— Голубой сквер. На старт, внимание, марш.

Провалитесь вы все! — издал пассажир мысленный вопль. И пошёл на таран, жадно глотая воздух, прикрывая телом папку, превратив свободный локоть в штык, а сумасшедшая злость умножала его силы. И он бы точно пробился, если бы не досадная загвоздка: двери не открылись, поджала их плотная толпа. Сколько ни колотили в них стоящие на остановке люди — не помогло.

Самое обидное, что соседние двери гостеприимно распахнулись настежь, и люди там входили-выходили почти свободно. Если не считать оторванных по шву рукавов.

— Яйца! — взвизгнул женский голос. — У меня в сетке яйца!

— Чтоб вас! — немедленно откликнулся сердитый бас. — Я как раз сегодня брюки надел…

— Поздравляю! Как же вы не забыли?

Соседние двери шумно захлопнулись. Бас что-то промычал в ответ. Что-то спокойное и жизнерадостное. Дружелюбное и солнечное.

— Хам! — заверещал женский голос. — Хамло собачье! Да как ты смеешь!

Вновь автобус поехал, унося в себе трепыхающегося пленника. Тот не слышал ничего вокруг — безмолвно стоял, жестоко стиснутый со всех сторон врагами.

— Твоя жизнь вроде моего маршрута, — сочувственно произнёс водитель в микрофон. — Целый день мотаешься, людям помогаешь, а они же тебя по морде жалобами в письменном виде.

Пленник очнулся. Удивился: «Это мне?»

— Тебе, тебе! — раздражённо сказали сзади. — Главное, успокойся, не вертись.

Едкая горечь застилала глаза, во рту было скверно.

Он опоздал. Опоздал всё-таки… Серёга, конечно, уже собрался, уже выходит на лестничную площадку, волоча пудовый чемодан, и сделать ничегошеньки нельзя. Хотя… Можно выскочить и позвонить! Вернуть друга с лестницы, объяснить ему ситуацию, договориться заново. Позвонить!

— Площадь Абсурда, — торжественно объявил динамик. — Граждане «зайцы», помните, есть на все и Божий суд.

Сражение длилось недолго. Толпа всегда сильнее одиночек. Хоть и позволено было в этот раз дверям открыться, обрести свободу снова не удалось. Безудержный напор жаждущих войти, их несметное количество не оставили никаких надежд. Ни единой лазейки. Энергичный мужской голос придумал изуверскую насмешку:

— Товарищи, не скапливайтесь, проходите в середину салона!

— Закрываю двери, — решил водитель. Железные гармошки со стоном сдвинулись. Пленник помутившимся взглядом наблюдал эту сцену. И внешний мир, набирая скорость, поехал назад — туда, где остались сегодняшние планы и вчерашние мечты. Водитель подбодрил:

— Я рассуждаю так: лучше остановиться на полпути: чем врезаться в конце. Йес?

Пленник, вконец обессиленный, обмяк в тисках потных тел и вяло подумал: «Теперь всё пропало».

Он был стар — 25 лет по паспорту.

Он был до омерзения опытен — познал в своей жизни двух женщин.

В меру умён, потому что окончил институт.

Безоговорочно талантлив, потому что его работы никто не признавал.

И слегка несчастен, потому что искренне любил жену.

Ирочка сейчас была за тысячу вёрст, в самом центре столицы, дома с гостьями-подружками. Во всяком случае, он так полагал. У неё сегодня день рождения! А он застрял в этом пыльном городе ещё на неделю — ничего не поделаешь, командировка. Он очень скучал по жене. Несколько дней он думал: что бы такое отмочить в день её рождения, неожиданное и приятное? Чрезвычайно кстати дошло до него известие о том, что друг детства улетает сегодня — именно сегодня! — в столицу жениться. И вчера вечером на молодого супруга снизошло вдохновение — за несколько часов он создал по памяти серию изумительных, страстных, точных портретов своей Ирочки. Он был непревзойдённым графиком, это очевидно. Рисунки легли в папку, в ту самую, которую пленник стискивал сейчас влажными пальцами, и если бы всё сложилось удачно, он отдал бы папку Серёге, а тот закинул бы этот остроумный знак любви прямо Ирочке домой — пусть помнит, пусть восхищается, пусть не тревожится. Такая цель была у пассажира автобуса. Необходимо упомянуть еще и о том, что город этот являлся его родным городом: здесь жили его родители, здесь жил и он сам, пока не переехал в столицу к жене. Но это так, между прочим.

Он пропустил несколько остановок, безвольно отдавшись движению, не пытаясь больше бороться. Цель его потускнела, съёжилась, сделалась абсолютно бессмысленной. И только когда динамик сообщил название очередной остановки: «Памятник не вам!», в одуревший от духоты мозг принесло сквозняком спасительную идею. Аэропорт! На следующей остановке очень удобно пересесть на тысяча первый троллейбус, который вмиг домчит до аэропорта — там Сергея и удастся перехватить.

Но для осуществления нового плана прежде всего нужно было освободиться. Ничего, подбодрил себя пассажир. Всепобеждающая вера в победу живёт в нём до сих пор — это главное. Он воспрянул духом. Повеселел. Изготовился.

— Эй, ты, — глухо сказал кто-то, — сойди с моей ноги!

Его сильно пихнули в бок.

Парень в грязной штормовке — взгляд злобный, чёлка прилипла ко лбу. Что ж, придётся дать достойный ответ:

— Пусть сначала сойдут с моей.

Раскрылись двери, засверкал ослепительный прямоугольник на чёрном фоне.

— Иди, иди, — пробормотал парень в штормовке. — Умник нашелся, — а сам с наслаждением придержал пленника рукой за полу пиджака. Тот из последних сил рванулся к выходу, взмолился: