Шрифт:
– Ну что вы за столом – о какой-то гадости?! – Возмутился Алексей. – Надо переключиться на что-то, не вызывающее всеобщего отвращения.
– Без проблем, – Борис потянулся за гитарой.
Шутки ради Алексей перехватил инструмент.
– Ну вот, стоит мне взяться за гитару… – Борис вдруг вспомнил свой вагонный дуэт и замолчал, невольно находя у прошлого те странные щемящие оттенки, которых никогда не бывает в настоящем.
– Обиделся что ли? – насторожилась Катя.
– Нет, нет, – не похоже; скорее, что вспомнил о чём-то, – предположил Алексей. – Возможно, сам где-то у кого-то гитару отобрал… Хотя… нет, – больше похоже, что кто-то сумел его впечатлить и, разумеется, это было как-то связано с гитарой.
– Верно, молодец, – угадал, к тому же, трижды угадал… А вот чтоб он меня обидел чем-то, этого, Катя, я себе и представить не могу.
– Надеюсь, что это действительно так, – пропел Алексей, перебирая струны. – «… И свято верю в чистоту снегов и слов».
– А давай вот об этом поподробнее, только не коверкай песню, как обычно.
Алексей начал наигрывать мелодию.
– Ну, началось! – проворчал Борис. – Просил же не коверкать.
Не обращая внимания на слова Бориса и всё так же искажая мелодию, Алексей продолжил:
Ну вот, исчезла дрожь в руках,Теперь – наверх!Ну вот, сорвался в пропасть страхНавек, навек, —Для остановки нет причин —Иду, скользя…И в мире нет таких вершин,Что взять нельзя!Среди непройденных путейОдин путь мой!Среди невзятых рубежейОдин – за мной!А имена тех, кто здесь лёг,Снега таят…Среди нехоженых дорогОдна – моя!Там голубым сияньем льдовВесь склон облит,И тайну чьих-нибудь следовГранит хранит…И я гляжу в свою мечтуПоверх головИ свято верю в чистотуСнегов и слов!И пусть пройдёт немалый срок —Мне не забыть,Как там сомнения я смогВ себе убить.В тот день шептала мне вода:Удач – всегда!..А день… какой был день тогда?Ах да – среда!..О смысле строк излишен спор,Но нет причинНе видеть в жизни кроме горДругих вершин.О чём Высоцкий умолчал,Но думать – мог,Не дохрипел, не докричал —Всё «между строк».– А с дополнительным куплетом – нормально получилось, – задумчиво проговорил Борис, – какой-то новый смысл появился… И всё же: не нравится мне, когда Высоцкого коверкают.
– Мне тоже не нравится, когда Высоцкого коверкают, но у меня – своё восприятие.
– У Михаила Евдокимова – тоже было своё восприятие, но в его исполнении песни Высоцкого звучали великолепно.
– Ну ты сравнил!.. Евдокимов был артистом, к тому же – уникальным артистом, да и вообще… убили уже его… Короче, если не нравится… на, – Алексей протянул гитару Борису.
– Да ладно, – Борис слегка оттолкнул гитару, – давай лучше что-нибудь своё, а потом – я.
– Уговорил… А рюмки-то уже давно пустые, – Алексей привстал и потянулся за бутылкой.
– Я налью, – перехватил инициативу Борис, – а ты давай, давай.
– Даю, даю:
Проходят дни, уходят годы;Их ни на миг не удержать;А я хочу: сквозь непогодуСорваться с места и бежатьТуда, где я был глуп и молод,Где всё пока-что впереди,В душе – не поселился холод,Поют – печальные дожди…И там мечты мои – чудесны,Передо мною – целый мир,И жив, хотя мне не известен ещё,Мой будущий кумир…Я бы не взял с собой печали,Но весь свой опыт захватилТуда, где всё – ещё в начале,И я бы, не жалея сил,Не упуская ни мгновенья,Напрасно б не прожил и дня:Возможности и вдохновениеНе ускользнули б от меня,Я бы сумел собой заняться,Перекроить судьбу свою…А нынче… мне б лишь – не сорваться,Лишь удержаться на краю.– Ну «мра-ак»! – подытожила Катя. – Умеешь тоски нагнать.
– Всё-то вам не ладно… На, держи, – Алексей отдал гитару Борису. – Завтра на работу?
– Да, – завтра.
– Какое-то плохое у меня предчувствие в связи с этими переменами, – выдавил Алексей, потягивая вино.
– Ну что ж теперь?.. Я уже забыл, когда у меня были хорошие предчувствия, – Борис ударил по струнам. – И вообще:
Я не люблю играть в футбол… на минном поле,Это – как будто – выживать в родной стране;К тому же, этому – совсем не учат в школе…Кому-то дали нужный навык, но не мне.Ищу совета в притчах Нового Завета,В песнях Высоцкого и в Пушкинских стихах;Но вот ответ митрополита Филарета,Что дан был Пушкину, мой обнажает страх…Я существую как бы впопыхахИ день за днём всё ниже опускаюсь…В своём «отчёте о проделанных грехах»Я только снова согрешу, но не покаюсь…Я, гражданин Отечества худой,Небесного – и вовсе не достоен;И занят я – какой-то ерундойВсю жизнь свою… Бес за меня спокоен…Поляну вижу, где красивые цветы —Словно крестов церковных позолота.Я опускаюсь как в цветы – в мечты,Не распознав кувшинки и болото…Не вразумил меня святитель Филарет:Мне всё же ближе «Дар напрасный, дар случайный…»Да ведь и Пушкин – тоже выбрал пистолет,Как будто был ведом какой-то силой тайной…Смаковниц нет, за то полно дубов и лип…И я не понимаю – почему…Себе знал цену, а в болото влип…Но по делам своим – достойное приму.– И этот – туда же!.. – со вздохом выдала Катя. – Мало того, что в «шараге» всё хреново до предела, так ещё и у вас тут – сплошной упадок… Уйду я от вас.
Ночью прошёл дождь. Перепрыгивая в темноте через лужи,
Борис несколько раз помянул крепким словом городские власти за отвратительное освещение улиц, однако вскоре приноровился и уже почти перестал бояться переломать ноги перед первым же рабочим днём. «Что-то затянулось время потерь и неудач, – думал Борис, – очень затянулось; надо как-то всё изменить».
Перед заводоуправлением асфальт оказался почти без выбоин и луж;
Борис решил сделать небольшую пробежку. Обгоняя, спешащих на работу, людей, он вдруг заметил хорошо знакомый силуэт и осторожно окликнул:
– Романыч, ты что ли?
Идущий впереди обернулся:
– Здорово, Борис!.. Ты обратно к нам?
– Ну да. Привет, – Борис протянул руку.
– Хорошо… Может, теперь работа пойдёт нормально.
– Из-за меня-то?.. Ну ты скажешь тоже, Егор Романович!
– Боря, я серьёзно… После твоего ухода – у нас, считай, одни алкаши остались.