Не нужный Богу

Аннотация

Эта книга написалась после тяжелейшей болезни. Чудом выдержал пять операций на печени, чуть отошёл и вдруг начал писать нечто необычное… Да не сочиняя, а записывая привидевшееся, приходящее в голову во сне и наяву, текущее диктовками. Наверное, так надо Высшим силам. С детства знаю, что они есть и помогают нам, а порой и наказывают. Словом, записываю, вникаю, стараюсь, тороплюсь… Возраст обязывает.

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero Не нужный Богу 1. Зов предков Постыдно он умер… С кровящейся точкой на лбу, с красным пятном на белой рубашке его тело валялось под откосом шоссе среди ядовитого борщовника на своем дерьме, да ещё и с упавшими до туфлей штанами… Всё это, им увиденное, погасило остроту восприятия своего воскрешения на Том… свете. С запоздалым негодованием вновь возвращался к началу… Справлял нужду. Увидел по откосу бегущих от машины компаньона и охранника с оружием в руках. « А… кто тут может?, – боязливо оглянулся, выискивая опасность для себя, и мгновенно понял – они! – Не торопись, подождём, – съязвил компаньон. – А руки – вверх! Ну!!., – прикрикнул охранник, направив ствол ниже живота. – Пока не отстрелил твоего «баловника». Его руки поднялись, штаны – упали. – Так эффектнее. – О-од-ду-рели?.. – Прозрели! – Ошибками надо пользоваться! – добавил компаньон. – Следуем указаниям, шеф. Тебя-то нет уже в стране, все СМИ объявили о побеге к миллиардам. – Я… Я дам… – От нуля дырку!.. Смерти испугался, а говорят – нет её: вечно живём… Когда проверишь, дай знать. И привет передай там… Кольке Базаю. « Про это знает! – мелькнула догадка, заставив глянуть на охранника. Тот мстительно смеялся глазами, поднимая пистолет. После выстрела вспоминать уже было нечего. А сейчас он видел, что окружен какими-то шарами размером с кулак и более. Они парили справа и слева, сверху и снизу, сзади и спереди. Задумался, почему так? И понял, что потеряв материальное тело, сам стал таким же шаром; потому и видит всё сразу со всех сторон – спереди и сзади, с верха и с низа. Появился и протест с обиженным вызовом: « А я не хочу !» « Кому выражаешь? – спросили его мысленно. « Кто-то же управляет здесь? «Не вспомнил ещё? «Мой ангел-хранитель где?.. Почему не хранил?.. У меня пистолет был, я бы прибил их там… «Он глуп ещё. «А ты?.. Где ты здесь, умник?!. С молчаливым безразличием шары отплывали от него, исчезали из видимости. Оставшись один, запоздало подумал, что они же не знают, кто он!.. Не представился… И куда мне теперь?.. Ведь надо лететь к Богу на суд. Ну, пусть накажет… Отдаст чертям на поджаривание… Хотя, что же тут жарить, когда нет тела, рук и ног?.. Вспомнив про них – увидел появившиеся руки и ноги, громоздкий живот и даже мелькнувшего под ним «баловника» своего. Пнул ногой ствол противного борщовника, памятного долгим лечением от его коварного яда, и не ощутил удара, а только увидел, как нога прошла через ствол, не шелохнув его, оставив изображенным в ноге. « Вот оно как!?… потрогал он борщовник изображенной рукой и ощутил его сырую, холодноватую плоть и шершавость ствола. « Так уже лучше… Хоть что-то… А дальше-то что?.. * * * Темнело. Рвано высвечивалось шоссе, с мчавшимися машинами, а тут в низине на заброшенном поле сгущалась тьма, заполняя пространство сыростью и тоской одиночества. Воображаемо шагать становилось противно, и волочить ноги без действия бессмысленно. Вновь собрался в шар, уныло рассуждающий: « Так и буду летать по пастбищу. Тут и коров-то не было десяток лет. Всё заросло. Вот народ! Жрать им нечего, а такие просторы пустуют. Возникла протестующая мысль, но подавил её: « Да знаю, на нас всё и свалят! Обманули их, обворовали. Так ведь и сами хотели богатств на халяву. Чтобы кто-то на них горбатился тут… Новая мысль появилась, вероятно, по инерции человеческого мышления: наступит ночь, надо спать… В той жизни! А в этой что делать?.. Почему не встретили, не взяли куда-то… Это что же, у меня никого нет?.. Кто-то ведь должен был встретить, помочь… Наказан что ли?!. И кто Я теперь?.. Всё внимание сосредоточил на внутреннем понимании самого себя в новом виде и качестве – послесмертном. Или, как ещё назвать – шаровом, что-ли?.. Не осознавая, а просто чувствуя в себе какой-то мотив желания и, повинуясь ему, парил в сторону леса. Зачем?.. А какая разница: вправо или влево, вперед – назад… К Богу не взяли. Но вспомнил про окружавшие шары, и понял: так их тоже не взяли, если остались болтаться на земле. Выходит, такие же, как и я – грешные. А кем бы я жил без грехов? Тупорылым бараном в людском стаде? А я!.. Я… Гордость за свое былое величие не пробуждалась. Возникло нечто новое, позвавшее забыть всё, вернуться куда-то в первичное и начальное. Потянуло в лес, в дебри, под кусты орешника, где была их нора с Маа… Где она?.. Где все?.. Их милый выводок волчат: кусачей Ззы, лизучей Лы, а ещё Рыы, Руу! И тот день привиделся с щемящей яростью. Он украл у людей ягненка и принес его в логово для еды. И как же волчата ликующе терзали ягнячью шкуру, добираясь до мяса. Видел, что Маа тоже хочет есть, но любовалась на них, не помогая: пусть крепнут. А потом он услышал дальний лай собак. Насторожился, вздыбив загривок. Прислушалась и Маа, направив нос в сторону звуков. Глянула с тревогой на него, на волчат… Малыши ещё. Что делать, спрашивали её глаза, и он воспринял её мысленную картину: берёт за шиворот кусачую Зуу, он – Ры. А остальных как? Он и сам все понимал. В ответ лизнул Маа по губам и помчался навстречу звукам. Выскочил на лающих собак и, дав им увидеть себя, побежал в сторону, увлекая за собой свору псин и охотников, принявшихся запоздало палить. Собаки настигали его, вот-вот и схватят, а он нарочно держал их так близко за собой, чтобы вывести из леса. И выманил на опушку. Но там оказались другие охотники, на лошадях обложившие лес. Свора собак увеличилась. Их хриплый лай, визг и ярость подгоняли, заставляя напрягать силы. Всадники с ружьями отсекли его от леса, а он и не стремился туда, старясь подальше увести их от Маа с детьми. Но выстрелы… Кувыркнулся… Раненый вцепился в чью-то шерсть, и на себе почувствовал зубы, раздиравшие плоть. Мелькнула торжествующая мысль, что всё же увел их. И будут жить Маа, и Зуу, и Руу и… Это было главным для него тогда!.. А сейчас понял, что в прежней жизни был волком. Потому и повлекло его в лес, увидеть Маа.., волчат.. Которых, конечно же, нет там, и не могло быть… Всматриваясь в темноту осеннего сырого леса, он увидел не только падающие листья, но и шары… Другие, размером поменьше его. И даже совсем маленькие. И понял, что это души мелкой живности, а ему – ставшему человеком – здесь делать нечего. 2. Наследие былого Рванулся из леса вверх, не соразмерив сил, и оказался на высоте, с которой Земля предстала голубым школьным глобусом. На мгновение охватил восторг, вызванный звездной темнотой. Но холод! Он стал что-то замедлять, истощать и заставил тут же ринуться назад, к спасительному, желанному и родному. Вернувшись к полям и лесу, почувствовал до полного осознания, какое же это райское благо – Земля. И как же она прекрасна своим разнообразием всего живущего, вечно сменяемого, щедро дарящего. « И моего! Личного!!. – горделиво подтвердил чувства словами. – Полтора миллиона гектаров мои! Были.., – пришло унылым эхо. – Ну, моих детей, внуков, правнуков! Продолжателей! Не я же один – все для детей стараются! А я ушёл из жизни… И опять приползла гадкая мыслишка, что не ушёл, а выбросили! – « Это меня-то, который их поднял из грязи… Наказать! Найдётся же способ при такой-то ярости. А если не взяли к Богу, то может специально оставили расправиться с ними. Я же волк! Ради своего-то, мне и жизни не жаль. Адреса их знаю… Первым вспомнил своего другана и заместителя по финансовым делам Никитку Степаныча, сукина сына и подлеца. И… * * * – через мгновение – оказался перед ним: спящим в широченной кровати с девчушкой первых лет взросления. По присутствию в комнате множества шаров, догадался, что зрелище для них было особо привлекательным. Пиар – парад фантастики половых извращений. Не осуждал, конечно, потому что сам устраивал подобные и коллективные разгрузки от суеты бизнес-политики, а главное ради показа, что такой же, как все – повязанный аморалкой – свой! Запоздало злился, что все их элитные баловства, оказалось, видимы с Того света, как и ему сейчас. О каждом докладывают, наверное, кому следует. А кому, кроме Бога?.. А ему зачем наша мразь?! Значит, сами сопереживают, что не могут так, как живые. И что же тогда?.. Может, своим шаром ударить по его башке? Коснулся и… воспринял его мучающие ощущения переполненного мочевого пузыря и чередующиеся порывы подняться. « Ссы!..И вспоминай меня каждую ночь! Вот таким.., – изобразил он себя с волчьими ушами, вздыбленным загривков и лапами, раздирающими его низ живота. – Каждую ночь буду терзать тебя, пока не подохнешь. – Нет, нет… Не я же… Велели.., – испуганно бормотал Никита и, пустив струю, с облегчением водил взглядом по потолку, где им невидимые шары пришли в заметное движение. – Дядя, ты чего?., – приподнялась девчушка. – Что? – Кричишь так. – Что кричал? – Велели что-то. – Сматывайся!.. В кошельке твои деньги. Забирай его, уходи… Объявленное прекращение ожидаемой оргии тут же заметно убавило количество шаров. И Волк решил, что достаточно получил информации. И если Никитке приказали, то смерть предрешена была этажами выше… Он тоже выплыл из комнаты, из дома… * * * Поднялся выше, в северную ночь без темноты, и увидел золотой купол Исакия, шпиль Адмиралтейства, колонну Зимнего дворца… Понятно, Питер! Потекли догадки одна страшнее другой, но пресек их продолжение решительным приказом себе: проверить! Вторым на его очереди был телохранитель. Мужик надёжный, проверенный! И вдруг такое… Воссоздал его образ и… * * * …оказался перед ним – лежащим на столе со сложенными руками на груди, с вставленной в пальцы горящей свечкой. « Убрали как лишнего свидетеля , – проявилась догадка, вызвав внутреннюю ухмылку. – Получил, что заслужил! «Доволен ?, – воспринял мысленный ответ Толяна и увидел его в эфирном изображении, только не голым, как видел себя, а одетым в костюм, похожим на похоронный. Вспомнил своё одеяние перед смертью, и сам проявился в нём. « Мёд пью! Чем же ты, падла, недоволен был. Чего не хватало? «Избытка твоего. Все гребут, а я – берегу тебя. «Что обещали? «Твой счёт в Сингапуре. «А он закрыт, деньги переведены в Боливию. «Теперь знаю, что и в Боливии их нет. «Как, нет?.. Да я сам подписывал … – встревожился Волк по человеческой инерции и, опомнившись, посмеялся над собой: какие теперь деньги, страсти, смерти? Когда сам мертвец. Да и там… – зачем были нужны в неповоротном излишке? Ведь не жил, а только вырывал у кого-то, накапливал, раскладывал по надёжным банкам, чтобы когда-то, где-то хорошо пожить по-человечески. « Понятно, – ответил Толян. – Тоже был дурак! «Как и ты. Что будешь делать? «Прощаться. По Земле полетаю. Наведаю родню, предков, друзей. А ты… мстить прилетел? «Я был волк. Нет у меня человечьей родни. «Душа была волчьей, а тело – то получил человеческое. Были мать и отец. «Детский дом был и подброшенный ребенок. «А мать твоя не абортировала, родила тебя… То, что вырастить не смогла, так это от нищеты, которую создали в мире такие, как ты. « Ты знал её? Почему не докладывал? «Сейчас догадался. «Прощай! * * * Вылетел из квартиры и завис над городом, сиявшим ночным освещением. Отметил, что тьма не помеха, все видно и во тьме, но свет вносил раздражающий контраст и он отдалился от него, обдумывая дальнейшее… Услышанное от Толяна внесло некоторое понимание. Бог не бросил, а милостиво дал время проститься с живущими, и надо определиться, к кому явиться для прощания. Конечно же, первыми всплыли образы жены и детей. Но после разговора с Толяном пробудилось что-то запретное и начал раскручиваться фильм воспоминаний назад к детским годам, и даже глубже, к младенчеству. И вспомнил себя, истошно кричавшим с мольбой. – Мамочка, не бросай меня. Я буду слушаться, мамочка… – Чужой ты ему!.. Не родной… А там будешь жить, не убитый. Иди и забудь нас… Вон к тем дверям… Только скорее, бегом… Он глядел в её страдающие глаза, наполненные ужасом, и детским нутром своим понял бесповоротность её вынужденного решения. Побежал от ворот к указанным дверям с тускло горящей лампочкой над входом в дом. Образ матери вызвал желание увидеть её, если жива… * * * …И оказался в доме, в углу возле пола, в котором часто стоял в младенчестве наказанным. Отсюда были видны советских времён фанерный комод с выдвижными ящиками, табуретка с банкой воды и железная кровать с никелированными шишками по дужкам. На кровати куча тряпья. Куча шевельнулась, и он увидел под ней старуху – седую и морщинистую. Костлявая рука её нащупала на табуретке просфору, мелко порезанную в кубики, взяла один и отправила в рот рассасывать. « Это моя мать?, – разглядывал он старуху с пробуждающейся до щемящей тоски жалостью. – А я – то… Не вспомнил даже!.. Да бросить бы ей миллион, поменять все!.. И врачей!.. Что там у неё ?., – приблизился к её сединам и уловил сигналы идущие от головы, сердца, легких, живота… Набор непонятный, но, как ощущал – тревожный. – Ваня, – позвала мать чуть слышно. – Ноги мне прикрой. Стынут. Из соседней комнаты вышел моложавый мужчина, сел в изножье кровати и стал массировать ей ноги. – Мама, надо же двигаться, ходить… Что не упражняется – отмирает. – Хватит мне… Пора уже… – Опять ты за своё… О, мам!.. Развеселю тебя. Помнишь, ты расспрашивала меня про Загребова. Вчера нашли его убитым без штанов. Представляешь деталь: миллиардер. И как голый король, по Андерсену. Мать молчала, а волк сжимал воображаемые зубы, досадуя. – Дай Бог ему прощения за грехи его, вольные и невольные, и Царство небесное, – зашевелилась мать, с усилием поднимаясь. – Подними меня, свечу надо поставить за упокой раба Божьего Леонида Осиповича Загребы. – Ты чего это, мам?!. Он заводы скупал для олигархов и банкротил, чтобы не было у нас промышленности. А ты – свечку такому… « Скупал – развалившееся, под другие надобности – не захотел знать, братишка. Мать поднялась и, сидя на кровати, перекрестилась, заговорила с трудом: – Помолчи, Ваня. Знай, грешница я великая. Ребёнка своего из дома прогнала. Отец твой, по пьянке сказал, что убьет его завтра. Как бы случайно… Чтоб не мешал. И вынудил… Поддалась… Уступила, за что прощенья нет мне, и не будет на том свете. А он – Лёнечка мой – вырос в детдоме. И в тюрьме сидел… Брат он твой по грешной матери. Может, убили его за мои грехи. Жили бы вместе, не стал богачом… Вот какой камешек на моей душе. Ошарашенный услышанным, брат молчал, тупо остановив глаза, не зная, что и как выразить. Ждал. А мать продолжала с трудом: – Его-то отец погиб… А твой – ревностью исходил. Невзлюбил его, придумывал как извести. Так и спасла сыночка, отправив в детский дом. Загребой стал он там. – Ты встречалась с ним? – Встречалась… Только он не знал. Его в тюрьму посадили. – За что? – Озорник был. Детдомовские-то всегда лихие. А он – атаманил. Ларёк продуктовый взломали. Годы были голодные… Вот и пять лет ему дали. « Так это она была на суде , – вспомнил Загреба тот день, когда сидел за решёткой, как в зоопарке зверь, оглядывая судий и представителей общественности, заполнивших зал. У каждого из них, заметил, был припасённый заранее иронично унижающий взгляд, как нашлёпка на лицо: получай и помни. И только единственным, вспомнил он сейчас, было лицо какой-то женщины, не сводившей взгляда с их клетки. Она смотрела так сострадающе жалостливо, со слезами даже, чему долго удивлялся тогда, вспоминал в колонии малолетних преступников, и только сейчас узнал, что сострадала ему мать. И как же захотелось вдруг прижаться к ней по детски, обнять по-взрослому, крепко придавливая к сердцу её хрупкое больное тело. И не мог этого сделать, взрыдав без слёз и звуков своей невидимой для них Души. – А потом? – допытывался брат. – Он же… Неужели не приезжал к тебе, не дал о себе знать. – Не простил, значит. И Бог не простит меня! Умереть хочу, и боюсь предстать перед Богом смертной грешницей. – Мам, не преувеличивай свои грехи. А знаешь, сколько сейчас женщины убивают своих детей абортами? Миллионами каждый год. И за что их осуждать, если жизнь стала такой… Из-за олигархов этих. Из-за них ведь все беды, из-за звериной их жадности. Сейчас наука доказала, что все самые богатые – это хищные звери, души которых впервые вселились в тело людей. « Вот ты какой у меня, братец ! – с удивлением восхитился Загреба. Такую инфу он ещё не встречал, но теперь – зная свою волчью природу и прожитое человеком, – согласился с ним и даже погордился. – Умён, братан. Надо бы с ним познакомиться ближе. Только как?.. Да и надо ли теперь-то?.. Попрощался взглядом с матерью, принявшейся пить воду из банки, и уплыл из родного дома… 3. Лазурные берега мечты Свое райское убежище Загрёба нашел в Северной Америке, где французские конкистадоры в давние века прятались после морских грабежей в Канаде. Речные потоки, сбегавшие в океан, превратили здесь холмы в живописный архипелаг лесных островов и островков. Застроенные, они создали райские «Сады Богов» невиданной красоты. На каждом – дома, причалы, маяки и даже крепости. Увидев их первый раз, Загрёба проникся такой успокаивающей и милой сердцу меланхоличностью, что не мог забыть их до укрепившегося решения, что только здесь он сможет когда-то спрятаться от всего, купив один из островков. И вот один из них стал его собственностью. « Где он?., – разглядывал он с высоты неба необозримый объём красоты с его личным кусочком Рая, созданного для себя, под свои фантазии и капризы. И, оказавшегося, недоступным своему ничтожному шарику, наполненному былой значимостью и прочей дурью. Он здесь – никто и ничто! Жена сидела на террасе за столиком, навалившись на него, уронив голову на руку, вытянутую к морю. Под рукой виднелась цветная масса каких-то сладостей, рядом возвышалась бутылка над поверженным фужером. « Опять в запое , – констатировал Загреба. Она не хотела ехать в его райское заточение. Объяснить своих планов не мог по понятным причинам, но и уговаривать и убеждать не умел: приказал, принудил, сломал бабское упрямство. И вот получил!.. « Дети где ? – искал следы их присутствия и не видел. – Сбежали, значит, паршивцы ! Не осуждал, и даже гордился их непослушанием, видя в этом силу характера. Сам был таким! Но с ними – позже. Жена как?.. Знает или… Он подплыл к ней, коснуться, но это новое проявление чувств показалось неестественным. Ведь любил её! И всё-всё в ней… Придав себе человеческий облик, подошёл к ней со спины и повёл руками по плечам, губами и носом опустился в ее волосы. Запаха не уловил, но мысли её пьяной полудрёмы насторожили и озадачили. « Это о ком она так вспоминает? Ведь не Я там, толстопузый. А без пуза она и не знала меня. Выходит, был у неё кто-то? «А как не быть, если купил её?! «Купил! Иначе бы шлюхой стала. А кто это со мной говорит? «Совесть пробудилась. С ней и говоришь. «Какая ещё ?., – всматривался Загрёба во всё окружающее, но шаров не увидел и смиренно признал сложность Души. Вспомнил, что когда-то она долго мешала действовать в бизнесе. И поняв это, придавил её, вытравил из себя и забыл навсегда. А она, оказалось, жила в нём, как незримый счётчик грехов. – Ну, изменял иногда. Когда надо было… Её-то любил… А она – о тощем грезит. Что вспоминает-то? Трястись начала… В её грезах увидел мрачный дворик в колодце между четырех стен сырых и серых Питерских дворов, корявое и тощее деревце рябинки, склонившейся над скамьёй перед детской песочницей. Она стоит под рябинкой в перламутровых туфельках, в белом платье с жемчужным ожерельем под гордо поднятой головой, и парень – сидит на скамье с пачкой перевязанных старых книг, тощий, жалкий и ерепенистый. Колет её укоряющими взглядами и говорит, строчит длинными фразами про служение народу, стране, ответственности… Как же была она хороша. Отметил, что вовремя приодел её. Величавой принцессой стоит, недоступная его пробивным словам, которым сам уже не верит, теряя надежду. Молча дослушала его и, отрицательно качнув головой, пошла от него к проезду их питерского двора. « А что же сейчас жалеет?.. Делал всё, что хотела, мечтала, придумывала. Поощрял придумки… Не всё же тратить на бизнес, нужны элитные удовольствия. Всё самое-самое изысканное, модное, вкусное, сверхдорогое… Вертолёт, яхта… А где она, кстати?.., – скользнул взглядом по пустой пристани, и вспомнил слова Толяна, что нет уже его миллионов, к которым хотел сбежать. – А что осталось? « Врал, что сам всё заработал, а оказалось, скупал на их деньги, не выполнив условий… «Каких условий ? – возмутился он и заставил её напрячься в разглядывании воспроизведенных в памяти бумаг, поданных каким-то мелькнувшим кругленьким юристом. Английский-то не изучала толком и долго пялилась в мелко напечатанные строчки документа, не понимая смысла слов. Но он всё сразу уловил и понял, почему им нужна была его смерть. Сам не должен был соглашаться с этим пунктом, когда подписывал. Дур-рак! Она тут же подхватила возникшие в голове слова, принялась мстительно добавлять эпитеты: толстолобый брюхан! Он же не думал, а только хапал. Заглатывал, как зверь с крючком. И поймался, дубина! « Что осталось-то?.. «Осталось… На тыщу лет, если сынки не промотают , – поднялась она и, забрав бутылку, пошатываясь, пошла в палаццо. – Отец – хапал, дети – транжирят. Удивлять хотят, дурачьё.. «Надо же приструнить… «Ка-ак? – задумалась она, ведя разговор сама с собой. – Он не мог справиться… Не удосужился. И поощрял, дурак! «Может, поумнеют после смерти отца. «Балбесами выросли в колледжах заграничных. Ведь умоляла, не отправляй!.. Росли бы под присмотром. Ну, я же не авторитет. Всё сам решал… И убили, как кабана. Он увидел вспомнившуюся женой фотографию, поданную для подтверждения личности убитого: лежащего на дерме с упавшими штанами. Пронзённый постыдностью увиденного, отлетел от жены. А потом и не захотелось сопровождать во дворец. Взлетел в небо. * * * Вторая забота – дети. Как же он радовался, когда вместо ожидаемой девочки получил двойняшек мальчишек! Наследников! Продолжателей его дел. Был грандиозный пир, где фонтанировало шампанское, гремела музыка, соловьиными трелями неслись льстивые тирады. Было даже поздравление О-очень!.. высокой личности, телефонную запись которого воспроизводили для прибывающих, и вновь для всех: знайте наших! « Да, было, было… Можно ведь и к нему сейчас заглянуть в душу?..Ну, это потом, позже. Сейчас главное – дети! Воспроизвел образ одного и… * * * …оказался перед обоими. В гостинице, как понял по мебели и чемоданам, стоящим ближе к двери. На столе – горная цепь бутылок в окружении салатных джунглей и тарелочных озер с вареными раками. Сдирают с шейки раков панцири и едят млея с молчаливым томлением от вкусноты. Заметил, что подросли за год, и… С детства полненькими были, а стали … – толстыми. Серик, Серый, а теперь Сергей Леонидович ещё сохранял что-то среднее между «полный» и «толстый». Второй – Тусик, Толик, Анатолий Леонидович уже полностью являл себя толстяком американского стандарта. Та же небрежность в одежде и постоянная улыбка самодовольства на лице. « Упустил пацанов… Всё некогда было, а она – без тормозов! Пичкала вкусненьким, да сладеньким. Раскормила так, что потом было не остановить. И вот уже мужики… Что у них тут?.. – прислушался к мыслям Серого. «… И так не получится, нет! Надо хитрость его узнать , – решил Серый и заговорил: – А зачем он так настойчиво предлагает нам продать свой пакет в «Норникеле»? « Это кто предлагает ? – насторожился отец или то, что осталось от него – беззвучного и невидимого для детей. – Я думаю, – продолжал жевать Тусик. – Быстрее только. – Надо же прожевать. – Тогда не жуй, быстрее получится. – А ты всё слопаешь. Серый отвалился от стола, ждал слов брата: ну?!. – Кинуть нас хочет. Кто мы без «Норникеля»?.. Вот.., – выплюнул разжеванную клешню. – Никто и в гости не пригласит. « Правильно рассудил , – обрадовался отец. – Не такие уж и балбесы, если поняли свою выгоду. Ну, что еще?.. Кто их там пригибает?.. Как помочь, подсказать ?.. – Вспомнился борщовник в ноге, и решил своей головой войти в голову сына. Вошел и проговорил в тоне раздумий: – С телохранителем и шофером сам разделался. И нам привёз отравленные. Реакция была мгновенной: – Не трогай! – вскрикнул Тусик, глядя на Серого, потянувшегося к ракам, и выбросил своего. – Отравленные! – А… а сам ел. – Не знал потому что… – растерянно поджимался Тусик, округляясь. Руки блуждали возле рта, готовые извлечь съеденное, но как? – Не знал… А сейчас догадался… Как словно бы кто-то подсказал по мобильнику. – Нет у тебя мобилы. – А кто-то сказал же… «отравленные!» – Зачем мы ему – отравленные, если прилетал уговаривать? Загреба отодвинулся от сына, удовлетворенный понятой возможностью влиять на живых. И за детей порадовался: не балбесы, не-ет!.. – А вообще-то, что мы теряем? Вдруг там грянет революция, как он говорил. И что получим? Пахан Розали твоей все деньги в оффшоры скачал. – И грабанули у всех, как у отца. – У отца не грабанули, а забрали положенное по оферте. На их деньги скупал он активы. И зажать решил. Не понял, что-ли?.. – Ты не понял! Забрали бы своё и без убийства. – Да-а… Кто же тогда подстроил? Загрёба коснулся головы сына и воспроизвёл облик компаньона. – Пахута! – Откуда ты знаешь? – Интуиция. С чего бы он стал таким прытким. Прилетел, соболезнует, помогает… Добряк нашёлся! – Как лучше, говорит… В свою пользу. – Кончай жевать, в аэропорт пора. А там, потом… Проверим его, и получит от нас, если подтвердится!.. Такой конец порадовал отца. В жизни бы – до слёз, а в этом состоянии – только до их воображения. Но и это порадовало: волками растут! И вес сбросят, когда в стаю войдут вместо отца. Главное сейчас помочь им выйти на убийцу… А потом я, с такими-то возможностями, да с моими молодцами… Да мы!., – разворачивались его фантазии всё круче и грандиознее… И вдруг воспринял голоса: « Агрессивен и глуп. «Убирайся отсюда! «Кто вы? – спросил и понял мгновенно: их Ангелы Хранители. – Я их отец! Имею право… «Имел, да не сумел… «Всё для них делал… Обеспечил!.. Да я… «Игрушку получил. Поиграл, и выбросил их в чужой мир… А они в прошлой жизни в бою погибли за освобождение Африки от рабства. «Неграми были?., – задумался. – А я – волком! Ну, если так всё в жизни… Поборемся вместе. Отстоим своё! «Он упрям ещё. «Убирайся отсюда, пока не получил… «А что вы мне сделаете, интересно?.. В ответ мгновенно получил энергетический разряд в виде молнии. Она пронзила всё его шаровое существо нестерпимой болью, от которой он взмыл куда-то ввысь небес, ударился там и отскочил назад, погрузившись в океан. * * * Вода постепенно снимала болезненное напряжение и он приходил в чувства, начиная соображать: « Получил, фраер!.. Деликатней с ними надо, оказывается… Век живи – век учись, даже померев … Вода лечила, успокаивала, умиротворяла… Ещё, заметил он вскоре, всё окружающее в океане пробуждало что-то давно забытое. С каждой минутой все явственнее появлялось осознание, что он был здесь когда-то… Давным давно… И знает, зачем этот рачок закапывается в ил: схватит клешнями вон ту рыбёшку, боязливо огибающую его пока. И как же вкусна она будет ему потом, раздираемая клешнями. Но думать об океанском больше не хотелось. Всплыл на поверхность, и выше поднялся, поплыл в просторную даль… 4. Преддверие славы Пахута сидел в его кабинете, за его столом и измученно отбивался от сыпавшихся вопросов толпы журналистов и телерепортёров. Быстро оценив, что новый хозяин корпорации не особо чтит предшественника и собрал их для формального исполнения ритуала, они вольготно интервьюировали, перемежая традиционные вопросы с вольными шуточками и приколами, ставящими Пахуту в двойственное положение. – Так всё-же, сколько он перевёл? – Украл, – поправили спросившего, вызвав дополнения и смешки. – Господа, прошу понять.., – улыбался Пахута, показывая, что разделяет их мстительное отношение, но требует положенного уважения к покойному. – Никто ничего не украл. – А как же это?., – показали ему газету с фото. – Убиты телохранитель и шофёр. Следствие предполагает дорожный грабёж дорогостоящего автомобиля. – Сумма?.. Назовите. – О-очень дорогая. – Штучные не воруют, не продашь. – Повторяю, идёт следствие, – потел Пахута, начав раздражаться. Повысил голос, придав лицу озабоченную строгость. – Разберутся, не сомневайтесь. За своего мы постоим! А вас прошу понять и довести до понимания читателей и зрителей, что капиталом фирмы распоряжаются реальные его владельцы, в соответствии с вложенной долей. Леонид Осипович был всего лишь менеджером международной корпорации. – Подставным?.. – Нанятым! И оказался талантливым!!. Даже гениальным!!! До него никто не мог повысить эффективность… – Грабежа, – продолжили фразу в толпе, вызвав хохот, который Пахута как бы не слышал. – Вам приготовлена вот эта книга о Леониде Осиповиче, – поднял Пахута солидный том в золотой обложке. – О жизни и творческой деятельности. Лидочка, раздайте… Секретарша принялась раздавать принесенные книги. Принимали их без почтения, видя коммерческий брэнд «Великие люди России». Пересмеивались – Так быстро состряпали! – Наврали. – Дела Загребного не придумаешь, – улыбался Пахута. – В условиях мирового кризиса и нашего развала Леонид Осипович создал крепкую фирму. – По извлечению денег из страны без налогов, – добавил кто-то шепотом и нарочито громко спросил. – А скажите, здесь и про ЗЛО написано, про то, как он уволил с работы весь отдел? Пахута изображал вынужденное смущение, видел Загреба. Его молчанием воспользовался журналист, и стал разъяснять, глядя в окуляры видеокамер. – З-агреба Л-еонид О-сипович – ЗЛО. Кто-то придумал называть его так сокращенно, он узнал и в наказание выгнал с работы весь отдел специалистов. Представляете?.. Подплыл к голове рассказчика и понял, что говорит беззлобно, как о потешном курьёзе. В других головах было то же безразличие к его смерти и личности. Как к грязи на дороге, которую надо перешагнуть и тут же забыть. Внимание привлекла Лидочка, с праздничной улыбкой раздававшая книги. Бойкой стала! Вспомнил он картину их первой встречи. Глянул тогда на её смазливое молоденькое личико с мелькавшими в глазах вопросами, что ждёт её, что будет, как?.. Примет или нет? – Туда.., – показал на диван в углу. И она спешно пошла. Дописал распоряжение, поставил раскрученную замысловатую подпись и пошёл к дивану, расстёгивая пояс и ширинку штанов. Она сидела на краешке, боясь взглянуть на него, надвигавшегося чёрной горой. – Сними там, лишнее… Подружиться надо… Всё так же не глядя, быстро сняла трусики, и он навалился между распахнувшихся для него ног. Баловник быстро нашёл нужное и нырнул в жаркое блаженство. « Всех трахал так? – воспринял вопрос Загреба и передёрнулся, поняв что прокололся. « Право первой ночи! Феодализм.., – прибавился другой голос невидимого свидетеля. «У них как в стаде. «В стае. Всё лучшее – вожаку. «А когда женщина олигарх, она всех мужчин так проверяет на себе?.. Поясните нам, бывший господин. Журналисты не слышат нас. « Пошли вы .., – рванулся и вылетел из кабинета на улицу. * * * Поплыл подальше от людей, за город… Думать о пресс-конференции было противно. О своём проколе – обидно. Вроде бы не было там шаров, откуда появились незамеченными… Так это же Ангелы Хранители журналистов, догадался запоздало. Неожиданно воспринял какую-то тревогу и призыв: « Сюда! Ко мне! «Кто это?.. – насторожился и тут понял – зовут на помощь. – А куда? – искал внизу по круговому пространству. Увидел дорогу и на крутом берегу реки карабкавшегося наверх малыша трёх – четырёх лет. Голова и руки в крови, сил нет, больно ему, а мама кричит, умоляет: – Иди, сыночек… Там люди, помогут нам… « Туда .., – ринулся Волк. Увидел мать с перебитыми коленками от падения. Она тащила себя от края берега и управляла сыном. – Лёжа ползи, не стой! Там круто… « Как же помочь? – заметался Волк. К малышу… И воспринял команды его ангела-хранителя, взявшего малыша под волевой контроль.

Конец ознакомительного фрагмента.