– Ладно, ладно… Давай-ка, брат, вниз. Нечего нам здесь маячить.

Идти низиной не хотелось, но он понимал: так будет безопаснее. Лес придвинулся к насыпи вплотную, а затянувшаяся тишина казалось все менее надежной. Слишком уж легко одолел он эти первые километры. Для мира, где в озерах плавали утопленники с отгрызенными руками и огнестрельными ранами, где на свалках, у брошенных деревень, сохли чьи-то кости, подобное спокойствие выглядело настораживающе.

Спустившись вниз, Артур с сожалением констатировал, что идти придется все по тем же мусорным завалам. Но выбирать не приходилось. В лесу они и вовсе будут передвигаться черепашьим темпом.

Лохматым комком пес скатился следом, интуитивно угадав путь, в несколько прыжков обогнал Артура и снова затрусил впереди. Завидев ободранного зверя, в воздух взмыла стая странных пичуг. Покопавшись в памяти, Артур так и не припомнил их названия и впервые подумал о том, что в сущности не знает о лесе ничего. Кусты, трава, деревья – все за редким исключением было привычно безымянным. Да и хотел ли кто-нибудь из людей что-то про них знать? Щебечут пичуги над головой – и ладно! А мясо в тарелке – оно и есть мясо…

Он услышал голос пса и встревоженно вскинул голову. И тут же лопнул чужой выстрел, обрезавший лай, а с ним и несчастную жизнь Хвоста. Там впереди под безымянными деревьями успело умереть его серое тельце. Это впечаталось в мозг Артура коротким оглушающим мигом, а далее замелькали стремительные кадры – кучевые облака, птицы в синеве, кусты, деревья и снова кусты… Он катился по ломкой, ссохшейся траве, цепляя комбинезоном ржавую проволоку, спиной и грудью давя хрупкое, жестяное, колющее…

Еще выстрел. На этот раз уже в него. Артур успел рассмотреть сизый дымок, затуманивший изжеванную поросль небольшого холма. И даже не холма, а нелепого аппендикса, причудливо сросшегося с железнодорожной насыпью. Что ж, действительное неплохое место для засады…

Пэтчер жестко впечатался в плечо и, замерев коротким раструбом на пригорке, свирепо изрыгнул очередь. И еще одну! Для надежности…

Он почти физически ощутил, как входят в землю, пронзая холм насквозь горячие начиненные смертью пули. Бронебойные, разрывные – все вперемешку.

Вот так, птенчики! Мы тоже не солидолом мазанные.

Поднявшись, Артур побрел к курящемуся дымом взгорку. Пулемет он по-прежнему держал наготове, хотя не сомневался, что с той стороны холма жизни уже нет. Практически пэтчер стрелял маленькими бомбами. Создатели этого оружия предполагали в перспективе использование циркониевых пуль, а каждая из таких подружек в состоянии была разнести подобный холм в клочья…

Артур взошел на пригорок и бросил взгляд вниз. Двое… Неестественные позы, разбитый в щепу автомат. Кто они? Бородачи-романтики или что попроще?

Спустившись к убитым, он носком сапога перевернул одного из лежащих. Усы есть, бороды нет – вот и гадай. Зато взамен бороды целая гирлянда гранат. Еще и автомат армейский – более или менее ухоженный. Пожалуй, это не простые любители. Совсем не простые.

Артур вдруг подумал, что пса следует похоронить прямо здесь, на этом предательском бугре. Как ни крути, бедолага спас его от первой пули. И снова припомнилась оставленная за спиной деревушка. Старосте, кажется, приглянулся его пулемет. Так, может, не зря они тут сидели? Эти горе-усачи?… В конце концов после того, как Попов Александр Степанович по неосторожности изобрел радио, общаться на расстоянии стало значительно проще.

Привычным движением Артур выщелкнул из пэтчера полегчавший магазин, распахнув подсумок, полез за патронами.

– Не торопись, козлик! Брось свою пукалку!

Артур поднял глаза и увидел наведенные на него стволы. Еще двое… И снова он их проглядел! Сбоку зашелестели кусты, и, обернувшись, он рассмотрел других «бородачей». Улыбаясь, они выползали из зарослей дремучими нетопырями, держа перед бородатыми мордами разномастное оружие. Не двое и даже не четверо… Выругав себя распоследними словами, Артур аккуратно опустил пулемет на землю. Кажется, это и была банда бородачей. Малолетний Петько оказался пророком.

Время разрухи имеет свои преимущества. Когда нет ничего, нет и бюрократической волокиты. Ганисян без вопросов принял очередную партию мальцов, а, пересчитав их, только сокрушенно покачал седовласой головой. Как ни крути, прибавлялась лишняя дюжина ртов к его импровизированному интернату.

– Не боись, директор! – Вадим ободряюще кивнул. – Напряжем молодцев из Совета Миссионеров. Будем таранить углеводы со всего города.

– А через месяцок, возможно, белковый комбинат сумеем запустить, – вставил Егор Панчугин. Правая щека у него была раздута, и он придерживал ее рукой. Происходило самое обыкновенное для Панчи дело – болели зубы.

– Что? Действительно есть надежды? – Ганисян прищурился.

Вадим кивнул.

– Похоже, тамошний гриб выдохся. Так что имеет смысл рискнуть.

Налетевший порыв ветра взметнул облако пыли. Все трое закашлялись. Дети, глядя на взрослых, тоже начали часто подкашливать и подчихивать. Кто-то из них даже засмеялся.

Только что они проехались на разрисованном в пух и прах броневике, но удовольствия от езды, похоже, не получили. Хорошо, хоть никто не расплакался. Плач – та же эпидемия, стоит подать первую пискливую ноту – и уж подхватят непременно. К счастью или несчастью, эта мелюзга не достигла еще того возраста, когда оружие начинает завораживать и манить. Бронированная машина, единым присестом заглотившая всю чумазую стайку, не вызвала у мальцов особенного ажиотажа. Единственное, на что взирали они с некоторой долей интереса, были рожицы сказочных зверей, сочиненных Санькой в соавторстве с Панчугиным. То есть Санька до настоящих художеств еще не дозрел, Панчугин не умел рисовать вовсе, и творческий дуэт, таким образом, получился слаженным и плодовитым. От кончика ствола до самых колес – броневик был теперь разукрашен звездочками, рожицами и замысловатыми фигурками.