Помогать в этом благородном деле вызвался караванный инженер. Зуба на Берембойма у него не было, но за компанию был способен на крайне рискованные поступки.

Утром Берембойм проверял чемодан дважды – в каюте и на палубе, поэтому спустился на катер в полной уверенности, что пронесло.

Караванный инженер и Михелев последовали за ним и провожали до самого берега. Прощались на катере. В момент дружеских объятий Берембойм бы вынужден поставить чемодан на палубу. Этих секунд вполне хватило на подмену, а для полного усыпления бдительности Льва Наумовича ему была подарена бутылка коньяка и прикомандирован матрос, прошедший с чемоданом весь путь до вагона поезда.

Наши заговорщики отнесли трофейный чемодан на почту, оформили срочной посылкой и отослали в Балту, на имя жены – Розы Михайловны Берембойм.

Родная Балта встречала Льва Наумовича по провинциальному тихо. Форма начальника каравана соответствовала воинскому званию майора, но Берембойм чувствовал себя на родных улицах настоящим генералом. Он гордо вышагивал по мостовой, а сзади него, согнувшись в три погибели, полз придавленный чемоданом носильщик. Пройдя через весь город, а это заняло минут десять, эскорт остановился возле небольшого уютного домика. На стук выбежала жена, теща, сестра жены, брат тещи, зять сестры и целый ряд других, не менее близких родственников. Взгляды присутствующих жадно устремились к чемодану.

Роза стеснялась, что ее муж ковыряется в морском иле, и создала легенду о том, что Лев Наумович плавает капитаном океанского лайнера где-то в районе Антильских островов, и теперь вся дружная семейка жаждала заморских диковинок. Носильщик, новая форма и содержимое чемодана были частью той же легенды. Во всех портах, где ему приходилось работать, Берембойм скупал всякие экзотические штучки – кораллы, ракушки, сушеные морские звезды и т. д. Дешевые сувениры раздавались родственникам, вполне уверенным в их заграничном происхождении.

На этот раз он вёз нечто более существенное – настоящие английские босоножки, купленные по случаю у моряка дальнего плавания жене, и настенные часы с боем теще. С Розой покупки были согласованы письмами, и теперь ей предстояло сыграть сцену полной неожиданности.

Этого Лев Наумович не любил и поспешил незаметно ретироваться. Переодевшись и умывшись, он вернулся. К своему удивлению, дорогих родственников он не обнаружил. В комнате было неестественно тихо, только из кухни доносились всхлипывания жены. На стене висел старый судовой манометр из коллекции Михелева, а на столе красовались деревянные кочегарские колодки, с четкими следами мазута и угля на торце.

За «экзотикой» маячила заплаканная теща:

– Лева! Часы вещь полезная, но зачем ты купил Розочке такие немодные босоножки?…

Между прочим, срочную посылку с подарками Берембоймы получили только в день отъезда Льва Наумовича, узнавшего за это время о себе такие подробности, что возвращение на работу выглядело настоящим избавлением от всех кругов ада вместе взятых. Между прочим, в посылке находилась одна лишняя вещь – духи «Севастопольский вальс», купленные шутниками за свой счет, с письменными извинениями на картонной коробке.

Рыба не может жить без воды, птица – без воздуха, а Лев Наумович Берембойм не мог существовать без приключений на свою голову. Вернее, любая головная боль не обходила Берембойма стороной, и если она к нему попадала, то переложить ее обратно на здоровую было невозможно.

Степан Панчоха не был в отпуске четыре года: то на кроликов мор напал, то свиньи поросятся, а то куры нестись перестали… Причины веские для любого председателя колхоза, но не для начальника Новороссийского участка, который отвечал за все работы флота в акватории портов Северного Кавказа. Просто Степан Гаврилович обладал тягой к земле и всему, что на ней может мекать, хрюкать, мычать и т. д. Куда бы судьба ни забрасывала казачьего сына Панчоху, всюду заводилась различная живность, сеялась люцерна, складировался комбикорм…

Образцовое подсобное хозяйство было гордостью не только самого Степана, но и всего коллектива Новороссийского участка:

Куры-несушки – 50 единиц,

Кролики – 120 пар,

Коровы – 12 дойных и 1 квелая,

Свиньи – 16 особей женского пола + хряк.

Некогда спящий участок побережья теперь производил столько шума и запаха, что слух и обоняние местных курортников возвращалось к ним на две недели раньше, чем требовала санаторная книжка. Говорят, запах впитывался в организм приезжих так прочно, что исчезал только на десятые сутки после возвращения из отпуска. Вместе с тем, это имело положительный момент – число курортных романов было сведено к нулю, т. е. до рекомендованного минимума. Разве дрогнет сердце кавалера при виде дамы, благоухающей куриным навозом? Разве способна дама симпатизировать мужчине, не сумевшему обогнуть коровью лепешку?

Вся живность ела, пила и испражнялась за счет управления флотом, числясь на балансе как «мясопродукты в состоянии откормки для набора живого веса». Каждая единица мясопродуктов рождалась на руках Панчохи и погибала там же.

Когда Степан Гаврилович, перед отъездом в отпуск, передавал дела Льву Наумовичу, то не знал, какую жестокую шутку приготовила ему судьба. Не успел пассажирский поезд с Панчохой в пятом выгоне обогнуть отроги Кавказского хребта, как деятельный Лев Наумович приступил к исполнению. На его беду, об отъезде старого и приезде нового, временного начальника участка прослышали в местном райкоме партии.