Герой с трудной фамилией Х. понимает все и сразу.

Он понимает, что на дачном участке стреляют. Что кто-то бегает — он чувствует топот лицом. И тогда человек рвется изо всех сил, кричит: «Я отдам! Отда-а-ам!», однако его уложили на землю крепко, профессионально.

Дождь вдруг раскалывается. Гром бьет совсем рядом, нечеловечески жутко, теперь уже со вспышкой. Гора мускулов, сидящая на обездвиженной жертве, крупно вздрагивает, всхлипывает басом, тоскливо говорит: «Ой…» и валится, валится на землю рядом. Медвежья хватка ослабевает. Отвратительная хрипящая пасть — рядом с человеческим ухом. Оттолкнув слюнявую морду зверя, Х. выползает из-под громоздкого тела и садится, затем встает на колени. Бесформенно темный бандит корчится под его ногами, пытается приподняться следом, но тщетно… Х. ошалело озирается. Видит Кирилла, который трусливо пятится. Слышит детский голосок…

— Папа! — отчетливо зовет Антон. — Ты меня слышишь? Я ничего не слышу, в ушах звенит!

Этот чудесный звук выплескивается из придорожных кустов.

— Папа, там еще какой-то мужик рядом с тобой! — звонко продолжает мальчик. — Ляг обратно, ты мне его загораживаешь!

Лечь обратно? Х. недоуменно оглядывается на Кирилла, с трудом проникая в смысл услышанного. Сокурсник исступленно шепчет: «Счет в «Интер-Амикус»! Как я раньше не допер! Единственный банк в городе, где обслуживают детей!» «Ну и что?» — заторможено спрашивает Х. «А то, придурок, — пятится Кирилл, — что только одна тварь могла нас с Царем на твоей чертовой вечеринке подслушать!» — уже не пятится, просто бежит. Убегает…

Из канавы вылезает Антон. Ребенок полностью одет, мало того, за спиной ладно сидит его любимый рюкзачок, с которым он приехал сюда.

— Где ты взял пистолет? — с истеричной строгостью кричит отец. — Брось, это тебе не игрушка!

Х. до сих пор «не допер», в отличие от сообразительного сокурсника, до сих пор не пришел в себя. Он даже не успел встать с колен. Сын неестественно громко объясняет ему, изредка потряхивая головой и ковыряясь в ушах, что пистолет взят у одного мужика — из тех, предыдущих, которые час назад к убитым старикам приезжали. Сын с гордостью сообщает, что хоть и не стрелял он никогда раньше — ничего сложного, получается. Посидел в соседском сарае и разобрался с этой штукой. Вот только пистолет оказался тяжелым, надо же, да еще дрыгается сильно, двумя руками и то трудно удержать.

Отец берется руками за голову, стонет: «М-м-м, как болит…», — потом обращает внимание на человека, лежащего на земле.

— Кто в него выстрелил? — с ужасом вспоминает отец. — Ты видел, Антон?»

Вспугнутые мысли вновь запутались, вновь мельтешат, как микробы на предметном стеклышке микроскопа, потому что подстреленный бандит уже умер… Мальчик не успевает ответить. Из-за поворота выворачивает машина. «Прячься! — шипит отец. — Назад в кусты, быстро!», и мальчика сразу нет. Сам же он поднимается на ватных ногах медленно, слишком медленно.

Автомобиль уже здесь. Модель из тех, что «удовольствие за рулем», то есть «БМВ». На месте водителя — Петр Романов по кличке Царь. Рыжеватый и с реденькими усиками на рябом лице — именно такой, каким запомнила этого мерзавца обиженная им женщина. Встретились. Наконец-то встретились! Х. угрожающе распрямляется, впитывая из воздуха ненависть пополам с дождем.

Кроме сокурсника, в автомобиле еще находится… трепыхается на заднем сидении, связанная… Соседка Х. по лестнице! Возлюбленная продавщица!

Петр говорит в открытое боковое окно: «Смотри внимательно, куда я целюсь», — причем, пистолет его направлен на женщину. Он торопится предупредить, не давая собеседнику слова, что если сейчас же не будут отданы расписки, изъятые у директора аэропорта, то случится досадный выстрел. Ведь эта красотка по какой-то причине дорога Х., не правда ли? Хитрющий Кирилл отлично придумал, захватив ее с собой. А чтобы спустить курок, требуется лишь легкое усилие, незначительное движение пальчиком… В густом басе бандита колышется абсолютная искренность. «Зачем вы убили директора аэропорта!» — нелепо кричит Х. «Мы убили?» — изумляется Петр, пытается расхохотаться и вдруг сипло стонет. Некоторое время держится молчание. В машине горит тусклая лампочка. Видно, что Петру плохо. Белое лицо его словно фосфоресцирует, потому что обильно вспотело, руки болезненно дрожат.

«Чем директор аэропорта помешал руководству пароходства?» — уточняет Х. вопрос. «Не пароходства, а порта… — морщится, страдает Петр. — Перестань, нашел время ерундой мозги пачкать. Скорей надо, наверняка кто-нибудь на тебя уже настучал, козел, ты же кругом засвеченный, со всех сторон…» Х. беснуется: «Пока не объяснишь, ничего не получишь!» — «Тихо», — шипит Петр, кривясь то ли от боли, то ли от страха. (В самом деле: перепуганные жители поселка и так из-за шума давным-давно не спят, небось, телефоны обрывают.) «Ну и что, пусть обрывают!» — отвечает безумец своим собственным мыслям. «А то, козел ты вонючий, что неизвестно, кто раньше приедет — группы захвата или холуи директора аэропорта. Расписки им нужны позарез, и они тоже все-все знают про наемника по фамилии Х». «Пусть все приедут, плевать!.».

Царь раздражен, но вынужден смириться с козлиным любопытством своего собеседника. Он торопится с объяснениями: просто «авиаторы» начали деньги возить, правда, мелкими партиями, но «портовики» были не согласны, наличность испокон веков через порт ходила — не только на ввоз, но и на вывоз, тем более транзитом. («Конкуренция, врубился?.».) Через аэропорт обычно документы туда-сюда летали, разные срочные бумажки. Например, компромат — вроде этих расписок. Ну, еще камушки… Петр стонет басом, закончив объяснения. Однако находит в себе силы, чтобы напомнить: «Говори, где косметичка! Я ведь не шучу насчет твоей девки». «Ты ранен, что ли? — догадывается Х. — Кто это тебя?» «Ой, ну хватит придуриваться! Будто сам не знаешь, кто! Времени же нет, козел ты, гегемон недоструганный!»