– Вот ты и Антося сваго дождалась, – сказала соседка, но Геня Казимировна даже не улыбнулась.

– Теперь тебе легчей будет, – продолжила соседка. – Поможение али жёнку приведеть, всё адно легчей.

– Какое там легчей? – с обидой ответила Геня Казимировна. – Погодь еще радоваться. Ему еще учиться надо. Не скоро ещё легчей будет…

Поодаль от них стоял и второй секретарь райкома Иван Михайлович Красиков с женой. Наблюдая за группкой девушек, среди которых была и их дочь, Иван Михайлович поглядывал на ребят в белых рубашках и наглаженных брюках, уверенно стоявших в стороне. Некоторые из них в этом году пришли из армии и он их хорошо знал. Знал их родителей и их семьи, знал многое почти обо всех, так как родился и вырос здесь, в этом городке.

– Да, молодость, что и говорить, – с лёгкой завистью проговорил он и чуть нахмурился, заметив, как их дочь решительно и свободно подошла к группе ребят и один из них, повернув к ней голову, удивлённо улыбнулся и, взяв её за талию, через минуту увёл в танце в гущу молодёжи.

– Это кто же такой? С кем она танцует? – спросил Иван Михайлович, недовольно хмурясь, хотя отлично знал того, о ком спрашивал.

– Да это же Антон. Вон и его мать стоит, любуется, – ответила жена.

– Какой Антон? – не поворачиваясь, спросил Красиков.

– Копешко. Только что вернулся из армии. Чем не жених?

Иван Михайлович ничего не ответил, строго наблюдая за танцующими.

– Ну, чем они не пара? – снова спросила Ольга Васильевна.

– Ты бы поговорила с ней, что ли, – Иван Михайлович недовольно передёрнул плечами.

– О чём? – не поняла Ольга Васильевна.

– Ну, о том же, что видела. Не годится девушке самой к парню подходить и на танец звать. Что это за блажь?

Ольга Васильевна примирительно улыбнулась и ответила:

– Так она в него с детства влюблена, ты же знаешь. А теперь уже совсем взрослая, студентка ведь.

– Ну и что из того? Мало ли что в детстве было, а сейчас надо знать себе цену. Пусть он за ней бегает, а не она за ним.

Ольга Васильевна помолчала, потом задумчиво проговорила:

– Кто его знает, как лучше. Девчонок вон сколько подросло за эти годы. Невест хоть отбавляй.

– И женихов не меньше. Вон высокий с ними разговаривает. Кто такой?

– Кажется, Палевский.

Иван Михайлович недовольно фыркнул и насмешливо проговорил:

– Ну да, женихи. Ни работы ещё, ни специальности, ничего за душой, а женихи.

– Не ворчи, – мягко одёрнула его жена и, помолчав, добавила: – Сам разве не так начинал?

Некоторое время они оба молча наблюдали, как беззаботно и легко танцевала их дочь с тем, кто, очевидно, казался ей сказочным принцем.

– Ты бы устроил его на какую-нибудь нормальную работу. Пусть растёт и продвигается. Он хлопец толковый, – проговорила Ольга Васильевна.

– А что он здесь до армии вытворял, ты забыла? – недовольно возразил Красиков.

– Ну и что? То было до армии. А после неё все становятся совсем другими, – мягко вступилась Ольга Васильевна. Но Красиков снова передёрнул плечами и неопределённо ответил:

– Посмотрим, посмотрим. Где в этом городке толковую работу найти?

– Найди уж где-нибудь. Он ведь всё равно к тебе придёт.

– Посмотрим, – снова задумчиво повторил Иван Михайлович, не в силах оторвать взгляд от того, о ком они говорили, – столько было в нём смелого, весёлого и бесшабашного задора и удали, уверенности в себе и умения в каждом движении, свободном, чуть небрежном и лёгком.

– Да, золотое времечко, – снова задумчиво проговорил Иван Михайлович. – Молодость, что и говорить. Всё по плечу и всё под силу. Кажется, мир можно перевернуть, если захотеть. Золотое времечко.

– А пара из них всё-таки замечательная, – так же задумчиво ответила Ольга Васильевна.

– Никакая они не пара, – отрываясь от воспоминаний, возразил Иван Михайлович. – Ей ещё учиться надо, а не о паре думать. Ты обязательно поговори с ней. Если что случится, с тебя спрос больше, чем с неё, не забывай…

Ольга Васильевна ничего не ответила, но подумала, что поговорить с дочерью действительно надо. Такой парень обнимет, так у неопытной девчонки сердце зайдётся, и всякое может случиться…

На перерыве в учительскую вошла директор вечерней школы, старая и сутулая седая женщина в свободной темно-синей юбке и такой же вязаной кофте, потерявшей форму и цвет. Она внимательно оглядела затихших учителей и подошла к Лизе. Она говорила очень тихо и даже как-то несмело, но в учительской сразу наступила тишина, и все перестали разговаривать.