Шрифт:
…Камамбер падает.
Остальные сыры с громким топотом проносятся мимо, кто-то побеждает, кого-то награждают…
– В чем дело? – спрашивает Шаряев.
– Похоже, он сломал ногу.
– Надеюсь, его вылечат?
– Сожалею… но нет.
Хозяин Камамбера идет к сыру, вынимает кольт. Что-то переворачивается в душе Шаряева, он бросается к владельцу сыра.
– Хью матч?
– Ват?
Шаряев вытряхивает из кармана бумажник, тычет то в пачку банкнот, то в сыр.
Владелец кивает, говорит сорти-твенти-сколько-то-там, Шаряев умоляет, вон, цифрами, цифрами мне на бумажке напишите, мне этими сортями-твентями в школе все мозги вые… м-м-м-м… извращенно изнасиловали.
Продавец пишет.
Триста.
Шаряев расплачивается, осторожно уводит раненный сыр, осторожно спрашивает у гида, где тут ветеринар. Ветеринар только руками всплескивает, что вы мне вообще привели, я зверей лечу, а не это вот… ну вот, я ему протез из пармезана сделаю. Что вы выдумали вообще, сыр в уздечке, сырные бега, это же не так делается, это головку сыра с холма спускают, он катится, за ним люди бегут, кто поймают. А вы ничего не поняли, учинили тут ипподром…
Я видел озеро в огне, Собаку в брюках на коне, На доме шляпу вместо крыши, Котов, которых ловят мыши…Дамы и господа, перед вами в паб, разделенный улицей. Однажды эта улица зашла в паб пропустить кружечку-другую, да так тут и осталась…
Шалтай-Болтай Сидел на стене, Шалтай-Болтай Свалился во сне…Шампанское.
Свечи.
До нового года осталось всего-ничего.
Нинка щебечет:
– Миленький, какие мы молодцы, что сюда приехали…
Шаряев кивает. Молодцы. Ладно, можно потихоньку Нинку дотерпеть, а весной и на развод…
Бьют часы. За окном, на башне Биг Бена, и в телевизоре.
Бо-м-м-м…
Бом-м-м…
Бо-м-м-м…
Бом-м-м…
Бо-м-м-м…
Бом-м-м…
Бо-м-м-м…
Бом-м-м…
Бо-м-м-м…
Бом-м-м…
Бо-м-м-м…
Бом-м-м…
И снова замирает сердце, хоть и знает уже Шаряев, что н ударят часы тринадцатый раз, а вдруг, а вдруг, а вдруг…
А это еще что…
Откуда…
Как…
Почему…
Человечек с луны Упал с вышины И спросил, как пройти ему в Норич. Купил он пирог И горло обжег, — Такую почувствовал горечь!Нинка кивает, оглядывается, ну где этого Женьку черти носят… А вон он идет, целый дом ведет на уздечке…
– …у наших часов есть еще одна удивительная особенность, – продолжает гид, – в новогоднюю ночь жители окрестных домов слышат не двенадцать, а тринадцать ударов. Это связано с тем, что радиоволны распространяются быстрее, чем звук.
Три маленькие феечки Сидели на скамеечке…Тринадцатый удар.
Шаряев оборачивается. Видит знакомое лицо.
– Ну… пойдемте, – говорит Этот.
Шаряев кивает. Шаряев свое слово держать умеет, сказал – с последним ударом, значит, так и будет.
Этот ведет Шаряева по ступенькам вниз, вниз, откуда здесь ступеньки, только что ничего не было, ну да неважно…
Он расправляет крылья, несет Шаряева к горизонтам, затерянным в тумане. Тут-то и подкатывает страх, как быввает в жутком сне, когда несет тебя куда-то, падаешь, ниже, ниже, не на-а-аа-до-о-о-о, и хочешь проснуться, и не можешь…
Ждите здесь.
Это Этот говорит. Ставит Шаряева на землю, то есть, не на землю, а неизвестно, что тут…
Шаряев ждет.
Мертвый холод.
Могильный холод.
Шаряев еще нажимает на веко, еще надеется проснуться.
Цокот копыт.
Близкуо.
Еще ближе.
Шаряев смотрит в ледяной туман, готовится встретиться с опасностью, что бы там ни было, какая бы там нечисть не вылезла…
Кто-то вываливается из темноты, Шаряев узнает:
– Камамбер?
Камамбер роет землю копытом, фыркает, садись давай скорей, поехали, нечего тебе тут делать.
Шаряев прыгает в седло.
Искры из-под копыт.
Туман рассыпается, уползает куда-то в темноту ночи.
Этот рвет и мечет. Там, в тумане. Обнаружил, что добыча ушла. Нет, не слышно грозного рева, не сотрясаются холмы, просто – Этот рвет и мечет. Беззвучно. И от этого еще страшнее.
Нужно обернуться, и нет сил оборачиваться, и так понятно, что Этот рядом, совсем рядом, настигает, ну давай же, Камамбер, быстрее, быстрее…
Камамбер спотыкается.
Падает.
Шаряев кувырком летит в снег, чер-р-р-т, и забыл совсем, что Камамбер хромой, нога кое-как пармезаном заделана. Шаряев встает, ну давай, давай, пошли потихонечку, уйдем от него…