– Вот, принёс.… Ну и как дальше?

Конспиративно приткнувшись почти вплотную к Глебу, Бориска вытащил из-под рубахи бутылку водки.

– А дальше ты, никому не отдавая этот волшебный сосуд, наливаешь себе и пьёшь только из него. Понял?

– Не-а…

– Дружище, ты минералку любишь, лечебную, без газа?

– Люблю. Запивать ей, что ли буду?

Юность никак не хотела перенимать опыт старших поколений.

С брызгами и бульканьем капитан Глеб наполнил из принесённой бутылки кружку Бориски.

– Пей! Пей, давай! Уговаривать его ещё его нужно! Предупреждаю – будет противно!

Преданный всеми и даже человеком, которому он так безгранично доверял, Бориска зажмурился и сделал глоток…

Действительно, было невкусно. Но он заулыбался, облегчённо вздохнул и чрезвычайно тихо прошептал:

– Спасибо, Глеб….

А тот и сам знал, что тёплая минералка, да ещё и налитая в воняющую водкой бутылку – ужасная гадость.

– Давай-ка покушаем, нам силы ещё сегодня пригодятся.

Первый ящик водки расставился по столу как-то ловко и пропорционально. Граждане наливали себе сами, как и принято в приличном западном обществе. Пили, правда, по-нашему, с небольшим нездоровым остервенением, но за качество закуски Глеб Никитин ручался и поэтому особо пока не беспокоился.

Он сильно намазал себе кусок чёрного хлеба сливочным маслом и поднёс ко рту. Помедлил. За его действиями с нехорошей, даже с несколько пренебрежительной гримасой наблюдал скептический О'Салливан.

– Ты не бережешь своё здоровье. Здесь, – он ткнул пальцем в бутерброд. – Здесь у тебя очень значительное количество холестерина.

«Не берегу, говоришь, моё здоровье…. Берегу, ещё как берегу!».

Капитан Глеб подмигнул практическому итальянцу.

– За меня не бойся. Это у меня от нервов такое – переживаю, понимаешь.

С дальнего бревна к ним опять примчался радостный Хиггинс, притащив за собой на хвосте молчаливого шведа.

– Давай, выпьем ещё! Ты замечательный парень, Глеб!

Швед согласно кивнул головой и без спроса наполнил из принесённой с собой бутылки стакан Глеба. До краёв.

Спрятавшись за свою волшебную кружку, Бориска с ужасом смотрел на предстоящую гибель своего боевого командира. Тот ухмыльнулся и подмигнул.

– В бой идут одни старики!

Даже почти немой швед с восхищением вслух вспомнил своих скандинавских богов и чертей, когда Глеб, закусив блестящими зубами прозрачное стекло стакана, в три глотка опустошил его.

– А теперь ушицы! Николас, дай-ка мне еды поболе!

Уха действительно удалась.

И три больших трески были разделаны правильно, по справедливости, каждому досталось по сочному постному куску. И камбалу резали в котёл помельче, она была послаще и нежнее, и рыбьи головы и плавники варились дольше, взвар наверху блестел круглыми толстыми пятнами жира. Лавровым листом скомандовал лично Глеб, три минуты на финише, не более – потом приправу за борт, чтобы кушанье не горчило.

Первый парадокс случился через полчаса.

Водка ещё не окончательно пропала со стола, ухи тоже было почти половина котла, а чёрный хлеб уже кончился! Белые батоны целиком скучали на дальнем подносе, а родная черняшка исчезла со всех тарелок. Бориска полез в машину за резервом.

– Послушай, Глеб, я все время путаю Бадди и Мерфи. Как их различать-то, а то я боюсь чего-нибудь неправильного не тому сказать, а?

В самом деле, шведский профессор и молодой англичанин были очень похожи.

Толстенький краснощёкенький Бадди имел большую розовую лысину на голове. Глазки у него были узенькие как щелочки, а бровей почти совсем не было, отчего лицо его казалось очень весёлым и добрым. Только вот, в отличие от Мерфи, профессору природа подарила сильно крючковатый нос, а у Мерфи был просто тоненький крохотный носик. Англичанин был неспешен, а Бадди всегда стремился одновременно делать несколько дел. При этом все эти свои многочисленные дела Бадди воплощал в жизнь с таким усердием, что пот буквально струился с него, скатываясь ручейками с лысины прямо по щекам и затылку за шиворот. На шее профессора постоянно висело личное розовое полотенце с нарисованными зверюшками. Он то и дело хватал его и одним махом вытирал размокревшую лысину, стараясь захватить при этом и свою толстую шею.

– Бадди похож на стервятника. И с полотенцем. Запомнил, не оконфузишься?

– Даже записал.

После ухи, не вставая из-за стола, уставшие люди мощным хором спели несколько немецких народных песен. Пустив слезу, маленький ирландец пробовал было исполнить что-то своё, родное, тоненькое, но дал такого неправдоподобного петуха, что коллектив дружно расхохотался. Зато все внимательно выслушали, как капитан Глеб душевно вывел «Белым снегом, белым снегом». Зааплодировали, засвистели с одобрением и тут же разноязыко попросили спеть данную песню ещё раз, но уже во множество голосов.