Паника мгновенно улетучилась. Тело стало легким как пушинка. Оно взметнулось в небо и ветер, подхватив его, унес через зеленные поля к горизонту. От ощущения эйфории из глаз потекли слезы. Они попадали в рот через натянутые в улыбке губы. Волк чувствовал их сладкий вкус, чем то напоминающий свежее коровье молоко, которое он так любил в детстве.

Мама наливает его в прозрачный стакан. Ее длинные каштановые волосы переливаются на лучиках солнца. Папа протягивает ему коробочку с грузилами. Сегодня большой день, он позволит ему самому надеть их на леску. Папа неизменно поглаживает черные усы. Мальчик мечтает о таких же когда подрастет. Мама в очередной раз уговаривает папу сбрить их, но тот отказывается. Папа считает, так он выглядит серьезней. Мама не спорит. Бесполезно. За двадцать лет жизни с разведчиком она поняла, что сломать этого человека невозможно. Добиваться своего нужно, используя маленькие женские хитрости. В этом она была неподражаема.

Они все еще смеются вместе. Мальчик на примере своих родителей видит брак как логическое завершение жизни, с одним единственным человеком. Вот он — настоящий идеал. Они дополняют друг друга. Смотрят на проблемы как единый организм. Один не живет без другого. Так случиться когда-нибудь и с ним. Потом. Обязательно. Но как понять, что встретил именно ту? Как не промахнуться? Должен быть сигнал, выстрел из пушки, или хотя бы сетчатый флажок.

Юноша покидает дом, меняет сладкое молоко на крепкие напитки. Теплую кровать на пожухлый матрас и железную сетку в общаге. Он не мог иначе, как не может солнце не взойти утром над горизонтом. Идти по стопам лучшего человека, разве может быть что-либо благородней? Юноша еще молод и не заслужил своих усов, но кто может помешать ему воспользоваться авторитетом и влиянием отца? Только дурак отказывается от помощи. Девушки поддаются так легко. Добыча после поимки теряет интерес. Все вокруг так слабы, не видят дальше своей убогой тени. Как они посмели считать, что смогут сравниться с ним?

«Да кто они такие? Вот хотя бы ты… Как тебя там? Голошлепов? Фуу… Ты вообще моешься? Родинка отвратная у тебя… Пошли… сейчас мы с пацанами тебя отмоем… И как тебя вообще сюда взяли? Держите его парни… Ох, кажется, третья бутылка была лишней… Ха, гляди по очкам стекает… Парни может тоже хотите умыть мальца? Уринотерапия полезна дружок, ты еще спасибо скажешь. Ты что плачешь, малыш? Девчонки… взгляните на малыша… он, наконец, умылся…»

Страшно? Что я знаю о страхе? Его не существует. Он обходит меня стороной, боясь разбиться об грудь.

Мне страшно. Стою на коленях возле машины, беспомощный. Несправедливо.

Голованов, не бери в обиду. Мы были совсем детьми.

Мокрая пыль фонтана Сибелес, отрезвляя, моросит лицо.

Он склоняется к моему уху. Я чувствую его спокойное дыхание.

«Я тебя уничтожил… Малыш»

Паника надвигается, снося все преграды разума, как цунами. Вот она сшибает с ног; несет по разрушенным улицам. Впереди бетонная стена. Удар. Смерть. Яркий свет. Руки и ноги скованны, ужасно болит голова. Разве таким должен быть рай?

Волк чувствует рядом чье-то присутствие. Кто-то сморкнулся. Перед глазами промелькнул белоснежный платок.

— Его разум слаб. Еще один укол убьет его.

— Нет. Поддерживайте в таком состоянии, мне не нужен еще один бунт. Русские давно плюют на все договоренности. Оставим для торга. И не подведите как с англичанином.

— Да, сеньор Нойманн.

Нойманн спустился на первый этаж и обосновался в выделенном главврачом кабинете.

После короткого стука, в дверь зашел мужчина в новом черном костюме со стеклянно выбритым подбородком и зачесанными на затылок волосами. Увидев Нойманна, тот не смог сдержать трепетную улыбку.

— Сеньор Нойманн, — он протянул обе руки и вприпрыжку проследовал к столу. — Это такая честь для меня.

— Ты, наверное?

— Марио Грекко. Меня направили к вам по запросу из Парижа. Никогда бы не подумал встретить вас на оперативном задании. Я думал вы во Франции дальше кабинета ни ногой.

Нойманн снисходительно улыбнулся и с брезгливостью вытащил ладонь из тисков Марио. Опустив руку под стол, он тщательно протер ее салфеткой.

— Это особый случай Марио. Поэтому и ты здесь. Присаживайся.

От волнения Марио чуть было не сел мимо кресла. Нойманн вытащил из портфеля папку. Марио успел разглядеть свою фамилию на главной странице.

— Я лично отобрал тебя из всех испанских агентов, — Нойманн отбросил папку в сторону и поддался вперед, положив локти на стол. — Не хочу тратить время на стандартные вопросы о твоем прошлом и планах на будущее.

Он подкурил сигарету и неестественно глубоко затянулся. Марио вспомнил о табличке запрещавшей курение которую заметил при входе, но не показал вида. На потолке висели датчики дыма.

От постоянной улыбки у него устали скулы.

— Итак, Марио, я задам тебе только один вопрос. Что ты думаешь о деятельности СИЦ?

— Сеньор Нойманн, — протянул Марио. — Я глубоко убежден, что СИЦ является гарантом устойчивости и поддержания мира на планете. Прошлое формирует будущее человечества. Оказывает влияние на межнациональные отношения, а также политиков принимающих основополагающие решения. Официальная история, с таким трудом принятая всем прогрессивным миром, является основой построения государственности и общества. Мы учим уроки прошлого, смотря с уверенностью в будущее и с надеждой на мир и благополучие. Мы уже были свидетелями переписи истории. СИЦ обязана защитить мироустройство от ложных подлогов и ошибочных трактовок.