* **

– Осторожно, ты мне брюки оттопчешь! – Лиза закричала Ане, чтобы она не вертелась перед зеркалом, пока та надевает свой новый костюм. Спасибо матери Антоши, что неплохо заплатила отцу. Обычно девочки не приводят детей с того света и платить им, по большому счету, не за что. Но тогда случай был особый. Хотя Аня все высказала сестре по поводу ее промашки: нельзя было выпускать проход из поля зрения.

Аня вертится возле зеркала, разглядывая новую юбку. Естественно, черного цвета. Пристрастие Ани к черному цвету уже не волнует родственников так сильно, как когда ей было восемь. Согласитесь, готика немногим к лицу, но когда у тебя такая бледная кожа и ты носишь длинные черные волосы, то темный макияж и покрашенные черным лаком ногти лишь подчеркивают образ, устаревший лет десять назад.

– Девочки, я вас уже десять минут жду! – отец раздраженно закричал из коридора. – Поторапливайтесь!

– Это все Аня, – наябедничала Лиза. – Не дает к зеркалу подойти.

Сестра пнула ее по голени и вышла из комнаты. Лиза разгладила руками пиджак на своей далеко не осиной талии, поправила прическу и удовлетворенно хмыкнула. Выглядит неплохо, даже лишние килограммы придают ей в этом костюме некую весомость.

Папа потащил их на очередную премьеру в театр. Из всех видов развлечений, вторым после алкоголя у него шел именно он. Несмотря на то, что мама, как он говорил, ненавидела театр и смотрела исключительно кино, отец каждые две недели брал дочерей на сомнительные постановки. В этот раз в театре была премьера главного режиссера захолустного города Зареченска Петра Бобровского «Институт тщеславия». Папа неплохо знал режиссера, поэтому, как только они зашли в фойе, тут же бросил семью и отправился за кулисы. Девушки стали осматриваться в поисках чего-нибудь или кого-нибудь, что поможет скоротать пятнадцать минут до начала пьесы.

«Кого-нибудь» сидел на диванчике в буфете театра и жевал бутерброд. Паша Бобровский, сын режиссера Бобровского и по совместительству одноклассник Комор-старшей. Лиза с размаху села напротив него, так, что он подавился и в изумлении вытащил из ушей наушники. Аня встала рядом.

– Уши не затыкай, пропустишь премьеру года.

– Не поверишь, я видел ее уже четыре раза, – Паша проглотил остатки бутерброда, скрывшегося за его пухлыми щеками. – Пришлось сидеть на всех последних репетициях. Отцу важно мое мнение.

– У тебя по литературе тройка в прошлой четверти была, – усмехнулась Лиза. – Куда тебе пьесы оценивать.

Паша пожал плечами.

– Я оцениваю их не как художественный критик, а как сын, который пойдет по стопам отца.

– Еще пару лет, и он возьмет тебя младшим осветителем, – продолжала издеваться Лиза. Аня слегка сжала пальцы на ее плече.

– Как дела, Аня? – перевел тему разнервничавшийся Паша.

– Все по-старому, – сестра склонила голову налево. – А твои?

– Думаю, куда поступать после школы. В нашем городе оставаться не резон.

– Конечно, месье Бобровский устремится в столицу, покорять тамошние театральные подмостки своим неповторимым обаянием местного Джоны Хилла, – подразнила его Лиза.

– Вообще-то, у него номинация на Оскар есть. И к тому же, я слышал второй звонок – пора занимать места.

По мнению Лизы, спектакль получился средним. За студенткой охотились трое похотливых молодых людей, одному из которых, если верить Бобровскому, севшему рядом с семейкой Комор, недавно стукнуло тридцать пять лет. Судя по тому, как смотрел на девушку Бобровский, он был безнадежно влюблен в актрису. Лиза поняла, почему он уже видел этот спектакль четыре раза и что советы отцу тут совершенно ни при чем.

Пожилой профессор археологии тоже испытывал к юной красавице чувства и по очереди похоронил двоих Ромео, попутно защищая докторскую диссертацию. На сцене закапывания студентов в сырую землю пригородного кладбища Аня, проведшая весь спектакль в наушниках, зааплодировала – это был единственный впечатливший ее момент сегодняшнего вечера. Паша неприязненно взглянул на нее, недовольный тем, что все сразу обратили на них внимание.

Внезапно со сцены раздались громкие выстрелы. Лиза слегка вздрогнула и уставилась на происходящее – последний оставшийся в живых студент застрелил пожилого профессора-маньяка из пистолета и теперь намеревался воссоединиться со своей любовью. Все, начались сопли, – подумала она и оглянулась на Аню. Сестра еще слушала музыку в наушниках, откинувшись на спинку кресла. Лиза глянула налево, где сидел Паша. Но его кресло оказалось пустым. Она внимательно обшарила глазами ряд до выхода, но толстяка и след простыл. Отец, перегнувшись через Аню, зашикал на Лизу, чтобы дочь не вертелась.

Странно, Бобровский не мог не досмотреть спектакль, это совершенно на него не похоже. Лиза ткнула сестру в бок и показала ей пустое кресло Паши. Аня пожала плечами, но Лиза заметила, что сестра немного напряглась и тоже скользнула взглядом по пустым креслам.

Через десять минут постановка закончилась, и зрители встали с мест, чтобы поаплодировать маленькому и пузатому Петру Бобровскому, выскочившему на сцену, едва задвинулись шторы за актерами. Пользуясь моментом, пока папа махал руками, Лиза встала с места и отправилась искать Бобровского-младшего.

В фойе было пустынно. Девочка прошла до самого конца, завернула за угол и очутилась в плохо освещенном коридоре, ведущем к туалетам. Одна лампочка наверху не горела, другая тускло освещала надпись: «Служебный» и бросала отблеск на «Женский». Мужская комната напротив них тонула в сумраке. Лиза дошла до двери и тихонько приоткрыла ее. Комната с рукомойниками оказалась пуста.

– Пашка, ты тут?

Ей никто не ответил. Судя по тишине, тут никого не было. Лиза хотела прикрыть дверь и удалиться, пока ее никто не высмеял, как в глубине туалета кто-то с шумом спустил воду.