Боги в изгнании, или Утомлённые властью

Аннотация

Эта книга – первая в мире «доПОТОПной» фантастики. Все фантасты пишут о временах будущего, а в этой написано то, что было в прошлом миллионы лет тому назад. Предлагаемый роман захватывающе интересен, а ещё и полезен для молодого поколения в постижении сокровенных вопросов о взаимоотношениях людей и понимания концептуально значимых идей для эволюционного развития нашей цивилизации.

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero Часть 1. Предписано умереть 1. Припасённый вариант Он состарился, и не имел права жить дольше. Пришли за ним ночью. «Одевайся. Зовут к Верховному, – мысленно приказал полицмент, ввалившийся в комнатушку. Старик закивал: «Да, да, сейчас.». Его застали за работой – на экране компьютера светились расчёты, на столике валялись листки, – и по тому, что полицмент не делал замечаний о нарушении порядка, Тадоль-па понял, что берут для психотрепанации. Только думать об этом нельзя!.. Никаких воображаемых картин. Одеться – и всё… Догадку подтвердил и второй полицмент, появившийся в дверях. Посыльные не ходили по двое. А этот, ещё молоденький, играл в войну и с напряжением следил за каждым движением старика, придерживая рукой готовый к применению пистолетпарализатор. – Может, Элиты выпьют скаракосты, пока я оденусь? – предложил Тадоль-па, специально переходя на устную речь, чтобы уменьшить надзор за своими мыслями. Он выставил на край столика флакон, три стаканчика и стал одеваться. Не было случая, чтобы полицменты отказались от живительного напитка. Смакуя каждый глоток, они медленно потягивали скаракосту. Тадоль-па взял третий стаканчик, посмотрел через донышко на свет, проверяя наличие неуловимой для глаза непосвящённого синевы, и подумал: «Так даже лучше…» Первым повалился на кровать, сонно прищурив глаза, молоденькийполицмент. Сопротивляясь сонливости, старший полицмент пытался расстегнуть кобуру парализатора, но упал в узкий проход между кроватью и столиком. Теперь надо было выйти из-под контроля за мыслями. На виске у Тадоль-па, как и у каждого доПОТОПного землянина, катался под кожей желвак вживлённого микропередатчика мыслей – бионик; с его помощью осуществлялся контроль за размышлениями людей с городской станции надзора. Старик надел на желвак самодельный магнитный блокатор, и сразу оборвалось ощущение мысленного пространства вокруг. Он сел на постель передохнуть и обдумать положение, в котором оказался. Умереть лёгкой смертью не получалось – придётся умирать трудной, понял он. Его должны были предупредить, увести из-под удара, но что-то помешало… Тадоль-па не обижался. Слишком были молоды те, кто был приставлен оберегать его. Да и сам не сумел предусмотреть всего, «провалился»… «А всё-таки жалко умирать перед самым концом исследований, – вздохнул он и принялся доставать из тайника кристаллические пластинки видеозаписей результатов своих изысканий. В этой научной Аркадемии Тадоль-па, как и многие другие учёные-рабы, занимался изучением таинственных экл-Т-тронов, расположенных на северном и южном полюсах Земли. Построенные триста лет тому назад, они хранили в себе, судя по легендам, тайны великого могущества. Стараясь ими овладеть, правящая каста Элитов держала здесь – за полярным кругом, в специально созданном научном городке – сотни учёных рабов. Чтобы не воспользовались они открытием, со станции надзора следили запроцессом познания. Учёных разобщали по мелким темам, дублировали, всячески перепроверяли. Тадоль-па всё это преодолел… Но теперь выяснилось: перестарался в симуляции. Его посчитали творчески бесплодным, решили списать, а перед утилизацией трупа, как полагалось по инструкции, должны были психотрепанировать – последний раз покопаться в мозгу, отыскивая припрятанные мысли. А их было у Тадоль-па в изобилии. Как раз тех, какие хотели от него получить. «Ах, как жалко, нет Кари, – вспомнил он про свою молодую помощницу, пересчитывая пластиночки видеозаписей, вобравшие в себя итог всей его многолетней работы. Кари бы вынесла их. Она всё могла, его дерзкая, неистощимая на выдумки лаборантка. Только вот где сейчас найти её, прежде чем поднимут тревогу? Переступая через тело полицмента, Тадоль-па задел ногой парализатор и забрал его, спрятав под одеждой. Теперь прочь отсюда. Только куда?.. В своём фиолетовом одеянии учёного-раба мыслительной касты баяннов он не мог даже показаться в служебной зоне под основанием городского купола. Там размещались всевозможные хозяйственные постройки, подсобные службы и жилые соты для низших каст – обслуживающих машины инжеров и чернорабочих-скудов. При особом старании там можно было бы сохранить несколько дней жизни. Только зачем? Оставалось идти к центру, в жилую зону господствующей касты Элитов. Ещё не зная, что он там будет делать, не представляя, как найдёт Кари, без которой не мог ничего предпринять, Тадоль-па неспешно шагал, ведомый пока ещё неясным зовом бездумной интуиции. И, как случалось с ним часто, именно здесь, в области бездумья, с дразнящим вызовом блеснула дерзкая мысль… И Тадоль-па её принял к действию, не развивая. Пусть всё будет интуитивно, решил он, и снял блокатор с бионика. * * * Дворец Верховного Предводителя научной Аркадемии стоял в центре городка, прикрытого от полярной стужи прозрачным куполом. Высоко над дворцом, под самым куполом, размещалась станция надзора за мыслями. От дворца к станции тянулись туго натянутые троссы, по которым скользили вверх и вниз кабины лифтов. Тадоль-па решил попасть туда… Шёл он открыто, чинно. Наиболее любопытным Тадоль-па предупредительно отвечал, продолжая шагать: «К Верховному…» Этого было достаточно, чтобы его оглядывающие полицменты теряли к баянну интерес. В условиях всеобщей слежки за мыслями было опасно интересоваться посетителями Верховного Предводителя. Заминка произошла у служебного входа во дворец. Из-за бронированного щита стационарного лучемёта выглянул полицмент и, оглядывая баянна, сонно спросил: Ночь, не видишь?.. Куда? Кто вызывал? Наш любимый и дорогой Верховный Предводитель ле-Трав. Он и ночью занят большими делами, – смиренно ответил Тадоль-па, как и полагалось баяннам отвечать представителю высшей касты. Не остановился, как предписывалось Положением, а шагал по ступенькам к двери, воспроизведя в уме картину своей беседы с ле-Травом. Она была у него сВерховным, когда элит позволил держаться за его палец для лучшего контакта. Эта картина и торопливое восхождение к двери низшего убедили полицмента. Он вернулся за бронированный щит, надавил на кнопку пульта, открывшего перед Тадольпа дверь. * * * Во Дворце шла ночная уборка. Десяток расторопных роботов, зажимая в конечностях скребки, щётки, сопла моющих и осушающих устройств, как стадо гигантских пауков, подгоняемое управляющим ими инжером, с шелестом и шарканьем удалялись по коридору, оставляя за собой блеск и свежесть вымытых стен и пола. Тадоль-па догнал чистильщика и пошёл с ним рядом. «Желаю крепкого здоровья, Тадоль-па, – сказал мысленно инжер, узнав ученого. «И тебе желаю здоровья, – ответил старик. И попросил инжера завернуть в правое крыло. «По графику там уборка через три дня. Тадоль-па многозначительно посмотрел ему в глаза и, как бы случайно, соединил в колечко большой и указательный пальцы, изображая таким образом знак объединения рабов для непримиримой борьбы. Инжер понял символ. Не глядя больше на Тадоль-па, он виртуозно прошёлся по кнопкам висевшего на шее пульта управления, роботы остановились, попятились и повернули в правое ответвление коридора. Стоявший возле высотного лифта полицмент, увидев двинувшихся в его сторону роботов, вошёл в кабину, туда же шагнул Тадоль-па и, прежде чем страж успел выразить возмущение наглостью низшего, свалил его парализующим лучом. Кивнув изумлённому инжеру, чтобы тот продолжал работу, Тадоль-па закрыл дверь, надавил на клавишу подъёма. Кабина понеслась вверх сначала по этажам дворца, а затем заскользила по канатам под купол города. Тадоль-па снял с полицмента лучемёт и приготовился к бою. Может быть, к последнему, подумал он, разглядывая оружие. Оно было непривычным для его рук: низшим запрещалось иметь даже простые ножи, а также другие «колющие и режущие предметы», как широко извещалось в уставоположениях. Однако Тадоль-па легко разобрался в назначении переключателей, перевёл лучемёт на ближний бой и приготовился к броску из кабины. * * * Кабина лифта мягко вошла в приёмное устройство, раздвинулись дверцы – в вестибюле пусто, и только на маленьком столике лежала перевёрнутая фуражка, лоснившаяся от жира белым нутром, и витал специфический запах гигиенических кремов. Выйдя из кабины, Тадоль-па огляделся. Две распахнутые бронированные двери – одна против другой – вели в помещения станции. Слева всё тихо, справа – непонятный гул голосов. Настроясь на биопередатчик мыслей какого-то цензура, Тадольпа его глазами увидел груду денег на большом блюде лендлива. Азартная игра дошла до пика, когда на блюдо бросали всю наличность, чтобы отыграться и сразу разбогатеть или окончательно разориться. На финальный размёт собрались все цензары, оставив свои места за пультами надзора. «Скоро пересмена. Хватит, – заметил кто-то благоразумно, но его слова потонули в хоре возбуждённых голосов. «Ставлю своего химика Масли! «Облезешь, пока дождёшься от него пользы. А то, как с Тадоль-па, провозишься два десятка лет, а он окажется пустым. «А ты провёл его в утилизатор? «Куда он денется? Расщепили уже, наверное. Дальше рисковать было нельзя. Тадоль-па шагнул влево за порог второй двери, и перед тем как захлопнуть её за собой, увидел справа недоумённое испуганное лицо цензура, выглянувшего из-за правой двери. Немо раскрывая рот, он не мог крикнуть. Но уже через несколько мгновений раздались его вопли, посыпались удары в закрытую Тадоль-па дверь. Не обращая внимания на стук, Тадоль-па лучемётом аккуратно срезал рычаг обратной подачи задвижки и пошёл оглядывать станцию надзора за мыслями, чтобы с её помощью провести дерзко задуманную операцию. * * * Цензуры были высокопоставленной прослойкой господствующей касты Элитян, порождённой Новым Порядком. Когда-то, в доисторические времена, в цензуры шли презираемые всеми доносчики, служившие любому, захватившему власть. По мере развития цивилизации им доверяли следить за тем, кто что говорил или писал, думал… А после тотального вживления в мозги микропередатчиков мыслей цензуры стали обеспечивать единомыслие общества и безопасность господствующей касты. Они стали высшими из всех элитян земли, самыми властными, уважаемыми и ненавистными. На множестве экранов станции надзора Тадольпа увидел, как текла обычная жизнь города. После ночных работ брели по улицам и переходам изнурённые скуды, сходились к жилым сотам; от раздаточных автоматов получали свёртки с ужином, вяло съедали их содержимое, дожидаясь, когда транспортёр выдвинет спальный короб, а затем быстро сбрасывали верхнюю одежду, ложились в короб и, прикрытые крышкой, уплывали в чрево спальных сот. Там управляемые автоматикой коробы сортировывались по свободным ячейкам. Какие-то мгновения на экране отражались шевеления рабов и прекращались, когда в короб поступала порция усыпляющего газа. Инжеры и баянны, в отличие от чернорабочих скудов, пользовались привилегиями: вместо спальных коробов имели комнатки и засыпали не от дурманящего газа, а с помощью трансляторов снов. В этих снах они были свободными и счастливыми. Мужчины совершали путешествия во времени и пространстве, любили красивых женщин, а женщины – крепких мужчин, рисковали жизнью ради спасения элитян, пользовались за это их расположением, прекрасно отдыхали и в определённый час просыпались, чтобы продолжать своё служение высшей касте уже наяву. После торопливого умывания и уборки спален они спешили в питатели, а оттуда, дожёвывая прихваченные с собой куски, расходились по местам службы, и на экранах возникали картины работы транспортных сетей, всевозможных автоматов обеспечения жизнедеятельности города, научных лабораторий Аркадемии. * * * …Удары в дверь усилились, надсадно заверещал сигнал вызова на связь. Надо было торопиться, и Тадоль-па сел в ближайшее кресло за пульт. Разобраться в механизме надзора не составило труда. На панелях пультов, на креслах валялись сетчатые металлические шлемы – понятно: надо надеть шлем на голову. Надел… Перед глазами – десятки экранчиков, по которым транслируется личная жизнь поднадзорных землян, а в уголке экрана светятся их индивидуальные номера. Тадоль-па набрал на клавиатуре пульта номер Кари – и на большом экране перед ним появился пешеходный тоннель, по которому шла молодая женщина, а в уголке экрана светилась непонятная буква «П». «А что это означает? Почему «П»? – заметался взгляд Тадоль-па по панели пульта. Увидел кнопку с буквой «П», утопил её – и тут же на экране появилось изображение его комнаты с двумя поверженными полицментами. Изображение продержалось какое-то мгновение, прервалось и вновь стало воспроизводиться… Значит, Кари была у него в комнатке, видела полицментов, а электронный механизм станции надзора отфильтровал опасное для элитян видение и ввёл его в память. Поэтому и светится на её изображении буква «П». И Тадоль-па содрогнулся, понимая, что она бы тоже погибла, не сиди он сейчас за пультом. На подлокотниках кресла, в том месте, куда ложатся ладони, торчали два подвижных рычажка. Тадоль-па взялся за один из них, и тут же на экране высветилось кольцо с крестиком по центру. Предположение, что эти экран, шлём и ручки на подлокотниках были установкой диктата, подтвердилось после того, как Тадоль-па притронулся ко второй ручке: он как бы переместился в Кари, ощутил приятное тепло, разлившееся по молодому телу от быстрой ходьбы, услышал легкомысленную песенку, которую напевала она с наигранной беспечностью, стараясь скрыть то, к чему возвращались её мысли на самом деле. «Кари, я взял тебя под надзор, – мысленно произнёс Тадоль-па, и женщина остановилась, замерла, выжидающе уставилась взглядом в стену. «Не бойся, это я, Тадоль-па. «Где ты? «В станции надзора за мыслями. Кари подняла взгляд под купол города и непонимающе следила за устремившейся туда камерой лифта. «Как ты оказался там? «Захватил. «Как захватил? «У нас нет времени на рассказы. «Они решили тебя психотрепанировать. Я прибежала, чтобы тебя увести, а там… Ты герой, Тадоль-па! Я восхищаюсь тобой. Ты… «Успокойся. Я – смертник. «Не думай так. Если станция в наших руках, то мы… Я тоже взяла парализатор… «А записи?.. Я их оставил тебе в лестничном тайнике. «Взяла. «Тогда иди во дворец. «Понимаю, там лифты… «Тебе ничего больше не надо понимать, – жёстко сказал Тадоль-па. «Прости меня. «Обезмыслься. Иди в приёмную ле-Трава. Ты там мне нужна. Кари кивнула и, привычно склонив голову, направилась в сторону дворца. Разговор больше не возобновлялся. Тадоль-па вёл Кари, боясь думать о том, куда ведёт её и зачем. * * * У входа во дворец Кари остановил полицмент, оглядел её похотливым взглядом и мысленно проговорил с издевкой: «К кому? Таких, как ты, недавно выпроводили. «Есть важное сообщение для Верховного, – ответила Кари, глядя на полицмента скромно, но в то же время строго. «Говори. Дальше Тадоль-па не мог рисковать, и, когда лицо полицмента попало в круг на экране, он надавил на рычажок под рукой с надписью «переброс». Раздался щелчок – и на экране появилась Кари, отображённая взглядом полицмента. Она смиренно объясняла, почему не имеет права сказать охраннику то, что положено знать только Верховному элиту ле-Траву. Тадоль-па нашёл рычажок диктата, перебросил его и ощутил, как замер в ожидании полицмент. Подумал, что надо бы отвести его взгляд в сторону, – и полицмент отвернулся от Кари, стал смотреть на проходящих мимо учёных. Кари проскользнула в покои мимо отвернувшегося полицмента, но тут же столкнулась с выскочившим из отсека охраны полковником Гю-пеем. Тот схватил её за руку: «Кто такая? Почему во дворце? Отвечай! Тадоль-па не дал ему дослушать объяснения и, переключившись на Гюпея, приказал прекратить расспросы и бежать по своим делам. Мысленно спросил: а что случилось? Полковник воспринял вопрос, как разговор с самим собой, и, содрогаясь от страха, стал размышлять, широко шагая по коридору: «Что, что… Разжалуют – и прощай вечность. Может, удастся замять скандал? Усыпил – это ещё не убил… Правда, неизвестно, что он натворил в станции надзора. Ох-хо-хо, да одного того, что низший захватил станцию надзора, достаточно для смертного приговора. Ле-Трав должен замять, иначе ему тоже не сохранить пост», – решил полковник и от отчаяния смело толкнул дверь покоев своего повелителя. Не попросил, потребовал: «Прямую связь, Верховный! Ле-Трав завтракал. Крупный холёный мужчина, он возвышался над обеденным столиком, нехотя пробовал подставляемые слугами блюда, в каких-то ковырялся, другие тут же заставлял убрать. На визит Гюпея никак не отреагировал и отложил столовую цапку лишь когда тот неожиданно резким голосом стал разгонять слуг: Все вон отсюда! Завтрак окончен. На кухню! И ни шагу из дворца без моего разрешения. Такого ещё не бывало. Удивлённый ле-Трав тем не менее сохранял спокойствие и кивком подтвердил приказ Гюпея, заметив с иронией: Вероятно, полковник лучше знает, когда я сыт. Слуги выбежали в разные двери. Ле-Трав поднял руку и на рогатой от антенн скобе, охватывающей голову, нащупал рычажок включения прямой связи – экран перед Тадоль-па потерял изображение. О чём они беседуют, Тадоль-па мог только предполагать. Дожидаясь, когда появится изображение, он приподнял над головой сетчатый шлём, прислушался к стуку и голосам за дверью – охрана бесилась в неистовой злобе: приказы открыть дверь сливались с угрозами немедленной расправы. «Сколько же в них вековой самоуверенности! Они не просят, – размышлял Тадоль-па, – они умеют только приказывать и пугать; насилие и страх – их основные приёмы управления. На экране появилось изображение мягких комнатных туфель ле-Трава, на которые уставился полковник. «Вытащить и в утилизатор живым! – приказал ле-Трав. – Об остальном подумаем позже. «Беспокоюсь за аппаратуру. Если испортит станцию… «Тогда тебе не уберечь головы. «Тебе тоже не уберечь своей, – с отчаянной смелостью, порождённой безвыходным положением, сказал полковник. – Прямую связь! Опять ослеп экран. Тадоль-па понял: они решают, как заставить его выйти из аппаратной или как самим проникнуть в неё. Вероятно, и то, и другое сделать им будет нелегко. Тем лучше. Когда на экране вновь появилось изображение, Тадоль-па быстро перешёл на слежку за ле-Травом. «Иди. Сейчас я сам поднимусь, – сказал ле-Трав полковнику и, когда тот понуро вышел, скомандовал роботу-распорядителю, стоящему в углу в виде благочинного старичка: – Собрать слуг. Одеться. Парадная форма. Включив диктат, Тадоль-па «подсунул» ле-Траву мысль об экл-Т-троне. Ле-Трав воспротивился воспринятому приказу, недоумевающе глянув на стену. Тогда Тадоль-па прибавил диктата и подсказал оправдание для появившейся потребности: «Посмотрю. Тадоль-па мысленно сделал шаг, и ле-Трав, как заведённая кукла, шагнул к роботу-распорядителю, набрал на его панели цифры 7931=20 = 2 и направился к свободной от мебели стене, в которой открылась массивная дверь. Сейф был завален оружием. Лоснились от смазки новенькие парализаторы, подсвечивая красными глазками индикаторов заряженных батарей; в зажимах стояли лучемёты; в углу этого сейфа-арсенала стояли стволами вверх метатели шаровых молний, лежало много других видов оружия, назначение которых не совсем точно понимал Тадоль-па, да и не стремился сейчас понять. Его интересовал только экл-Т-трон. Повинуясь диктату, ле-Трав ткнул кулаком в квадрат обшивки, перевернул его, крутанувшийся на шарнире, и вытащил сцепленные кольцом металлические пластинки ключей.«Все на месте, – с неудовольствием подумал ле-Трав. «И всё же надо проверить, – подсказал ему Тадоль-па. Не привыкший к тому, чтобы во вверенной ему Аркадемии подслушивали его мысли, ле-Трав воспринял подсказ, как разговор с самим собой. И подчиняясь появившейся потребности, сунул руку в ту же хитрую нишу, из которой извлёк ключи, щёлкнул включателем – всё содержимое сейфа арсенала отодвинулось в сторону, открыв новую бронированную дверь в железобетонной стене. ЛеТрав выбрал из связки нужный ключ, вставил его в прорезь замка, повернул с заметным усилием – дверь отошла, показывая узкий и длинный ход, слабо освещённый редкими огоньками. «Что там проверять ещё? Не пойду же до капсул. «Нет, конечно. Скорее одеться, – подсказал Тадоль-па. «Я велел собрать слуг! – раздражённо сказал леТрав, и робот-распорядитель ответил так же мысленно: «Слуги ждут у двери, Верховный. Впущу их, когда закроешь сейф. Ле-Трав проделал все манипуляции с дверьми в обратном порядке, и, когда стенка приобрела прежний вид, в покои вбежали молоденькие баянны и занялись его переодеванием в служебный костюм. * * * В приёмной ле-Трава были закреплённые места для ожидающих аудиенции: для элитян – ближе к двери и в центре, для баянн – по дальним углам, под ветвями серпантинных деревьев, чтобы не раздражать представителей господствующих каст. Кроме того, низшим вменялось в обязанность почтительно помалкивать, чтобы в ментальном поле мыслительной связи не слышалось лишних голосов. Сделать это можно было, бездумно созерцая какую-нибудь точку. Кари рассматривала лепесток цветка. Невидимая за ветвями и неслышимая, она сидела и ждала своего часа. Пришла она сюда первой, а сейчас ментальное поле приёмной переполнялось голосами элитян, собравшихся на утреннюю встречу. Тон задавал круглощёкий грузный Пособник Верховного предводителя Киндель. Большой гурман и сластолюбец Киндель рассказывал, как они с надзирателем вычислителей всю ночь готовили рассыпчатый хаал и поедали его в компании хорошеньких баянн, а потом… Неожиданно распахнулась дверь кабинета, и в приёмную вышел Верховный Предводитель леТрав. Мельком оглядев приёмную, бросил: «Приёма не будет. Элитяне расступились, и он прошёл к выходу. Опасливо и недоумённо переглядываясь, боясь показать в мыслях какие-либо догадки, чтобы не прогневить высшее начальство, потянулись из приёмного зала посетители – сперва элитяне, за ними – низшие. А Кари словно бы подняла какая-то сила и вдоль стенки, бочком, шажок за шажочком, повлекла к двери, в покои ле-Трава. «Приготовь парализатор, – подсказал ей Тадольпа. – Войдёшь – бей робота-распорядителя, в нём – бионик слуги. Кари вошла в покои ле-Трава в тот момент, когда в дверь с другой стороны вышли слуги, а за её спиной сразу же лязгнул дверной запор. Выхватив парализатор, она лучом его полоснула по роботу распорядителю, раз и ещё раз, пока тот не прекратил своё обеспокоенное вращение по оси; часть размалёванного лица робота отвалилась и приоткрыла прицельное устройство и кончик ствола лучемёта. – Ты по-гиб-нешь, – пропищал слабеющий голосок робота. – Не выйдешь отсюда. «Подойди к его пульту, – приказал Тадоль-па. – Осторожнее. Не встань под ствол. Набирай 7931 равно 20 равно 2». – Не смей! – вновь запищал робот, как только Кари набрала первые цифры, и попытался повернуть в её сторону ствол лучемёта. – Не имеет права никто! Кари не обращала внимания на его писк и вообще почти всё делала автоматически, управляемая волей Тадоль-па. Когда перед ней открылась ниша, наполненная оружием, она заменила парализатор на маленький лучемёт, который было удобно прятать под одеждой, так же автоматически достала из потайного места ключи и, открыв ими дверь в стене, шагнула за порог… «Теперь всё делай сама, – сказал Тадоль-па. – Внизу много металла, связь оборвётся. Спустишься в тоннель, достигнешь полюса. Твоя задача – увидеть экл-Т-трон и проверить мои догадки. И сразу – в Габар. Сюда не возвращайся. «А ты, Тадоль-па? Переведя взгляд на экран, контролирующий полковника охраны, Тадоль-па увидел, что цензуры готовятся вырезать дверь лучемётами. И ответил бодро: «Я в полной безопасности. Прощай. Она зашагала по ступенькам вниз, и связь их оборвалась. * * * Тадоль-па переключился на цензуров и появившихся среди них полицментов. Они приспосабливались лучемётом начать осторожную, чтобы не повредить оборудование станции, резку запорного устройства двери. Справиться с ними оказалось просто: используя диктат, Тадоль-па заставил охранника навести лучемёт на полковника. Тот заметался в тесном вестибюле, стал прятаться за цензуров. И всё испуганно забегали под прицелом лучемёта, шарахались из стороны в сторону, падали, ползли, вопили: – Он под диктатом! – Парализовать его! – Убить! И полицмент, поддиктатный Тадоль-па, грохнулся на пол, парализованный сразу несколькими выстрелами. Его кололи и хлестали парализующими и жгущими лучами, пока у несчастного не прекратились конвульсии. Почувствовав свою неуязвимость, Тадоль-па захотел пересесть за соседний пульт надзора, чтобы как можно больше элитов взять под контроль. Снял с головы шлём и тут же почувствовал, как его словно бы встряхнули. Он вытянулся, неуклюже встал с кресла и против своей воли пошёл к двери. Каким-то краешком сознания понял, что его оплошностью воспользовался Верховный Предводитель ле-Трав. «А ты думал победить нас, вонючая скотина?! – гремел в голове голос ле-Трава. «Я… боялся… смерти… – проговорил Тадоль-па, с трудом преодолевая охватившее его напряжение. «Он боялся! – издевался ле-Трав. – Теперь я посмотрю, как ты сам полезешь в утилизатор. Я буду расщеплять тебя по частям. Ты у меня… Ле-Трав с яростью обрушил на Тадоль-па накопившуюся ярость и на какое-то мгновение забыл о необходимости направлять действия поднадзорного, вести его, не оставляя ни на секунду. Тадоль-па тут же воспользовался теперь уже ошибкой ле-Трава: зацепившись ногой за ногу, он упал и намеренно стукнулся микропередатчиком мыслей об пол. Удар был настолько сильный, что Тадоль-па потерял сознание. 2. На грани жизни Внизу гулко грохнуло, и волна воздуха, взмыв вверх, ударила в каменный козырёк над пещерой, пахнула гарью в лицо Ворха. – Взрыв!., – отпрянул он от лаза, втиснулся в какую-то расщелину и замер. Взорваться мог только снегоход, на котором он приехал сюда – значит, покушение! На Верховного элита! Это не укладывалось в голове. Это же… «А почему бы и нет, – подумал Ворх с усмешкой. – Ведь и сам приехал сюда не развлекаться. Вот только забрался в эту глушь без охраны, как будто специально для врагов. Какая непростительная опрометчивость! Над лазом пронеслась с шипением лавина снега, сорванного с вершины взрывной волной; в пещере стало темно от взметнувшейся снежной пыли. Она забивала рот, глаза, уши, лезла под одежду. Но лавина проскочила быстро, снежная пыль улеглась, и Ворх подумал, что ему повезло дважды. Первый раз, когда не стал углубляться в горы и избежал смерти от взрыва снегохода под собой. Вторая удача в том, что, добравшись до первой же горы, он полез наверх, под козырёк, а не остался внизу, где был бы сейчас завален снегом. Он понимал, что убийцы обязательно вскоре появятся и, конечно же, не оставят его в живых. И они появились – в пещеру проник пронзительный свист глайдера. Скорее спрятаться! Убраться в глубь пещеры, в толщу горы, чтоб их приборы контроля за мыслями не уловили и тени каких-либо образов. Окаменеть. Выбрался из пещеры после того лишь, как услышал свист улетающего глайдера. Огляделся. Дождался, когда серебряная лодочка зависла над вершиной дальней горы и скрылась за ней. Вот теперь можно безбоязненно думать… В эти дикие пустынные места Верховный Предводитель Ворх приехал тайно, чтобы побыть одному и обдумать план дальнейшей борьбы без опаски, что кто-то подслушает мысли. За последние триста лет немногие могли позволить себе такую роскошь. Ворх рискнул. Выбрался из зоны массовой слежки за мыслями, чудом избежал смерти, остался, наконец, один, но… не думалось. Его честолюбивые замыслы как бы поблекли, отодвинулись на второй план, а в Ворха вошло неведомое ранее чувство беспричинной тоски, грусти о прошедшей молодости, желания счастья. С чего бы это, задумался Ворх, рассматривая распростёртую перед ним лощину и горы, – гигантские волны окаменевшего океана, величавые и такие безразличные к его судьбе. Клонилось к закату солнце, меняя краски заснеженной лощины, позолотило чехлы на скаракостах – деревьях радости, там и тут росших на пологих склонах. Живой свет отступал, отодвигался к вершинам, ещё сверкавшим льдистой прозрачностью, а низины заполнялись голубым сиянием. И всё это превращение происходило в такой тишине, что казалось он слышит, как течёт электричество по обогреваемому костюму. Ворх взглянул на вершину ближней горы – что-то показалось ему там необычным… Присмотрелся и разглядел лыжника. Маленькая тёмная фигурка стремительно спускалась с самого пика, взвихряя снег на рискованных поворотах, огибала чернеющие выступы камней. А вот прыжок, ещё прыжок!.. Это было немыслимо, граничило с фантастикой. Такое не проделывали даже в видеоснах… На момент-другой лыжник исчез. «Неужели разбился? – пожалел Ворх. Он вышел из-под козырька над пещерой, вытянулся, стараясь заглянуть за выступ, горы, за которым скрылся лыжник, и вдруг почувствовал, как почва под ногами качнулась, и его понесло вниз. Пытался вцепиться в какую-нибудь неровность, но её не было; пронесшаяся ранее лавина снега всё слизала на своём пути, а облетевший ущелье глайдер полицментов растопил снег, и он превратился в ледяную корку, по которой и скользил Ворх. Оставалось только надеяться, что на пути не окажется вмёрзшего камня, который распорет ему спину. Наконец Ворх врезался в снег на дне лощины. Барахтаясь в сугробе, суеверно думал: «Опять повезло?.. Не слишком ли много везения? * * * Над ним склонилась смеющаяся женщина. Ворх разглядел, что это была баянна, но, к своему удивлению, не одёрнул её властно, дозволил смеяться над элитом и даже обрадовался, когда разглядел её пластмассовые лыжи. Разглядел ещё, что она молода и красива. А смеялась – открыто, заливисто и беззаботно, как бывает только, может быть, в детстве. – Берись, – подала она руку и помогла Ворху подняться. «Ты спускалась на этих пластмассовых досках? – спросил он, удивлённо рассматривая её самые простенькие лыжи. Но она не отреагировала на вопрос, вынула из кармана флакончик, брызнула из него себе на руку и, дождавшись, когда капли превратились в пучок волокон, неожиданно быстро протёрла Ворху забрало шлема. – Здесь недавно пролетали полицменты, не тебя ли искали? – вновь спросила она вслух. – Меня. – Прятался в пещерах? – Я видел, как ты съезжала с горы. – Я тоже видела, как ты катился с горки, – рассмеялась она вновь. – Потом ты исчезла. Думал, разбилась. Я хотел… – показал он, как непроизвольно подался к ней, и выразил тем самым охвативший его порыв. Она заметила это, перестала улыбаться и с пристальным вниманием посмотрела на него, а он завершил мысль со смущением за неуклюжий жест. – И сорвался… – Ты так смешно катился… «Что же тут смешного? – вернулся он к мысленной речи, но она опять не ответила. Видимо, не имела с ним мысленного контакта. Неужели при падении повредился бионик, подумал он боязливо и почувствовал, как по спине пробежала дрожь. Поспешно сунув палец под забрало шлема, Ворх нащупал на виске катающийся под кожей желвак – цел! – и облегчённо вздохнул. Выходило, не работал микропередатчик мыслей у женщины. Это казалось не менее невероятным, чем её спуск с вершины. – Неужели не замечает, что лишена мысленной связи? А может, это сделано специально, чтобы избежать надзора? Ворх вспомнил, что ему докладывали о скуде, хитро повредившем свой бионик. Боясь узнать правду – ведь она потребует от него каких-то действий: вызова полицментов, ареста баянны, – Ворх нехотя спросил её мысленно: «Твой биокристалл работает? Но она и на этот раз никак не отреагировала и лишь озабоченно осматривала его разодранный при скольжении с горы комбинезон и ботинки, которыми он пытался примять снег, чтобы не стоять перед ней в сугробе. – В Габар идёшь? – спросила она. Ворх изобразил кивок. В Габар он не собирался – туда было далековато, и Ворху нужна была лишь первая подвернувшаяся пещера, где под толщей породы он мог обдумать свои планы. Однако возвращаться старым путём он тоже не мог, и потому Ворх кивнул уже более решительное. – И лыжи есть? Мой снегоход под снегом.– ответил Ворх и по-думал, что в его положении заиметь лыжи даже такие, как у неё, вопрос жизни. Моей или её?! Она перевела озабоченный взгляд с его ботинок на дальний конец лощины. Даже не улавливая её мыслей, Ворх догадался: думает, как с ним поступить. С закатом солнца становилось всё холоднее. Баянна уже подрагивала, должно быть, не имела энергетического подогрева одежды. – Поедешь со мной, – сказала она. – Как? – Встанешь за спиной. – Погибнем оба. Ты уже замерзаешь. Иди, – кивнул он и незаметно для женщины проверил на месте ли лучемёт. – Без меня ты пропадёшь, – сказала она решительно и, повернув лыжи в сторону лощины, скомандовала: – Становись за спину. И крепче держись! Её затея казалась нелепой: маленькая женщина потащит за собой громадного мужчину. К такому повороту Ворх не был готов и, застыдившись своих мыслей, нелепо заулыбался. Двинулся к ней, проваливаясь в снег. А ведь точно так же он будет проваливаться всякий раз, когда ноги станут соскальзывать с лыж. Неужели она не понимает этого? Она подступила к нему ближе и, когда он встал на лыжи, вцепившись в её поясок, медленно двинулась вперёд. – А ты горячий, – сказала она. – Это электроподогрев. – Тогда не замёрзнем. «Беспечная, – подумал Ворх с усмешкой. – А впрочем, что с неё требовать. Баянна и есть баянна – женщина из касты интеллектуальных рабов, которым положено выполнять мыслительную работу да ещё развлекать элитов. – А ты хорошо идёшь. Синхронно, – похвалила она. – Пожалуй, не опоздаем. «Куда? – спросил он мысленно, а так как не получил ответа, то стал искать его сам, боясь насторожить баянну расспросами. Куда можно «не опоздать»? В Габар? Там что-то произойдёт? * * * Когда-то в юности Ворх бывал в этих местах, катался на лыжах. Оказаться вновь в Габаре показалось ему интересным. К тому же – от себя скрывать не имело смысла – его заинтересовала эта необычная женщина, притягивали её фантастическая смелость, неожиданные поступки. И вообще было занятным побывать в компании рабов, посмотреть на их жизнь изнутри. Разумеется, это рискованно. Но риска больше – замёрзнуть здесь одному в снегах или вновь попасться полицментам Дабера, подстроившим взрыв снегохода… Он шагал и шагал, прижимаясь к женщине, срывался с лыж, опять вставал на скользкую пластмассу, сосредоточивая своё внимание на синхронности их движений. Приноровившись к лыжам, Ворх даже помогал баянне наклоном тела управлять скольжением, когда дорога пошла под уклон. Баянна не переставала похваливать: – Хорошо получается! Чувствуешь лыжи. Дальше будет легче. Проходя по запрятанным от мороза в чехлы посадкам скаракосты, они вспугнули летуна. Мохнатый ящер с кожистыми перепонками между передними и задними лапами неуклюже побежал, проваливаясь в снег и смешно дёргая голым хвостом. – Задумай желание, он полетит, лентяй! – азартно вскрикнула женщина и, расцепив руки Ворха, оттолкнув его, побежала за ящером. Ворх остался стоять, словно воткнутый в снег. Наблюдал, как женщина догоняла зверя, звонко кричала и взмахивала руками, заставляя полететь. Летун, наконец, прыгнул вверх, распростёр лапы, и натянувшиеся между ними перепонки плавно понесли его под гору. «Стать первым! – сказал себе Ворх, вспомнив детство, когда верил таким вот поверьям. – До цвет-те-ния ска-ра-кос-ты! – прокричала женщина. Она вернулась за ним возбуждённая и весёлая. Нет, не такая она красавица, отметил Ворх, рассматривая её радостное лицо, но столько в ней притягательной энергии, внутренней силы, гордой уверенности в себе! Он замечал, что всё больше и больше поддавался очарованию этой баянны. Надо заставить её полюбить, решил он. Тогда можно будет узнать, что она задумала. Только как это сделать, если бионик её отключён? Получается, если все рабы научатся отключать вживлённые в их головы передатчики мыслей, то элитам не заставить их повиноваться. Это же крах всего. Гибель Всеобщего порядка! – Оттуда видны огни Габара, – сказала она, кивнув на то место, где подняла летуна. – Как тебя звать, – спросил Ворх, рассматривая её номер на груди. – Кари. А тебя? – поискала она взглядом его номер. – Костюм не мой, – предупредил он её возможное удивление. – Они ещё не додумались снабжать нас автономным обогревом. – А жаль, – рассмеялась Кари и подступила ближе, чтобы он встал на лыжи. – Только сейчас узнала, как было бы хорошо иметь такую экипировку. И она прижалась спиной к его груди, согревая своё зябнущее тело. В установившейся тишине, когда Кари, не шевелясь, не похрустевшая снегом под лыжами, вбирала шедшее от него тепло, а он обхватывал её руками, чтобы усилить теплоотдачу, послышалось отдалённое урчание моторов. – Кто-то едет, – повела головой Кари, отыскивая направление звука. – Полицменты, – сказал Ворх со злобной тоской. Казалось, дважды спасся, ушёл от них, но вот опять идут за ним с упорной неотвратимостью. Вероятно, приезжали обследовать место покушения и увидели подозрительный лыжный след. Bоpx настроился на бионик одного из водителей и его глазами увидел оставленную ими лыжню; по ней и мчался его снегоход. Натренированный мозг полицмента не позволял себе что-нибудь обдумывать – только след изредка фиксировался им на какие-то моменты и тут же голова обезмысливалась. С таким самообладанием могли работать только высокопоставленные офицеры, знал Ворх, и от этого стало ещё тоскливее. – Спрячься в чехол скаракосты, – предложила Кари и столкнула Ворха с лыж. – Они поедут по моему следу и не заметят тебя. Её готовность помочь тронула Ворха. Сидя в сугробе, он достал из-под комбинезона складной лучемёт. Подбадривающе улыбнулся Кари, отметив, что всё-таки она красивая. И стало жалко себя до противной тошноты, жалко, что больше не будут его любить такие вот женщины, что вообще ничего не будет… – Я не отдам тебя им, – сказал Ворх. – Задержу здесь. А ты беги, спасёшься! – А ты? – Бионик, найдут по мыслям. – Разбей его. Он изумился: разбить бионик? Чудовищно! Тогда возьми мой блокатор, – сняла Кари шлем и вынула из волос брошку в виде цветка с подковообразным зажимом. Протянула ему брошку, – надень на бионик. Вот теперь, наконец, он улавливал её мысли и без слов понял, как надо закреплять блокатор, замаскированный под брошку; почувствовал, что она полна решимости бороться и даже готовится что-то предпринять для его, Ворха, спасения; понял, что стал чем-то ей дорог. «Тогда пусть любит, – решил Ворх. Зачем это понадобилось ему перед гибелью – он не знал. И, нащупав на скобе под шлемом блок гипнотера, включив диктат, Ворх дал Кари гипнотическое повеление любить его вечно, думать о нём постоянно, томиться сладостной мечтою о его ласках, быть счастливой, угождая каждому его капризу и желанию. За многие годы отрепетированная Ворхом «гамма любви» с помощью гипнотера воздействовала на бионик Кари и проникала в мозг, во все подкорковые центры эмоций, и вписывала ей новые понятия о счастье, символом которого становился Ворх. Он воздействовал на её мозг ещё и ещё раз со сладостным исступлением обреченного, которому не придётся воспользоваться свершаемым. Казалось, мало сбежавшей с её лица настороженности, появления теплоты во взгляде; он терзал её мозг, пока она не подступила к нему и, застенчиво улыбнувшись, склонила голову, коснулась его. Она – любила. – Теперь беги, – приказал он, отключив гипнотёр. – Уводи след, а я спрячусь тут. Если погибну… Расскажешь всем, где погиб Верховный Предводитель Ворх. – Ты… Верховный?! – метнула она изумлённый и испуганный взгляд. – Быстрее, – махнул он рукой, повелевая, и Кари побежала по лощине вниз, замелькав между шарами скаракосты. * * * Рокот моторов приблизился, и стало ясно, что ехали три машины – одна по следу, а две другие – по обе стороны от него. Ворх впился взглядом в заиндевелый шар пластмассового чехла, вобравшего в себя дерево, и, отыскивая на нём швы соединений, намеренно подумал: «Спрячусь в чехол, а они пусть едут за ней». – И тут же надел на бионик брошку Кари. Мир сузился до восприятия Ворхом собственного тела, оставив лишь то, что чувствовала кожа, видели глаза, слышали уши. Уход из-под контроля за мыслями предоставлял ему возможность спрятаться, а значит, и выжить. Он плашмя кинулся на снег и, переворачиваясь, скатился по склону вниз, укрылся за сугробом, примяв там удобную для тела площадку. Стал ждать. По скаракосте ударили в шесть лучемётов, дырявили и кромсали шар, пока он не свалился с перерезанного ствола, и потом ещё били в опадающую оболочку, превращая в труху ветки дерева, а с ними уничтожая и Верховного Предводителя элитян, как они думали. Ворх смотрел на это и представлял, как бы сейчас корчился там, порезанный лучами. Смотрел, наполняясь ненавистью к полицментам, к их Верховному Предводителю Даберу, решившемуся на убийство в борьбе за власть. Полицменты сошли со снегоходов и, проваливаясь в снегу, побрели к истерзанному чехлу. Будут искать бионик, чтобы уничтожить улики, понял Ворх, и, выждав, когда полицменты принялись разгребать дымящуюся кучу мусора, безжалостно порезал, покромсал их тонким рассекающим лучом. Разрядил всю батарею. Добрался до снегохода. Перезарядил лучемёт и энергопояс новыми батареями из запасов полицментов, и погнал снегоход по лыжному следу Кари. * * * След оборвался на кромке пропасти. Ворх обомлел, когда увидел перед собой разверзшуюся бездну такой глубины, что постройки Габара с эстакадами и дымными трубами, заполнявшими пространство внизу перед другой горой, устремлённой в поднебесье, казались россыпью детских игрушек. Понуро сгорбился, представляя, что могло случиться. Вероятно, Кари мысленно уловила, как полицменты уничтожали скаракосту, в чехле которой он должен был спрятаться по её совету, а позже не услышала его призывов. Ну, конечно же! – забыл снять блокатор. Ворх поднял шлем, сорвал с бионика её хитрый цветок и с ещё большей тоской, навалившейся на него, подумал о происшедшем. Она не улавливала его мыслей, защищенных её же блокатором, а рокот мотора снегохода приняла за приближение погони. Видимо, не в состоянии без него жить, в отчаянии бросилась вниз, подумал он. К Ворху всё явственней приходило осознание, что и он её полюбил. Это было для него новым и странным. Вылез из кабины снегохода, он смотрел на далёкие огни Габара, а видел её смеющиеся глаза, когда Кари склонялась над ним, чтобы в очередной раз помочь ему подняться и встать на лыжи. Всё, что было между ними, – только вот эти взгляды да смех, а опечален так, что хоть бросайся за ней в пропасть. Он шагнул, чтобы заглянуть за кромку, навсегда скрывшую Кари, и уловил её голос: – Не надо! Я здесь. Ворх оглянулся и увидел Кари, спускавшуюся к нему по склону горы. Он бросился к ней, увяз в снегу. Подъехав, Кари кинулась к нему в объятия, переполненная радостью и ликованием. – Ты живая! Живая! Любимая! – Любимый! – повторяла она в ответ. – Ты же… закоченела! Грейся, – он прижал Кари, обогревая. – Где ты была? Как оказалась там? – Ты победил их… Я знала, что ты победишь, – ушла она от ответа. Ворх не обратил на это внимания: он ласкал и упивался её ласками. – Скорее в Габар, – заторопился он. 3. Последний оплот Габар был местом скопления древних рудников, разрабатываемых за много тысяч лет до начала эры Нового Порядка. Выработки, штреки, штольни уходили глубоко в горы, многоярусно ветвились, запутанно пересекались, так что не могли быть подконтрольны охранным постам полицментов с их установками тотальной слежки за мыслями, а потому рабам здесь вынужденно предоставлялось самоуправление. За добытые объёмы руды им выдавались питание, одежда и необходимая техника. Специальные полки полицментов, разместившиеся в древних, перестроенных под казармы крепостях, надёжно запирали ущелье. Bоpx направил снегоход к Дворцу Нового Порядка, когда-то построенному для рудничного гарнизона. Дворец стоял на возвышении, и к нему двигались толпы землян, подрагивая от холода. Обгоняя низших, Ворх «прощупывал» каждого по высшей волне мысленного контроля компактным прибором, которым располагали только Верховные Предводители, но так и не мог найти неблокированного. «Неужели все защищены? – не переставал он удивляться. – Не страшатся наказаний за нарушение Великих предписаний? Впрочем, чего же бояться им – вечным каторжникам. Они и бионики выбрасывают из головы. Как только поступают сюда, – вспомнил Ворх удививший его когда-то доклад. Некоторые и рождаются здесь, бесконтрольно живут, скрываясь в дебрях лесов и пещерах гор. Проблема эта постоянно тревожила Гильорт до той степени, когда уже не хотелось о ней думать и чтото делать в силу бессмысленности делания. Ворх всматривался в лица низших и видел – не боятся. Глаза светились живостью и воодушевлением, которые редко приходилось видеть у рабов в метрополии. А здесь даже вечно грязные, тупоумные скуды, дрожащие от холода под пластиковой одеждой, непригодной для работ на поверхности, даже генеты специальной селекции, предназначенные для чёрной тяжёлой работы, заметил Ворх, смеялись. Смеха скудов Ворх вообще никогда не слышал и даже предположить не мог, что он возможен. А услышав его здесь, понял, что тут происходит нечто воодушевляющее их. «Заговор?!. Тогда они уничтожат меня, – осознал Ворх и усмехнулся: надо ли было менять быструю смерть на мучительную казнь?.. Может, прикинуться взбалмошным любителем экзотики, забравшимся ради остроты впечатлений в проклятое место?.. Не поверят. К тому же Кари может выдать, покосился он на привалившуюся к нему и мирно спящую, разморённую от тепла кабины баянну. Ах, как неосторожно открылся ей! «Тогда попрошу помощи в борьбе, – пришла, наконец, спасительная мысль. У широкого марша ступеней главного входа Дворца Bоpx остановил снегоход. Кари тут же открыла глаза и, не отпуская его руки, которую держала всю поездку, повернула к Ворху голову, улыбаясь смущённо и счастливо. – Уже приехали. А я спала. – Очень хорошо, что отдохнула. Мне нужна будет твоя помощь. Я должен встретиться с вашими предводителями, или как вы их там называете. По мере того, как до сознания Кари доходил смысл его слов, с лица её сбегала безмятежная улыбка и сменялась выражением озабоченности и тревоги. «Боится за меня, – отметил Ворх. Откинув купол кабины снегохода и, помогая Кари выбраться, подбадривающе шепнул: – Всё будет хорошо! – Кари, я здесь, – раздался радостный возглас. От группы низших, поднимавшихся по ступенькам Дворца, отделился молодой мужчина из касты инжеров и, прыгая через ступеньку, подбежал к Кари, обнял её, закружил. Ворх ревниво сторожил Кари взглядом: как поведёт себя? На миг она обрадовалась появлению инжера, но взгляд её тут же метнулся к Ворху, как бы прося прощения и заверяя, что любит она только его и никого больше. – Мы ждём тебя на всех тропах, – говорил инжер, не замечая явной скованности Кари. – Все в сборе. А кто это? – заметил он Ворха. – Наш гость, – произнесла она твёрдо. Глядя в глаза инжеру, добавила. – Займи нам столик в верхнем зале. – Только тебя ждут, – тянул её наверх инжер. – Там закурят скаракосту, если позволит элит, – сказала Кари, вопросительно глянув на Ворха. Теперь и инжер посмотрел на него с нескрываемым удивлением. Глаза его привычно потускнели, плечи опали, и весь он словно поджался, потупился, как подобало вести себя низшим в присутствии элитов. Кари тем временем продолжала задавать ему программу, торопливо перечисляя то, что должно быть во Дворце. Лёгким кивком головы Ворх подтвердил сказанное и, подав руку Кари, чтобы вести её наверх, небрежно бросил окаменевшему рабу: – И чтобы никто не знал обо мне. Только ты, она и ваш Предводитель. Извести его. Поднимаясь по ступенькам, Ворх расправил плечи, придал осанке горделивую выпрямленность, похожую на ту, что была у каменного Победителя, стоящего на высоком постаменте у главного входа. Зажав в руке лучемёт и небрежно выставив его вперёд, всегда готовый полоснуть лучом смерти, каменный элит стоял там, олицетворяя силу и мощь правящей касты. Каждый проходящий под стволом его оружия должен был помнить, что подвластен любому приказу победителей. И Ворх гордился своей причастностью к касте победителей, полностью игнорируя приглушённый смех скудов над его в клочья изодранным на спине костюмом. – Мы переоденемся в моей комнате, – сказала Кари, уводя его из вестибюля в коридор. – У тебя есть постоянная комната? – Я здесь бываю. Привожу расчёты… Ворх кивнул. Он тоже здесь когда-то бывал. Озираясь, восстанавливал в памяти планировку Дворца и что-то припоминал… * * * Когда-то это здание служило размещавшимся в Габаре полкам полицментов, и Ворх приезжал сюда усмирять вечно бунтующих рабов. Помнил, как они, тогда ещё молоденькие офицеры, нашли в тупике одного из коридоров комнату, а в ней – спуск в подвалы, набитые предметами культуры и быта покорённых народностей. Тогда и он, и его друзья удивились, что низшие были, судя по находкам, совсем не такими дикими, как учили их на занятиях. Их находка произвела переполох среди командования. Офицерам прочли под гипнозом несколько лекций о преобразующей мир светлой миссии элитов, установивших на веки веков Новый Порядок, а подвалы залили пластиком, замуровав вход. И правильно сделали, отметил сейчас Ворх. Кари завела его в стандартную комнату одиночек, где кроме кровати предусматривались подстав для курения скаракосты, настенный телеэкран одноканальной трансляции и совмещенная со всем необходимым душевая кабина. Но телеэкрана здесь не было, а на его месте висела картина, где был изображён старик в древнем одеянии. Примерно такие же картины Ворх видел в подвалах и потому сразу заинтересовался ею: – Кто это? Откуда? – Не знаю. Он был на обороте. Она бросила на Ворха укоризненный взгляд, смысл которого он понял, когда Кари повернула портрет. На оборотной его стороне была воссоздана видеопластикой сцена наказания элитом провинившегося скуда. Любое изменение угла зрения как бы оживляло конвульсии бугристого от мускулов, глыбоподобного скуда, валявшегося в ногах у молоденького паренька под лучом парализатора. Скуд корчился, вздрагивал, ронял слёзы и слюни, униженно молил о пощаде, тогда как казнящий его элит сострадательно хмурился, вынужденно исполняя свой долг. Кари подавленно молчала от сознания своего зависимого положения, о чём так бесцеремонно ей напоминали этой картиной; Ворх тоже почувствовал смущение от своей невольной бестактности, а ещё, пожалуй, от признания вредности подобных картин, которые он, как Верховный Предводитель надзора за мыслями, в своё время рекомендовал для серийного производства. Помещённые в таких вот комнатушках, подобные картины, пожалуй, вызывали у низших не чувство смирения, а всевозрастающую подавленность. Ворх снял картину, подержал в руках, не зная, куда деть – в комнатке не было места для хранения каких-либо вещей, – и вновь повесил на стену так, что видно было изображение старика. Улыбнулся Кари. А та в ответ на его улыбку расцвела. Притронулась к Ворху, ласкаясь, и тут же, спохватившись, повернулась к подставу, подожгла на нём косточку скаракосты, а когда Ворх потянулся к дурманящему дыму, приятно расслабляющему мышцы, Кари уступила ему место у подстава. Сбросив с себя экипировку, она встала во встроенную в стену вертикальную ванну, которая сразу же повернулась с ней, чтобы сомкнуть створки, наполнилась моющим раствором, автоматически вымыла Кари, высушила и вновь повернула к комнате – для выхода. Будешь мыться? – спросила Кари, переодеваясь и стараясь не замечать страстного взгляда Ворха. Он молчал, но на лице его проступила легко читаемая боязнь остаться без энергопояса и другого оснащения, которым располагали Верховные элиты. – Где я встречусь с вашим Предводителем? – Я пойду и узнаю. И принесу тебе одежду. Сбросив верхний изодранный костюм, Ворх задумчиво стоял перед Кари в блистающем наряде Верховного Предводителя. Он впервые почувствовал свою незащищенность перед неизвестными силами, окружающими его. Вся надежда на спасение была связана с Кари. Ворх привлёк её к себе, лаская, и приказал: – Иди. А я… приведу себя в порядок. * * * Кари вышла из комнаты, закрыла за собой дверь и тут же привалилась к ней спиной, ощутив волну внутренней слабости и смятения. Она бежала, летела в Габар с великой вестью о том, что тайны экл-Ттрона больше не существует, что она, Кари, теперь знает всё-всё. И это «всё» станет главным оружием в борьбе угнетённых против господства элитов, а сама полюбила одного из них так, что уже ничего не помнит, готова отдать ему и себя, и тайну… Забыла Эйлева, с которым связаны были всё мысли о счастье. Даже думать об Эйлеве стало неприятно Кари, и, она поторопилась отбросить воспоминания о том, как тот неуклюже обнимал её возле снегохода на глазах у Ворха. «Но ведь любила, любила!.. Что же произошло? – мучилась она, не замечая на себе взгляда остановившегося перед ней скуда. Опасливо косясь на дверь, он произнёс шёпотом: – Тебя ждут, Кари. – Идём, – подала она руку, чтобы опереться… * * * Оставшись один, Ворх стал размышлять о своём положении. Вероятно, что здесь они и схватят или… Что там они делают с нами?.. Осознавая, что не сдастся без борьбы, проверил стены и выяснил, что три из них представляют собой всего лишь пластиковые перегородки, которые легко будет прожечь лучемётом. И тогда… А тогда надо найти хотя бы одного незащищённого блокатором раба, воспринимающего мысленный приказ… Только сейчас Ворх на собственном опыте убедился, какое у них, элитов, могущественное оружие – бионик – и какое оно ничтожное, когда блокируется. Изобрели бионик задолго до установления Нового Порядка. О военном предназначении прибора не думали и вживляли его в мозг только для просветления большим учёным и организаторам масс, чей моральный облик и гражданские устремления не вызывали сомнений. Бионик позволял дальше видеть, тоньше слышать, а главное – читать мысли землян вблизи и на расстоянии. Для этого стоило лишь представить образ того, с кем обладатель бионика задумал общаться, и прибор усиливал телепатический контакт, позволял воспринимать поток мыслей «собеседника». Вскоре открылось ещё одно замечательное свойство бионика. Вживлённый в мозг, он впитывал и накапливал всю информацию, получаемую индивидуумом на протяжении жизни, полностью сохранял самосознание личности после смерти физического тела. Оснащённый специальным приспособлением, такой биокристалл, бионик, теперь уже именуемый Бауком, прикреплялся на голову любого землянина и… происходило воскрешение умершей личности. Баук великого учёного продолжал творить, большого политика – управлять. И тысячи землян становились добровольными носителями Бауков для быстрейшего достижения прогресса. По меpe совершенствования биокристаллов бионика их стали вживлять не только великим, но и выдающимся специалистам, затем – хорошим и… нужным. Далее как-то сама собой пришла потребность вживлять бионики их родственникам и друзьям. Этот шаг вызвал недовольство простого народа, не желавшего отдавать тело в услужение тем, кто должен существовать в виде Баука. Однако первые одиночные вспышки протеста были подавлены искусно организованным и широко рекламируемым всеобщим движением за достижение нового расцвета Земли, обеспеченного глобальным единомыслием всех народов. Были составлены величественные проекты преобразований, обещаны невиданные успехи науки, техники, культуры, сказочное благоденствие каждого и всех. Передовые мыслители пытались доказать, что общество ещё не созрело до таких преобразований, что прийти к ним – если это достижимо вообще – можно только путём повышения нравственности и приобретения каждым собственного опыта, а не механического приятия знаний, пусть даже выдающихся землян. Высказывалось много других доводов, но их не поняли сразу, а потом было некогда понимать и перестраиваться. Взбунтовались горняки и металлурги, и правителям надо было предпринимать экстренные меры. Мир раскололся на два лагеря. И хотя в меньшинстве оказались Элиты – так называлась правящая прослойка, – они победили, обеспечив себе господство и многовековое бессмертие. Был установлен Новый Порядок, превративший инакомыслящих в рабов. «Не желавший терять малое – теряет всё», – вспомнил Ворх афоризм и подумал, что всплыл он в памяти не случайно. Надо им что-то предложить, чтобы выиграть время и уйти отсюда живым. Секреты Гильорта?.. Но в условиях тотального контроля мыслей, которому подвергались даже Верховные элиты, невозможно будет скрыть предательство. Неужели придётся умереть после трёхкратного спасения?! И потерять вечность, не испытав её?.. * * * Непрекращающиеся шаги за дверью и голоса за стенкой напомнили Ворху времена юношества, когда он жил в такой же, как эта, комнатушке и мечтал поскорее стать полноправным элитом. Этот день наступил после совершеннолетия, когда им – одногодкам – вживили бионик и привезли во Дворец Гильорта для принятия присяги. Вспомнился пронизанный светом зал, стройные ряды подтянутых молодых офицеров с белыми повязками на голове и полнейшим сумбуром в мыслях. Сопровождаемый группой офицеров в зал вошёл один из первых правителей Гильорта, прославленный военачальник Великой войны, эксПредводитель Верховных Элитов Баук-Кубтарм. Он покоился на голове темнокожего скуда, нависал над его лбом массивным наростом, сверкающим множеством золотых ножек и усиков, погружённых в мозг раба. Сам раб был одет в мундир Кубтарма, густо обвешанный орденами и регалиями; он был увалист и неуклюж, глаза его были тусклы, взгляд – неосознанный, так что Ворх на какой-то момент усомнился в силе бионика и, как оказалось, напрасно. Подавленная воля раба свидетельствовала о жизненной силе Баука. И экс-Предводитель Баук-Кубтарм продемонстрировал это, отбросив все сомнения Ворха в возможности бессмертия и вечного господства – высшей привилегии касты победителей и господ. «Юноши! – обратился мысленно к молодым Баук-Кубтарм. – Сейчас вы примете присягу Гильорту и станете полноправными членами нашей великой касты. Это большое счастье – быть её представителем. И большая ответственность. Тысячи лет на Земле не утихает борьба. Воевали народы, страны и континенты, партии и классы. Добивались счастья, не понимая, что не может быть его без несчастий и зла; добивались свободы, не понимая, что не может её быть без ограничений и стеснения, насилия и гнёта; добивались равенства и братства, не понимая, что миром правит Закон иерархии, который утверждает: солнце – сияющее над нами, может существовать и без нас, и без Земли, но мы не можем прожить без него и мгновения. Точно так же и народ не может прожить без вождей, без их разумного правления. Но народ тёмен и не всегда постигает эти простые истины. Ослеплённый верой в надуманные идеалы, он постоянно бунтует. Но мы заставили народы смириться, принудили работать. Мы победили! На Земле утвердился Новый Порядок. Согласно Всекосмическому закону иерархии правящая каста Элитов получает привилегированное положение и гарантированную тысячелетнюю жизнь. В ваших силах, юноши, продлить этот срок до ста тысяч, до миллиона лет!..» В рядах молодых офицеров раздались возгласы изумления. Баук-Кубтарм рассмеялся. «Всё зависит от вас, юноши. Дерзайте! Мы своё сделали, теперь пришло ваше время. А награда стоит того, чтобы поработать одну жизнь. Я прожил триста лет, сменил десяток таких вот носителей, и всё ещё не исчерпал желания наслаждаться. Если прибавите мне тысячу лет, буду вам благодарен! Встреча с экс-Предводителем Баук-Кубтармом пробудила в Bоpxe честолюбие. Как и все присутствующие на приёме офицеры, он жаждал поскорее приступить к активной деятельности, совершать подвиги во имя процветания и утверждения безраздельного господства касты. И не только это… Где-то в тайниках мозга вспыхнула понятная только Ворху и никак не сформулированная мечта стать таким же прославленным, как Баук-Кубтарм, и потом выступать перед молодёжью в день принятия ею присяги Гильорту. Воспоминания не помешали Ворху контролировать происходящее вокруг него. В здании сделалось тише. И шагов за дверью становилось заметно меньше. Кари не возвращалась. Охваченный тревогой, он опять подумал о конце. Что ж, пусть будет смерть, решил Ворх. Предательство невозможно… 4. Выбор судьбы Известия поступали в Габар тревожные. Приезд Кари должен был внести ясность, её ждали на Сборе. Но произошло непредвиденное: с ней появился Верховный Предводитель ведомства надзора за мыслями. А он был, по предположениям, претендентом на пост Предводителя Верховного Гильорта планеты вместо престарелого бон-Линг-па, переселения «я» которого в Баук ожидалось со дня на день. Зачем Ворх сюда прибыл? Почему с Кари? Сотни подобных вопросов задавали себе избранники Сбора, ожидая Кари. – Его надо убить! – твердил Эйлев. Невысокого роста, мускулистый и всегда весёлый, он обычно вызывал вокруг улыбки и смех. Сейчас же, после обескураживающей встречи с Кари, был непривычно взвинчен и зол. Ходил по диспетчерской с работающими экранами видео и словно бы не замечал ничего вокруг: с силой оттолкнул попавшийся ему на пути стул, и тот, отлетев к стенке, разбил экран, а Эйлев даже не заметил этого, продолжая шагать. Комендант Габара Минтарл был настроен более миролюбиво. – Нам важно узнать, зачем он приехал, – говорил Минтарл, сидя за столиком. Кожистая складка на лбу, образовавшаяся от долгого ношения Баука, нависала над его глазами в виде козырька, и Минтарл задумчиво тёр её пальцами единственной руки, подпиравшей голову. Взгляд его был устремлён на один из экранов, где транслировались учения полицментов, проводимые их Верховным предводителем Дабером. – Во всяком случае не вступать с нами в тайное соглашение против него… – Минтарл имел в виду Дабера. – Тогда надо схватить Ворха. И не медлить! – сказал Эйлев и приостановился, дожидаясь ответа. – Нельзя! У Ворха нет таких полков, – кивнул Минтарл на экран, где Дабер посылал в атаку моторизованные части полицментов. – Вероятно, он хочет как-то использовать нас. Видимо, знает про готовящееся восстание. – Тем более надо схватить! – подступил к столику Эйлев и проверяющим беглым касанием прошёлся по оружию, спрятанному под платьем. – Он не должен уйти отсюда, чтобы не проговориться потом. – Я хочу разобраться во всём, чтобы не сделать ошибки, – терпеливо ответил Минтарл. Грузный и внешне медлительный, он обладал живым умом и прекрасной памятью. Но для принятия решения сейчас ему недоставало информации, и Минтарл медлил, пытаясь добыть её с помощью логических построений. – Ворх, без сомнения, претендент на пост Пред-водителя Гильорта. Его ведомство могущественное, но не имеет реальной силы. Его сила – в знании чужих секретов и в политической изворотливости. Уверен, он что-то вызнал или хочет здесь вызнать, чтобы использовать это в борьбе. – Он мог прослушать мысли Кари! – Мог. У Верховных особое оснащение. – Тогда… – хищно напрягся Эйлев. Минтарл поднялся с кресла. Высокий и когдато крепкий мужчина, он и сейчас ещё был величественно могуч. Распрямившись, Минтарл со спокойной твёрдостью взглянул на Эйлева, красноречиво показывая взглядом, что никаких «тогда» быть не может. * * * Кари пришла, наконец. Смущённо улыбаясь, она скользнула мимо кинувшегося к ней Эйлева и, поприветствовав Минтарла, села в предложенное кресло. – Где Тадоль-па? – спросил Минтарл. – Что в си-стерии? Рассказывай. – Он захватил городскую станцию надзора за мыслями и закрылся в ней, – торопливо рассказывала Кари. – Город безнадзорен. Надо спасать Тадоль-па. Он великий учёный. Здесь записи его мыслей. – Она достала из кармашка коробочку с тонкими пластинами магнитных записей и передала Минтарлу. – Тадоль-па доказал возможность материализации мыслей, нуль-транспортировки, телекинеза. Тайны экл-Т-трона больше не существует, она – у нас! – Ворх знает про это? – приподнял Минтарл по-лученную коробочку. – Нет. – Как ты оказалась с ним? – Какая-то случайность… Он убегал от полицментов: его хотят убить. Взорвали снегоход, а потом была погоня. Он их уничтожил. Минтарл и Эйлев понимающе переглянулись, а Кари насторожилась. Опять её колыхнуло волной любви. Почувствовав опасность для Ворха, Кари принялась рассказывать, какой он отважный, умный, хороший; высказывала предположения, как он поможет им в борьбе, и чем больше говорила, тем больше опасалась за Ворха, видя откровенную озабоченность на лице Минтарла и злобу у Эйлева. – Это всё очень интересно, – прервал её Минтарл, накрыв ладонью её ладошку. – Мы с ним встретимся и всё обсудим. А сейчас у нас более важные дела: надо спасти Тадоль-па. И тебе, Кари, придётся вернуться с Эйлевом в Аркадемию. Минтарл посмотрел ей в глаза с тем выражением, которое было убедительнее всяких слов. Ещё вчеpa Кари только кивнула бы в знак согласия, да весело бы тряхнула головой, готовая выполнять любое задание, но сейчас вымученно улыбнулась и отодвинулась от Минтарла. – Н-нет, я не могу… – Что случилось?.. – Я.. люблю… Ворха. Минтарл нахмурился и, чтобы не смотреть в засиявшие глаза Кари, принялся прикреплять к поясу болтавшийся пустой рукав. – Я знаю, он враг, – говорила Кари, – но не могу с собой ничего поделать… Так я пойду, он ждёт меня. Когда она поднялась, чтобы уйти, Эйлев сорвался с места и с криком: «Я убью его!» – бросился к двери. И вдруг завис в воздухе, словно поднятый кем-то невидимым за шиворот. Какое-то время он крутил ногами и дёргался, но вскоре осознал свою беспомощность, растерянно покосился на Кари и тогда только упал на пол. – Ворха никто не убьёт! – твёрдо произнесла она, кидая взбешённые взгляды то на Минтарла, то на Эйлева. – Это и есть то самое?.. – спросил Минтарл. Кари кивнула: да. – Что он знает о нас? – О защите бионика. – Тогда захочет узнать всё. Ты понимаешь, чем это грозит? – Очень плохо понимаю… – Кари обмякла и уже с жалостью смотрела на тяжело дышащего Эйлева, поднимавшегося с пола. – Не знаю, что со мной произошло. Так неожиданно нахлынуло… – Он воздействовал на тебя диктатом. – Нет, нет… Меня уже заставляли любить, я знаю как это бывает… С ним всё не так. Мне кажется, я люблю его всю жизнь. Только не знала и встретила, наконец. Понимаю, что он враг, но всё равно люблю… – И всё же тебе придётся выбирать: он или мы! – Да, – кивнула Кари. – Придётся… Она ушла. Эйлев с мольбой во взгляде обратился к Минтарлу, и тот понял, кивнул: – Мы спасём её. А сейчас надо выручать Тадоль-па. – Я улетаю, – сказал Эйлев. Уже в дверях обернулся к Минтарлу. – Обеспечь, чтобы он не сбежал от нас, как от полицментов. – От нас не убежит, – пообещал Минтарл и стал созывать свободных от дежурства боевиков охраны. * * * Дожидаясь Кари, томясь от неопределённости своего положения и бездействия, Bорx прилёг на постель и привычно потянулся к транслятору сновидений. Захотелось узнать, что смотрят низшие в таких гиблых местах, как Габар. Вероятно, такую же сентиментальную чушь, как и всюду, подумал он, прикрепляя к бионику контакт передаточного устройства. Расслабился. Закрыл глаза, и перед мысленным взором, как на экране, поплыли картины, заставившие его содрогнуться. Он воспринял ощущения ужаса и животного страха маленького мальчика, бежавшего по улице горящего города, услышал грохот взрывов, увидел, как рушатся стены разваливающихся домов. Что-то леденящее душу в этом море огня заставляло мальчика оглянуться и одновременно запрещало смотреть назад. По отчаянию мальчишки Ворх понял, а потом и услышал, что за ним гнались… Вот он упал, полез в какую-то щель, но ему прижгли пятки, и он снова побежал, а Ворх увидел Победителей, узнал рогатины антенн на их шлемах и лучемёты в руках. Победители утверждали Новый Порядок. Увиденное парализовало Ворха. Руки, плечи, спина одеревенели. Сделай движение – заскрипят суставы. Ворх не знал, что ему делать. Долг Верховного элита заставлял остановить трансляцию, запретить, поднять тревогу, но он, к своему ужасу, продолжал воспринимать анти-правительственную пропаганду. И даже почувствовал жалость к этому грязному оборвышу. Мальчишка вбежал в какой-то дом, протянул руки к бросившейся к нему женщине и готов был заплакать от радости и обиды за свои мучения – Ворх пережил всю гамму его чувства счастья от того, что спасся, нашёл маму, – но вдруг ребёнок споткнулся и вспыхнул под ударом лучемёта. Женщина в ужасе отпрянула, закричала и, упав на колени, поползла к сыну, но её, хохоча, оттащил от трупа ребёнка элит и стал срывать с неё платье. – Вот какую несли они культуру! Вот их Новый Порядок! – раздался негодующий голос диктора. – Смотрите и ожесточайте сердца, смотрите и запоминайте лица этих«героев». Они её выследили, чтобы казнить, но казнила она!.. Распростёртая на полу женщина, придавленная телом насильника, изловчившись, выхватила из его подсумка гранату. Лица хохочущих элитов, наполнявших комнату, исказил страх, убийцы бросились к двери, но были сметены раздавшимся взрывом… Ворх отключил транслятор и поднялся с постели, стал искать воду, чтобы смочить пересохшие губы. Надо было успокоиться и разобраться во всём. «Прежде – успокоиться, – сказал себе, зафиксировав, что нервно захлопнул пустой шкафчик для посуды. Ещё раз открыл его спокойно, нашёл не увиденный ранее прозрачный стакан и напился воды. И пришла первая спокойная мысль, что после таких снов не только взбунтуются низшие, но и рядовые элиты не станут защищать Новый Порядок. А потому нельзя давать рабам сны на сюжеты из истории! Не напоминать про забытые семейные отношения. У рабов не должно быть жён и мужей. Им – только секс для воспроизводства, а лучше и без воспроизводства – во сне, в эротике снов. Искусственное оплодотворение надёжнее и дешевле в конечном итоге. Мудро поступили создатели Нового порядка, лишив детей родительского воспитания. Нет привязанностей, и не будет такого фанатичного самопожертвования, – покосился Ворх на валявшийся возле подушки транслятор. «Что ещё запретить?.. – мобилизовался он для обдумывания и словно запнулся на возникшем вопросе:– А почему запретить?.. Почему мы всё запрещаем?.. Недоумённо потоптался в узком и коротком пространстве комнатки. Сколько Ворх помнил себя, все вокруг изощрялись в поисках того, что можно было ещё запретить, ограничить, урезать, понизить, изъять… Конечно, так спокойнее, но не лучше ведь. Запреты отучают думать, искать пути преодоления препятствий… А может, наоборот, изощряют ум? Когда он не сломлен… Какой же вывод?.. Если запрещать, то запрещать надо всем и всё, полностью парализовать волю к сопротивлению, подавить все проблески самосознания, какой бы то ни было инициативы. И что же мы получим в итоге?.. Такие свободные рассуждения радовали Ворха поднимавшимися неизвестно откуда вопросами. В митрополии он не мог допустить желания рассуждать так, и даже не предполагал, что так и надо делать. А тут, с блокатором на бионике, можно понастоящему думать! «Итак, что получили? Полнейшее равнодушие всех и во всём. За низших приходится обдумывать все их действия, направлять каждый шаг. Господствующая каста стала рабом своих рабов?! Нет, что-то здесь не так, – воспротивился Ворх. Ведь должен быть какой-то главный смысл утвердившегося мироустройства, который необходимо было понять. И он не находил этого смысла, а только упирался в тупики… «Но тупик – это ошибка направления, – стал спорить он сам с собой. – Неизбежное следствие какой-то причины. Она была, исполнилась или была выполнена, и элитяне несут сейчас наказание за допущенную ошибку, и будут нести до тех пор, пока не поймут бесплодность взятого направления и не перестроят всё-всё. Иначе пожар, гигантский костёр на всю планету.… Прообраз планетарного пожара Ворх видел, когда горела фабрика видеоснов в Киленде. Началось с малого – с горящего уголька, выкатившегося из костра на съёмочной площадке, где делали очередной видеосон о том, как низшие традиционно спасали красивую элитянку от происков инопланетян. По сюжету инжеры выкрадывали её из космического корабля и, чтобы сбить погоню со следа, босыми убегали по углям своих сгоравших лачуг. Во время съёмок уголёк из-под ног артиста отлетел к вешалке с костюмами. Он был так мал, что его могли просто раздавить каблуком, но этого почему-то никто из десятка скудов и инжеров, обслуживавших съёмочную группу, не сделал, и уголёк поджёг костюмерную. И тут ещё можно было бы легко справиться с огнём, как выяснилось затем при расследовании, но скуды и инжеры отошли в сторону, позволив огню с костюмерной переброситься на стены павильона. Ворх сам потом допрашивал инжера, видевшего отлетевший уголёк, и всё допытывался, почему тот не погасил его. Инжер не имеет права отвлекаться от своей работы на выполнение не свойственных ему обязанностей, – невозмутимо чеканил тот, взирая на Ворха пустыми безразличными глазами. Этого не понимал Ворх. Тогда он срочно прилетел в Киленд и видел охваченный пламенем громадный город. Все его фабрики и облепившие их ночлежные соты низших сгорели, огонь пошёл на кварталы, надо было спасать их, а толпы рабов, переполненные внутренним ликованием, – это тоже видел Ворх, – не кидались на выручку элитов, как воспитывали их из ночи в ночь видеоснами; рабы рассаживались где-нибудь поодаль очередного горевшего дома и со злорадным интересом смотрели, как хозяева в панике метались и молили о помощи. Ни один низший, как выяснилось на расследовании, не помог. Это больше всего потрясло Ворха, и он допытывался у них: почему? – Предписано каждому своё, – говорили они. – Тебе я предпишу север, – сказал Ворх одному, и замер, контролируя поток мыслей раба. В них было безразличие к судьбе. «Поеду на север» – усмехался про себя низший. – Увести! Уже уходящему под конвоем рабу Ворх задал вопрос: «Страшно? «Теплее оденут. А цепи – те же. Пусть горят хоть все их города. Это уже приближало к истине, понял сейчас Ворх, припоминая тот допрос. У них ничего нет своего, и потому они ко всему безразличны. То там, то здесь горят леса, пересыхают ручьи и мелеют реки, гибнет почва, отравленная химикатами, растёт количество аварий и крушений. Рядовые элитяне о причинах этих событий не задумываются. Нельзя! Всякое осмысление негативных явлений может быть истолковано надзором как критика устоев Нового Порядка. Но Верховные должны понимать?!. * * * За дверью послышались шаги, и в комнату вошёл Минтарл. – Ты просил встречи – я пришёл. Что привело тебя к нам, Верховный? Со спокойным достоинством хозяина Минтарл рассматривал Ворха. И Ворх не дождавшись приличествующих его положению знаков внимания, ответил с ухмылкой: – Меня загнали к вам, как ящера. На растерзание! Минтарл видел, что Ворх говорит неприятную для себя правду. – Мы тебя не убьём, Верховный, хоть тебя и загнали к нам, – сказал он спокойно. – Это вас не спасёт от расправы. Меня убьют полицменты где-нибудь на выходе, а обвинят вас, чтобы бросить сюда полки на усмирение взбунтовавшихся рабов. Даберу надо показать свою мощь перед выборами. – Понимаю. Чем мы можем помочь тебе? – Себе. – И себе. – — Мне нужен глайдер. – Ты преувеличиваешь наши возможности, Вер-ховный. – То, что я здесь увидел, выше всех возможных преувеличений, – устремил Ворх взгляд на лицо безрукого, но тот остался невозмутимым. – Мы – смертники, нам даны кое-какие права. Но глайдеров не имеем, не положено. В шахтах они не нужны. Тебе поможем, Верховный. До утра ты покинешь Габар. У тебя ещё есть просьба к нам? – Совет. – Слушаю. – Вы готовитесь к бунту. Не отрицай. Во все века существования Габара здесь бунтовали, требовали новых прав. А по тому, сколько вы наделали блокаторов мыслей, можно судить, что подготовились к чему-то серьёзному. Мой совет – не торопитесь. – Советом воспользуемся, Верховный, – кивнул Минтарл. – Так что не беспокойтесь, властвуйте всласть, а мы будем для вас добывать металлы и мирно погибать во тьме и сырости. – Не иронизируй, старик. Нам выпала редкая удача поговорить без свидетелей и, может быть, без надзора. Или тоже подслушивают? – вопрошающе уставился Ворх в глаза Минтарла. – Минтарл покопался в кармане, вытащил блокатор и протянул Ворху: – Надень. И оставь себе на память о посещении Габара. – Спасибо, – принял Ворх блокатор. – У меня уже есть один, пригодится и второй… Я понимаю твою иронию. И ты пойми сложившуюся расстановку сил. Если вы не убьёте меня, полицменты спровоцируют вас на бунт другим способом. Подавят восстание, чтобы Дабер по вашим костям поднялся на Гильорт. – Если же не будет волнений, – продолжил в том же тоне Минтарл, – то Предводителем Верховного Гильорта станешь ты, Ворх. А какая нам разница, кто захватит власть? Может, ты нам что-нибудь дашь? – Мир. – И продолжение рабства? – А вы предпочитаете смерть? – Свободу. – Её нет в природе. Даже у правителей нет, поверь. Мы тоже ограничены обстоятельствами. Свобода похожа на коридор, по которому убегаешь от убийц: спасёшься ли – неизвестно, но бежать можно только туда, куда он поведёт. – Ты прав, Верховный, – кивнул Минтарл, обдумывая: жизнь он сохранил, чего ещё добивается? – Но мы хотим, чтобы наша свобода происходила от природы наших обстоятельств, а не от вашего каприза. – Новый Порядок установлен не капризом, а нашими с вами общими историческими обстоятельствами. Они вынудили расслоить землян на касты для более эффективного использования наследственных профессиональных качеств. – Это каких же, интересно узнать?.. Подскажи, если не секрет. – Секрет! Но ты здесь тоже Верховный! И должен знать его, если не догадываешься сам. Это – УП-РАВ-ЛЕНИЕ народом! Элитянами и низшими. Всемирным устройством их жизни. – Это надо понимать так, что вы наследуете какие-то качества, делающие вас очень умными и мудрыми, заранее подготовленными к управлению миром. – Именно так! – И если мы все на Земле плохо живём, то не мы, а именно вы, управленцы, плохо управляете?!. Я правильно тебя понял, Верховный управленец?.. – Ты опасный демагог! – Ты уходишь от ответа. Если не хочешь его признать. – Управление – высшее искусство, включающее в себя тысячи составляющих. Занимаются им не просто личности, а множество личностей. Их воспитывают, учат, просвещают, а потом формируют эгрегор… – Элитян?!. Ворх выдержал горько-язвительный взгляд старика и подосадовал на себя за то, что ввязался в этот бесполезный спор. – Да, элитян. В историческом противостоянии мы оказались более умными, подготовленными. И победили! Установили Новый Порядок. Осознаю, он в чём-то несовершенен, но процесс продолжается… Не всё идёт гладко и мирно. Но и ты, уверен, осознаёшь, что любой порядок держится принуждением. Как у нас – там, так и у вас – здесь. Без зла нет добра, без принуждения нет свободы. – И никакой середины, примиряющей противо-положности? – Примириться могут личности. Ты и я, он и она… Но исторические процессы, о которых говорим, не имеют компромиссов. У них или то, или другое: или вы, или мы. – Если вы – это тупик. – Природа не знает тупиков! – сказал Ворх и спохватился. Впился взглядом в Минтарла: понял он или нет? – А вдруг, будем мы! – усмехнулся Минтарл. – Могу предположить, что в силу каких-то катаклизмов айсберг перевернётся: вы поднимитесь наверх, мы уйдём вниз. А что изменится? Ни-че-го! И не потому, что вы хуже нас или лучше. Ни вы, ни мы не знаем, куда идти дальше в своём историческом развитии. Нужно ясное понимание новой формации, а его нет. Вот и топаем с витка на виток, повторяя старые ошибки. Рабство физическое мы поменяли на рабство интеллектуальное, так сказать, с учётом технического прогресса. А вы наше интеллектуальное рабство замените новым его видом. Но суть останется той же: господство отдельных личностей, которые возглавляют производство и распределение материальных благ. И вам, как и нам, придётся вводить ограничения. А где ограничения – тут же появится неравенство личностей, затем – социальных групп. Всё вернётся к прежнему. – Понятно… Дальше возврата к «прежнему» ваша кастовая мысль не дошла. И если говоришь, что история не знает тупиков, то следует из этого, что вы искусственно его создаёте и поддерживаете триста лет. И это при том, что знаете о материальности мысли, разумности всего живого на земле, ответственности за всё творящееся вокруг… Дойти в человеческом развитии до Божественных знаний и в то время оставаться ящерами!.. Не понимаю… – Хорошо, что это понял, – сказал Ворх, прибавляя к словам уничтожающую усмешку: «Он ещё учить меня вздумал!..» – Прости неразумного, – повинился Минтарл. – Захотелось приблизиться к свету. Ведь такая удача выпала – говорить с будущим Властелином Земли! Так что ты повелеваешь нам, Верховный? – Не мудрствовать о том, о чём бессмысленно сейчас говорить. Не время и не место. Сейчас задача – не пролить кровь. – До твоего избрания, – кивнул Минтарл, продолжая смотреть Ворху в глаза. – Я так и думал… А потому открою тебе тайну вашего правления… – Мне?!. Тайну?.. Интересно, чего же это я не знаю. – Закона Времени. – Есть такой Закон? – усмехнулся Ворх. – И даже ты его не знаешь. Хотя когда-то преподавали его детям. – Видимо, плохо преподавали. – Плохо.., – кивнул Минтарл. – Закон открыли, да не усвоили. С этого и пошло всё… Ворх замер: о чём он говорит?.. Почему не знаю?.. Ну же!… И не выдержал паузы: – Так в чём суть?.. – В том, что в давние времена новые знания появлялись редко. Раз в тысячу лет. Колесо и топор сейчас ещё служат нам… А срок жизни людей остался прежним. В те времена секреты использования изобретений и открытий можно было передавать от отца к сыну, от матери – дочери… Это было основой деления людей на ремесленников и земледельцев, купцов и управленцев… – Вот и подтверждение моей правоты!.. Минтарл кивнул, усмехнувшись. – И ты получил от отца связи, знания… Иначе бы не взлетел так высоко. – Ошибаешься! – возликовал Ворх. – Я – сирота. Родители погибли в космической экспедиции. Вырос в семье опекуна – обыкновенного элита среднего достатка. И всего сам добивался… – Любопытно. Но это частное исключение из правил. В целом же ваша управленческая каста формировалась на принципах наследования знаний и занимаемых постов. – В силу естественного разделения труда, – добавил Ворх, уточняя. Он предчувствовал свою победу в споре и старался быть предельно внимательным к формулировкам, понимая, что каждое слово может быть ключевым в осмыслении сложных процессов. Минтарл согласился с ним. – Какое-то время всё это было оправдано. Знания первенствовали над необученным или непросвещённым талантом. Но со временем наступил момент, когда новые знания стали появляться чаще, чем отведён людям срок жизни. Далее – ещё чаще… Каждый год!.. Появился Бионик, экл-Т-трон… Учёным и управленцем мог стать каждый… Исчезла потребность кастового деления людей. Но ваша каста службистов предприняла все усилия, чтобы сохраниться, присвоив себе монопольное право на управление земными богатствами. Вы остановили прогресс и вернули первобытное рабство. Не осознавая при этом, что сами стали рабами своих рабов! Ворх пришёл в смятение от этого приговора. И более всего от осознания, что рабы поняли суть нового рабства раньше, чем сам он додумался до этого недавно путём собственных размышлений. Смириться со своим поражением в споре не мог, вскипал… Но слов не находил, ощущая в голове пустоту. Старик это видел и стегал его, не щадя самолюбия Верховного Предводителя. – Вы взялись управлять миром не ради управления, а только для присвоения монопольного права требовать за свой труд монопольно высокую цену. До стоимости наших жизней довели… Или думаешь, что изобрести и сделать инжерам нового робота менее сложно, чем вам придумать очередной указ о запрете нам дышать и жить?.. Молчал Ворх, наполняясь злостью на этого старика и на себя… Не мог с ним согласиться, но и опровергнуть не знал как. – Вы даже управленцев своих лишили культуры мышления. Нет у них умений распознавать причины и следствия, нет знаний правильно поставить задачу и добиться решения. Мы сталкиваемся с этим ежечасно, и перестали уже удивляться глупости поступающих от вас указаний. У вас лишённая ума голова и короткие неумелые руки. – Которые держат вас здесь! – не удержал Ворх злобы. – До поры, Верховный. Твои слова показали, что и сам ты ничего-то не знаешь, что положено знать сановнику верхнего уровня власти. И потому обречён. Погибнешь, даже спасённый здесь от конкурента. А жаль… – Жаль?!. Тебе?.. – удивился Ворх, преодолевая растерянность. – Это почему же?.. – Потому что случайного ничего не бывает. И Бог много постарался, чтобы привести тебя сюда для просветления мозгов. Но ты и этого не понял… – Бог? – растерялся Ворх от всполоха протестной мысли: «Что он говорит?!. А ну-ка, прокрутим его, подыграв»: – И что же он хочет сказать мне твоими устами? Говори… – А давай вместе поразмышляем. Как перед гибелью… – Какой гибелью? – насторожился Ворх. – Виртуальной. Но вполне реальной, судя по накопленной грязи на Земле. Как управленец ты знаешь, что мы на Земле не первая цивилизация. За свою историю она сотни раз меняла полюса и смывала с себя экологическую грязь, накопленную её неразумными обитателями. И нам предстоит сейчас решить глобальный вопрос: погибнуть от очередного всемирного потопа или найти компромиссное решение восстановления Божественного порядка на Земле, с полным пониманием смысла человеческой жизни. Что ты предложишь, чтобы не погибнуть?.. Ворх молчал, не зная как вести себя… Ответа он тоже не знал и никогда не задумывался над такими вопросами, под страхом быть пойманным и прослыть «критиканом». Он и сейчас заподозрил старика в ловкой провокации, отчего спало напряжение и – ощущал он – возвращалась былая уверенность: «не старайся, не попадусь на твою приманку. Захотел чего знать». Ответил с великодушно прощающей улыбкой. – Я не являюсь Верховным Предводителем и не уполномочен оглашать какие-либо планы Гильорта. – Ваши планы давно известны… Создали общество наслаждений, законсервировались в Бауки и сохраняете свой паразитизм. В этом ваша цель, идеология и смысл жизни. Речь о другом… Как перед смертью, всеобщей гибелью скажите, чем вы пожертвуете чтобы спастись всем?.. – Задобрить Всемилостливого, чтобы не обидел нас?.. – Чтобы не уничтожил, в очередной раз!.. – Сократим население! До миллиарда, к примеру… И не потребуются ваши шахты, трубы, грязь… Ты это хотел услышать? – Это тоже ответ, – кивнул Минтарл и добавил. – К утру ты получишь глайдер. Прощай. – Как твоё имя? – Старик, – ответил Минтарл, закрывая за собой дверь. Ворх ещё долго стоял перед дверью, тупо разглядывая обшарпанный пластик. Такого завершения разговора он не ожидал от себя. «Так открыться!.. А впрочем, пусть знает». Утешало лишь обещание глайдера. 5. Диктат любви Вернулась Кари. Вошла в комнату, прекрасная, как осыпанная цветами и росой ветка скаракосты. Декоративные кристаллики вспыхивали по всему её туго облегающему костюму, а маленький венок на голове испускал радужный свет. Лицо Кари светилось целомудрием, и столько в нём было счастья, достоинства и уверенности, словно была она не баянна, а равная Ворху элитянка. Непринуждённо подошла к нему, протянула свёрток, поверх которого лежала веточка скаракосты. – Тебе, – сказала она, глядя в глаза долго, дожидаясь понимания и согласия. И когда увидела, что он не понял её дара, добавила, слегка смутившись: – Мне дали повеление родить ребёнка. Идти в дом свиданий… не хочу. Пусть будет от тебя… Если не против… Ворх кивнул, вспомнив, что в каком-то им запрещённом видеосне проигрывался древний обычай. Там девушка отмечала своего избранника подношением веточки скаракосты, а потом танцевала с ним танец любви и брака, свершаемый, по преданиям, только раз в жизни. Новый Порядок запрещал брак низшим кастам, но они, как Ворх теперь видел, сохраняли какие-то остатки ритуала, чтобы скрасить циничную обнажённость предписания. Ворх принял подношение, чувствуя себя и польщённым, и обманутым одновременно, потому что видел, как его втягивают в какую-то сладкую, дурманящую ловушку. Ведь сам заставил Кари полюбить, а оказалось, что смущается перед ней, ждёт её знаков внимания, ощущает томление от непреодолимого желания ласкать и повиноваться ей одновременно. Он принял омовение, переоделся в такой же праздничный, как у Кари, костюм, голову повязал косынкой, спрятав под ней скобу Верховных, а к косынке султанчиком прикрепил веточку скаракосты – знак избранного на меск. За широкий пояс засунул коробок с косточками курений, а лучемёт, парализатор и энергопояс с беспечной доверчивостью бросил на постель. Готов! Кари оглядела его и, довольная, подала руку. * * * Полутёмная кабина лифта пошла наверх, отщёлкивая этажи. Ворх припомнил, что много лет назад, как раз после вживления бионика и посвящения в элиты, он в таком же лифте поднимался к себе с молоденькой баянной и не мог унять охвативших его фантазий. Ему не терпелось подчинить полученную девушку, утолить желания, а она воспринимала его мысли, испуганно жалась в угол и мысленно лепетала при этом: «Не надо… Я не люблю тебя…». И как позже пламенно ласкала, подчинённая диктатом, вспомнил Ворх с грустью. Где она теперь? Может быть, трудится в какой-нибудь Аркадемии над расчётами, если проявила научные склонности? А скорее всего, рожает детей, увеличивая поголовье носителей Бауков. Он неожиданно для себя и к радости Кари вдруг привлёк её, стиснул в объятиях. Лифт остановился. Распахнулись двери. Кари разжала руки Ворха и, благодарно взглянув на него, повела за собой в Солнечный зал – большое круглое помещение, под прозрачным куполом которого горела маленькая звезда. Ворх помнил этот зал, заполненный военной молодежью, обеспечивающей порядок в Габаре. Здесь грохотала музыка, дёргались и извивались в танцах парочки, а над ними изобильно парили дурманные шары скаракосты. Какое было беспечное время, вспоминал Ворх былое, оглядывая ложа, на которых уныло перекатывались под светом искусственной звезды полуобнажённые рабы. Много было стариков и старух, никак не выразивших своего отношения к появившейся парочке в одеяниях меска, но объявились и представители более молодого возраста, они поднимали головы, вставали, передавая друг другу новость и взмахивая руками, радостно звали пришедших к себе. – Кари, идём к нам! – Празднуем меск, поднимайтесь! – Кари! Кари!.. – А ты здесь популярна, – заметил Ворх, следуя за Кари к центру зала. Им предоставили два ложа и столик. Пока Кари щебетала с окружившими её женщинами, Ворх достал из коробочки косточку скаракосты и кинул её в подстав для курения. Косточка обуглилась, зашипела, стеклянный подстав стал заполняться пузырьками, они там лопались, объединялись в большие дымные пузыри, переливавшиеся всеми цветами радуги, и, наконец, первый шар оторвался и поплыл по залу над ложами, сопровождаемый вожделёнными взглядами рабов, наблюдавших, к кому он опустится, кто будет тот счастливчик, который поймает его на мундштук. Мужчины собирались вокруг Ворха, простецки шлёпали его по мускулистому телу, с видом знатоков разглядывали его костюм, интересовались, откуда, попал к ним в Габар, принимая за своего. Первые минуты Ворху было не по себе от такой фамильярности, но он как-то скоро привык к добродушно приветливым лицам, а потом пришёл к мысли, что надо ценить эти текущие, несомненно опасные и потому притягательные мгновения. И потому он улыбался всем радостно и открыто, шутил и врал виртуозно, когда придумывал себе биографию сбежавшего из Аркадемии баянна. В довершение ко всему стал раздавать косточки скаракосты, рассыпал в протянутые ладони, чтобы со всех подставов до утра взлетали шары веселящего дыма. Официанты и их добровольные помощники из числа собравшихся в зале принялись разносить по столикам соки и нехитрые блюда праздничного ужина. Искрился и пенился сок, наполнялись бокалы и множились улыбки, как бы расплывались вширь круг за кругом, вовлекая в общее веселье всё больше скудов, инжеров и баянн. Поднимались больные и немощные и, зажав в руке бокалы, обращали взоры в центр зала, где выделялись нарядами Кари и Ворх. Всем им хотелось выразить своё восхищение вступающим в брак, и они выражали его, выкрикивая пожелания счастья. Разобраться в общем гуле голосов было невозможно, но Ворх понял главное: этот меск низшие воспринимают как демонстрацию протеста против Нового Порядка. К центру сходились мужчины и женщины, совершенно, как заметил Ворх, незнакомые Кари, чтобы произвести непонятное действие – стукнуть краешком своего бокала об их бокалы и уйти на своё место, не сказав ни слова, но с выражением серьёзности на лице, словно свершили какойто важный поступок. – Что это значит? – шепнул Ворх Кари. – А, это наше… Клятва. Прийти на помощь в случае нужды. – Мне? – Нам, – уточнила Кари. – Зовут в круг. Наш танец. Идём… Бодрящие соки, будоражащий дым скаракосты, общее внимание, в центре которого оказался Ворх, – всё это наполняло тело необыкновенной силой и лёгкостью, требовало разрядки – каких-то движений, физических усилий, и потому Ворх с радостью повёл Кари в круг танцующей молодёжи. Их появление было встречено громкими приветствиями: танцующие пары расступились, освобождая центр площадки для танца любви. Ворх вышел на середину и остановился, не зная, что делать дальше, как танцевать запрещённый танец. – Ты – скаракоста, – шепнула Кари, поняв его затруднение, а сама, живо и грациозно изгибаясь, пошла вокруг него кругами, делая мелкие шажочки и перебирая воображаемые ветки руками. Скаракоста – дерево благоденствия землян тех времён. Оно кормило их питательной мягкостью своих плодов, поило соком, одевало и обувало, давая тончайшее волокно, лечило, снимало усталость и напряжение, когда его семена сгорали, рождая дымные шары. С древнейших времён скаракоста упоминалась во всех ритуалах, символизируя вечно возрождающуюся силу жизни. И получив подсказку, Ворх понял свою роль в танце – стал изображать растущее дерево, крепнущее на глазах у восхищённых зрителей. Ворх подхватил Кари, поднял над собой и поддерживал, помогая ей извиваться вокруг его шеи, переваливаться через плечи, проскальзывать под руками, изображая вечное движение жизни. Она то опускалась до пола, то вновь поднималась, чтобы на момент изобразить блаженство отдыха, на могучих ветвях-руках. А когда, наконец, замерла в изнеможении, от ближних столиков к Ворху и Кари полетели дымные шары – наступил самый ответственный момент благодарения супругов. Всякий пославший к ним дуновением шар отправлял и своё пожелание, и если шар не лопался и прилипал к слившимся и замершим телам, то считалось, что пожелание исполнится. За несколько секунд Ворх и Кари оказались облепленными шарами, представляя собой скаракосту, густо усыпанную плодами. – Собирать урожай! – крикнул кто-то. Зал оживлённо зашумел, задвигался, и под звуки сменившейся музыки, пританцовывая, помахивая мундштуками, от столиков и лож пошли к «скаракосте» мужчины и женщины: они весело переговаривались, шутили и, осторожно снимая мундштуками шары, вдыхали их, блаженствуя от того, что вбирали в себя не просто бодрящий дым, а благословенное счастье. И хотя шары эти содержали всего лишь простой наркотический дурман, Ворху было приятно ощущать их устрашающее множество и ещё неведанное ранее желание одарить шарами всех желающих. «Оказывается, приятно отдавать что-то другим, – подумал Ворх. Он продолжал стоять неподвижно, удерживая на поднятых руках изогнувшуюся кольцом Кари, поджидая хроманогую старуху, пробивавшуюся с дальних рядов, и паренька с короткими культяшками, торчащими из плеч. Пареньку хотелось успеть получить «плод» и он торопился пробраться через лабиринт лож и столиков, а потому всё время застревал в тупиках. Наконец отбросил приличия и пошёл напрямую перешагивать через короткие бортики. Кари шевельнулась, пробуя опуститься на пол, но Ворх удержал её, поджидая безрукого. Он прибежал запыхавшийся, ткнул мундштуком в шар, и когда тот лопнул от резкого движения, растерянно и жалостливо посмотрел на Ворха, словно спрашивая, а дано ли право на вторую попытку. Ворх кивнул и, чуть склонившись, помог безрукому снять шар с колена Кари. Добралась до них и хромоногая старуха и, бегая вокруг, жадно вдыхала оставшиеся шары, приговаривая: Пусть будет сладок ваш меск. Пусть будет счастлив ваш ребёнок. Пусть счастье будем всем-всем… 6. Право живых – борьба В дверь по-прежнему стучали. Но стук был, отметил Тадоль-па, без прежнего неистового напора. Причина их отступления стала понятной, когда на глаза попались часы: оказалось, он пролежал в беспамятстве весь день. В поисках воды Тадоль-па прошёл мимо двери и, стукнув в ответ, проговорил: – Прекрати стучать, надоел. Он и сам поразился своим словам, но ещё больше удивились те, кто был за дверью. Они притихли и, даже когда пришли в себя, не разразились запоздалой бранью, вкрадчиво поинтересовались: – Ты живой, Тадоль-па? Почему молчал? – Брал вас под надзор. А сейчас заставлю выпрыгивать из станции, если не перестанете меня донимать. Шум за дверью прекратился. Смыв с лица кровь и кое-как перевязав голову, Тадоль-па вернулся к пульту надзора. Уже первый беглый взгляд на экраны объяснил ему причину бездействия полицментов. Полковник охраны Гюпей не мог отдать распоряжений без согласования с ле-Травом, а тот не принимал Гюпея, потому что с лучемётом в руках сидел у себя в кабинете и взирал на приоткрытую дверь, ведущую к экл-Т-трону. На экранах, отражающих их зрительные и мысленные видения, бешено прыгали и менялись одна картина за другой. Бегая по приёмной, Гюпей, видимо, обдумывал способы взятия станции надзора: мелькали изображения разбираемых электронных блоков машинного зала, воздуходувов, антенный шпиль на городском куполе и многие другие варианты, хоть и реальные, но труднодостижимые. Видения ле-Трава представляли собой кошмары: то из тоннеля в комнату врывались толпы рабов, и он не успевал их поразить лучом, то Предводитель Верховного Гильорта, властелин всего сущего на Земле, презрительным взглядом гнал ле-Трава из Дворца Гильорта, и он, как простой низший, принуждённо шагал к приёмному бункеру утилизатора… Тадоль-Па с трудом – мешал распухший от удара висок – надел на голову шлем, чтобы услышать их мысли, и ничего не воспринял. «И никогда теперь не услышу мысленную речь, – понял он, вспомнив разбитый бионик. – Неужели надеешься на спасение? – спросил себя с удивлением. Остаток дня и ночь он провёл за пультом в созерцании потока видений поднадзорной Аркадемии. Тысячи экранов показывали ему, кто что делал, над чем размышлял, о чём мечтал. Больше всего интересовали его коллеги. Раньше о тематике их исследований он только догадывался, а теперь мог даже как бы участвовать в творческом процессе, заставляя машину «припоминать» пройденное, чтобы понять настоящее. Мыслеобразы проносились быстро, всполохами озарений. Порой недоставало знаний для восприятия мыслей, но и того, что Тадоль-па видел, чем располагал сейчас, было достаточно, чтобы убедиться в грандиозных возможностях этой машины, контролирующей мысли сотен учёных. Ещё Тадоль-па понял, что если элиты не открыли тайн экл-Т-трона, то отнюдь не из-за несовершенства техники, а только из-за своей лени и невежества. Пожалуй, любой посаженный сюда баянн высшей категории знаний мог бы получить за декаду всё то, на что ему, Тадоль-па, потребовалось несколько десятков лет. Это было открытие горькое и одновременно радостное оттого, что у элитов недоставало умения преодолеть своё невежество. «А если они сделают это в силу каких-либо обстоятельств?» – подумал он и содрогнулся от мысли, что тем, кто овладеет могуществом экл-Т-трона, не нужны будут ни низшие касты, чтобы думали за хозяев, ни рабы на заводах и плантациях, чтобы производили материальные блага. * * * Рано утром при осмотре экранов внимание Тадоль-па привлекло изображение городского купола Аркадемии: по нему кто-то карабкался, приближаясь к торчащей наверху многоярусной антенне. Постояв перед экраном, Тадоль-па дождался, когда поднадзорный оглянулся, и увидел: по куполу лезли наверх полицменты, усевшись на моечных роботов. Механические пауки присасывались лапами к прозрачному пластику и неторопливо подбирались к антенной площадке. Прикрывая лица от пронизывающего ветра, полицменты тащили с собой наверх лучемёты и баллоны, должно быть, с усыпляющим газом. «Прожгут дыру и впустят газ. Усыпят, войдут, – понял Тадоль-па. – Так примитивно просто. И я не смогу помешать». Он сел в кресло и, переведя надзор на главный экран, ещё и ещё раз пытался взять полицмента под диктат, но без бионика ничего не получалось. А как было бы легко с ними расправиться! Техника работала нормально: Тадоль-па легко переводил надзор с одного полицмента на другого, напрягался, посылая мыслеобразы – и всё напрасно: полицменты оставались бесчувственными. Взгляды полицментов зафиксировали облетающий купол глайдер. Серебряная лодочка зависла над антенной площадкой, сметая с неё снег, а потом двинулась к полицментам. Тадоль-па заметил лицо пилота и тут же машинально перевёл на него надзор. И только мгновением позже, когда увидел посыпавшихся с роботов, закувыркавшихся вниз полицментов. узнал в пилоте связного из Габара Эйлева. Такое мог сделать только он, возлюбленный Кари, и Тадоль-па почувствовал, что будет спасён. Окинув взглядом равнодушно шествующих пауков, Эйлев вновь поднял глайдер над антенной площадкой и посадил его возле люка. Поднялся и отодвинул от двери лежавшего там связанного полицмента и, прихватив с собой лучемёт, выбрался на площадку. «Как всё просто! – изумился Тадоль-па, наблюдая, как быстро Эйлев прожигал лучом крышку люка. – Как же я не догадался: есть антенна – есть и выход к ней. Можно было сбежать ещё вечером. Хотя куда бы ты сбежал без одежды, без глайдера?» Тадоль-па поднялся с кресла, взял лучемёт и, прежде чем искать выход наверх, вывел из строя станцию надзора, сжёг и расплавил всю её «начинку» так, чтобы восстановление затянулось на долгое время. * * * Ворх проснулся от шипящего свиста, доносившегося из-за стен, – возле Дворца садился глайдер. Пора уходить. Он освободился от руки Кари, обнимавшей его, и встав с постели, принялся облачаться в свой костюм Верховного. Сдёрнув блокатор с бионика, он охватил для обзора ментальное поле вокруг себя. И вновь почувствовал своё могущество, когда увидел глазами связанного по рукам и ногам полицмента, кабину глайдера и группу скудов, осторожно несущих старика. В другом месте пространства, совсем рядом, должно быть, в комнате напротив, Ворх увидел глазами низшего свою охрану, спящую сидя в обнимку с лучемётами. Сам страж измучился без сна, видения его мерцали, расплывались, и Ворху не составило большого труда погасить их вкрадчивым приказом: «Спа-ать… Приятно и хорошо. Сон глубже, глубже…» Ворх надел свой изодранный на спине костюм, подключил энергопояс – теперь можно уходить. Сделать это лучше резко и решительно, говорил себе, а сам медлил: сел на край постели и, всматриваясь в лицо спящей Кари, подумал – почему он должен расстаться с этой женщиной?.. А разве непонятно?.. Она полюбила под диктатом и, когда пройдёт гипноз, с удовольствием разрядит в тебя заряд лучемёта, говорил он себе.

Конец ознакомительного фрагмента.