. Мне не раз доводилось заказывать оборудование, которое из-за дальнейшего развития идеи устаревало прежде, чем его начинали использовать. Это отнюдь не довод против высокой степени доступности оборудования, а иллюстрация тех опасностей, которые порождает преждевременное упорядочение идеи.

Поскольку проверять каждую новую идею на практике нецелесообразно, должен существовать какой-то способ отбора. Логическая проверка – экономический фильтр, который ставится между зарождением идеи и практическим испытанием ее эффективности. Только те идеи, которые выдерживают логический экзамен, могут дойти до проверки практикой. Такой экзамен – это попытка почти целиком перенести в сознание встречу идеи с реальным миром, в котором ей придется действовать. На первом шаге логическое суждение о новой идее выносит сам автор, но, даже если энтузиазм помогает идее преодолеть этот первый заслон, она вряд ли попадет на стадию практических испытаний без дополнительного одобрения со стороны тех, кто распоряжается средствами и инструментами проверки.

Описанная система отсева идей работала бы прекрасно, если бы не одно «но»: логические выводы с необходимостью опираются на прошлый опыт. В них могут быть учтены лишь те факторы, о которых уже известно тому, кто строит умозаключения: логика может оперировать только фактами, которые ей доступны. Та мысленная модель мира, в которой проходит проверку новая идея, обязательно будет неполной, поскольку неполным является опыт, который лежит в ее основе.

Когда впервые появилась идея создания циклотрона – ускорителя частиц, сыгравшего важную роль в развитии атомной энергетики, – многие специалисты были уверены в том, что он не будет работать. Их суждения, основанные на имеющихся сведениях, могли бы быть убедительными – но, к счастью, ходом претворения этой идеи в жизнь управляли не они. Идея оказалась работоспособной: предсказанное скептиками снижение эффективности сводилось на нет непредвиденным воздействием магнитного поля. Здесь, как и в случае с Маркони, логический вывод, который опирался на имеющиеся факты, был правильным – проблема крылась в недостатке самих фактов.

Логические заключения могут быть и сами по себе ошибочными. Когда Роберт Годдард [4] выдвинул идею реактивной тяги и предположил, что это единственный принцип, пригодный для осуществления полетов в космос, многие утверждали, что в космическом пространстве ракетный двигатель не сможет работать, поскольку ракете не от чего будет отталкиваться в пустоте. В основе этого суждения лежало неверное представление о поведении ракет: ракета движется вперед потому, что импульс горячих газов, отбрасываемых назад, должен уравновешиваться импульсом корпуса ракеты, который соответственно направлен вперед.