Возьмите ручку и закончите следующие фразы, не раздумывая:

1. Среди моих друзей роль бикфордова шнура, благодаря которому я чувствую приток сил и творческой энергии, принадлежит…

2. Среди моих друзей роль человека, способного отравить мне праздник жизни, отведена…

3. В моей жизни были период, когда излишняя опека иссушала меня, это…

4. Если честно, сейчас мою творческую энергию душат отношения с…

5. Примером сбалансированных, взаимно подпитывающих творческую энергию отношений была дружба с…

После того как рассортируете своих близких и друзей и определите тех, кто разжигает в вас огонь, спросите: «Я могу позволить себе увлечься?» Возьмите ручку и напишите себе любовное письмо. Будьте как можно более убедительными и нежными.

«Кто думает о родных, не забудет и чужих» – не просто избитая фраза. Это руководство к деятельности. Это означает, что прежде чем пытаться быть милым для других, стоит стать милым по отношению к себе, к своей природе. Если мы сами давим на себя, то на нас начинают давить и другие, в результате мы, естественно, чувствуем себя подавленными. Мы пренебрегаем своей работой или выполняем ее спустя рукава. И вот она уже приобретает ворчливый, кислый, едкий привкус – становится похожей на нас. Недооценивая себя, мы буквально хороним свою жизнь под грудой жизней других людей. Стремясь соответствовать ожиданиям других, забываем о собственных ценностях.

Системы ценностей так же уникальны, как отпечатки пальцев. У каждого есть набор приоритетов, которые могут казаться странными другим, но абсолютно необходимы нам самим. Нарушая их, быстро начинаешь чувствовать себя бесполезным и недостойным. Руки опускаются, ничего не можешь сделать для себя и в итоге страдаешь еще сильнее.

Когда я была молодой матерью-одиночкой, постоянно чувствовала вину, поскольку считала, что краду время у своей дочери. Я жаждала тишины. Я хотела слышать свои мысли. Мне нужно было время от времени взять свою душу в руки, не боясь в этот момент выпустить из них крошечную ладошку ребенка. Какие бы мечты я ни вынашивала, их стоило поставить на дальнюю конфорку, говорила я себе: хотя совсем писать не бросила, действительно попыталась сдвинуть «кастрюльку» с ними вглубь плиты, где она медленно закипала – как и я. Доминик была замечательным ребенком. Я же перестала это видеть. Стала нервной, раздражительной, вечно виноватой. Тоскуя по возможности много писать, этой роскоши тех времен, когда я еще не была матерью, чувствовала себя загнанной в угол, словно в ловушке. Но разве мой ребенок не важнее моих творческих «детей», уговаривала я себя. Выхода не было.

«Сходи куда-нибудь одна, – посоветовала подруга, старая актриса. – Позаботься о своем внутреннем художнике. Ребенку будет только лучше. Прими эту реальность. Общество говорит тебе, что материнство важнее, но в твоем случае это не так. Если ты скажешь это себе честно и на первое место поставишь своего художника, станешь довольно хорошей матерью. Солжешь себе… ты знала, что большинство случаев жестокого обращения с детьми приходится на семьи, где отношения были слишком близкими?»

Мы неправильно проживаем жизнь, потому что задаем неправильные вопросы. А вопросы мы задаем неправильные потому, что были воспитаны культурой, в которой необходимые для процветания художника формы свободы под запретом. Это свобода быть чуть менее милым, чтобы иметь возможность быть чуть более гениальным. Ричарду Роджерсу нужно было время для игры на фортепиано, и он находил его каждое утро, причем в то время, когда был преданным отцом маленького ребенка – и только тогда.

Я не знала, что излишняя близость приводит к жестокому обращению с детьми, но поверила. Воспользовавшись советом радикальной подруги, стала вставать на час раньше и писала утренние страницы, пока дочка спала. А еще начала ходить на творческие свидания, придумывая себе и своему внутреннему художнику маленькие праздники, которые раньше доставались только девочке. За эту заботу о себе я была вознаграждена идеей фильма – написав сценарий, продала его киностудии Paramount.

Но важнее было то, что я поняла правоту своей матери, прикрепившей над кухонной мойкой листок с коротким стихотворением, которое мне всегда казалось ужасным. Вот оно:

Я преподаю уже 25 лет. И встречала много студентов, переживавших из-за своего эгоизма. Вообще-то я считаю, что большинство творческих людей действительно эгоистичны. Но вместо вопроса «Джулия, я эгоистичен?» студентам следовало задавать другой: «Джулия, я достаточно эгоистичен?» Если человек достаточно эгоистичен, у него будет свобода самовыражения. Если мы, художники, слишком милы слишком долго, в итоге вовсе перестаем быть милыми. «Мне просто нужно сесть за это чертово фортепиано», – скажем мы вежливо, или: «Я уже много дней не писал, и это меня просто бесит», – тоже ничего. А можем ведь и так сказать: «Если я не постою за мольбертом, то выброшу этих детей за борт». На медленном огне негодования из-за слишком много раз сказанного «да» вместо одного своевременного «нет», которое было бы честнее и высвободило бы время и пространство для работы, наше терпение постепенно доходит до точки кипения. Если продолжать настаивать, чтобы быть милым, блюдо, которое мы себе приготовим, окажется язвой или инсультом. Для художника быть добродетельным вовсе не добродетель. Это деструктивно и контрпродуктивно. Да, и я сказала, что это невесело?

Успешная творческая карьера зависит от двух переменных: таланта и характера. Под «характером» я подразумеваю не положительные или отрицательные черты личности, а ее силу, истинную природу. Сочетание великого таланта с неровным характером дает неровную карьеру, когда обещания сменяются провалами, кристальная ясность – невнятицей. Успешная творческая карьера требует наличия дисциплины, то есть смелости отказаться от того, что не служит цели достижения совершенства. Вот что значит «характер».