Шрифт:
Её мозг визжал от возмущения. По пути она падала и билась в конвульсиях бешенства.
Но подруги не сжалились: ни одна не позволила себе ни слова сочувствия! Только сторонились её, как падали!
Сознание спасительно отключилось, давая время смириться с позором. Очнулась она в степи, залитой призрачным лунным светом. Одна.
2
Прошёл ливень. В бесчисленных лужах и ручьях отражалась новорождённая Танит. Заглядывала в глаза, напоминала о себе, подрагивала, подталкивала к жизни.
Таинственные невнятные тени скользили по мокрой степи, подобные мутным, спутанным мыслям в голове измученной Сахмейки.
Но в том-то и коварство Танит, что она не светит сама, а лишь отражает чужой свет. Она не создаёт идеи, а лишь проявляет уже имеющиеся.
Грохот собрания, приговорившего Сахмейку к изгнанию, горячечно перемежался в её голове с тишиной ночной степи.
Зазоры между явью и мороком – опаснейшая вещь! В них-то и просочился безумный соблазн практически неисполнимой мечты: доказать им всем, что она лучше их всех! Чтобы пожалели, что лишились её!
От помешавшихся старух-змеинь, гревших стылые бока во время ночных посиделок у костра, не раз слышала она о коварной силе Белоглазой Богини ночного колдовства.
Это было опасное предприятие: Белоглазая Богиня помогала не даром. Могла забрать в обмен самое ценное. Но ничего ценного у Сахмейки на тот момент не оставалось, поэтому и терять ей было нечего – так она рассудила.
Она хлебала пульсирующую кровь жертвенного зверька с жаркой уверенностью, что всё у неё должно получиться.
И когда перекрёсток трёх тропинок осветился столбом белого света явившейся трёхликой Богини, она с жаром пролепетала заплетающимся от разъедающего её честолюбия языком.
– Сделай так, чтобы моё имя запомнили в Тан-Амазоне навсегда!
Ночью, после этого, ей приснились Седые Странники. И вечерние зори, вспыхивающие от их взглядов. И тающий в них стук копыт. И хлёсткий удар ветра, мигом смешивающий краски на небосклоне.
Наутро, едва проснувшись под завыванье ветра, она уткнулась взглядом в висящий кнут.
Читать знаки – её не надо было учить. В Тан-Амазоне все этим владели с рождения, с момента надевания первого браслета.
Поэтому связать воедино ночные и утренние видения для неё не составило труда. А кнутом она владела лучше, чем оружием.
После этого надо было только дождаться прихода в степь редкостных ночных гостей. И обязательно в новолуние, чтобы избежать помех со стороны Танит, покровительствующей Седым Странникам.
И у неё всё-всё получилось!
Сахмейка была почти счастлива предвкушением своего торжества.
При ближайшем рассмотрении её пленник внешне оказался даже лучше красавчика-перса из-за которого всё началось.
3
Зря она тогда подралась с Акерией из-за этого перса. Знать бы, что всё так обернётся!
Перс был лекарем, и ей очень хотелось заполучить его. Потому что им можно было наслаждаться дольше обычного срока жизни для пленных мужчин.
Однако в схватке за него победила крупная телом Акерия, и это можно было предугадать. Сахмейку освистали и с позором вытолкали с площадки. Наблюдать неудачниц амазонки не любили.
Тогда Сахмейка затаилась. Злоба и зависть изводили её до того, что к врождённому косоглазию добавилось подёргивание век. Яд просто переполнял её змеиную сущность.
Она дождалась очередной стычки со степняками за табун диких коней и страшно отомстила Акерии.
Табун был небольшой, со стороны степняков опасности особенной не предвиделось, и Славная Мирина доверила командование молодой Акерии.
Сахмейке отведена была небольшая, но очень значительная роль: она должна была факелом пугануть табун, да так, чтобы он снёс отряд степняков. А уж потом дело завершат амазонки с Акерией во главе.
Сахмейке совсем не хотелось, чтобы бой был удачным. Она страстно желала провала удачливой соперницы. Но свою роль надо было выполнить безупречно, что она и сделала.
Бой с разозлёнными степняками был беспорядочный, будто сцепилась свора бешеных псов. Командование не давалось Акерии.
Ей казалось, что личного героического примера достаточно для удачного исхода. Но каждая из подруг в её отряде, из самых лучших побуждений, тоже геройствовала по-своему. А всё это вместе превращалось в хаос.