Суслика тут же разбудили, под вопли товарищей сунули к пакету с письмами. Артур, прикорнувший было у теплого печного бока, распахнул глаза. Вспомнились казарменные шуточки – со спичками между пальцев, с ваксой на зубных щетках, и подумалось, что всюду наблюдается одно и то же. Мир не баловал разнообразием, и во всех закоулках планеты сильный с равным азартом дожимал слабого, гнул и уминал под себя…

Суслик тоже был из слабаков. В шайку же пришел из какого-то вымирающего пригорода, ведомый шебутным приятелем. Так или иначе, но приятеля прирезали на первой же неделе, и Суслик, остался жить один. Каково это быть одному, Артур в полной мере успел познать на собственной шкуре. И догадывался, что недотепам вроде Суслика приходится более чем несладко. Потому что везде и всюду днем с огнем ищут шутов и рабов. Ищут и находят. Не избежал подобной участи и Суслик. С первых дней своего пребывания в банде он превратился в живую приманку для любителей пошутить и позабавиться. Не зная, как вести себя в коллективе, не умея поставить себя, он с покорством сносил чужие насмешки, плывя по течению, ибо иного выбора ему просто не предоставляли. Более всего удручало то, что Суслик не менялся ни на йоту. Жизнь учила его густо и солоно, но главного он никак не усваивал. Шло время, в банду приходили другие зеленые новички, матерея от оплеух, постепенно переходя в разряд бывалых старичков. Перемены не касались только Суслика. Он по-прежнему оставался недотепой, и никакие потуги не меняли его незавидного ранга.

– Давай, Суслик не стесняйся! Тут все свои.

– Я уже и штаны расстегнул. Люблю, понимаешь, это дело!..

Артур снова откинулся затылком к нагретой печи. Он и не ждал от Суслика негодующего возмущения, но покоробило иное – та суетливая готовность, с которой отрядный недотепа постарался угодить разошедшимся кутилам. С неестественной улыбкой Суслик развернул первое письмо и нарочито козлиным голоском (чтобы было смешнее) принялся читать написанное. Писала и впрямь женщина. Может быть, невеста, а может, просто подруга. Могло быть и так, что весь пакет с письмами Суслик где-то подобрал. Например, в какой-нибудь из брошенных изб. И все же что-то взметнулось в Артуре, задело за живое, заставив пружинисто подняться на ноги.

– Дай-ка! – перегнувшись через стол, он вырвал у Суслика конверты, приблизившись к печке, ковырнул сапогом дверцу, швырнул бумагу в полыхающий зев. Гогот враз оборвался. Кабан, подцепив лежащий на тарелке нож, немедленно полез из-за стола.

– Ну, ты совсем заборзел! За кого он нас держит?!..

Щеголь вдарил ладонью по скамье.

– Ша, Кабан, сядь!

– Ничего, пусть поиграется. – Артур холодно смотрел на изготовившегося к броску бандита. – Я не возражаю.

Но «поиграться» Кабан явно не спешил. Как умеет бить беглый солдат, он уже знал. И потому стремился раскачать общественное мнение, заручиться поддержкой братвы.

– Ты же видел, как он харкнул на нас! – зашипел Кабан. – Он же нам всем в рожу плюнул. Такую радость смазал.

– Точно! Зря заступаешься, Щеголь!..

К Кабану готовы были присоединиться дружки, и Артур это ясно чувствовал. Пальцы у людей сжимались в кулаки, челюсти ходили ходуном. Замерев шагах в трех от противника, Кабан подзадоривал себя и товарищей.

– Ну же! Давай, мужики! Посмотрим, какой он вояка. Откормили бычка на нашу голову. Пока они там в Бункере, как сыр в масле катались, мы тут кровушкой перхали, за город костьми ложились!..

Кончиться все могло жестокой потасовкой, но случилось иное. Истошно заорал кто-то на крыше. Вопль стремительно перешел в предсмертный хрип. Громыхнула очередь и смолкла. Что-то скрежетнуло по ржавым листам крыши, сдирая кровлю, как фольгу с шоколада, и некто грузно спрыгнул под окна.

– Свищ, братва! Гадом буду, – он!..

Бандиты в панике бросились к расставленному у стен оружию.

– Куда ж его бить, падлу? В глаз, что ли? У него ж броня кругом, как у танка!..

Об Артуре мгновенно забыли, и, пользуясь суматохой, он тоже нашел благоразумным вооружиться, подхватив с печи свой тяжелый пэтчер.

А на деревенской улочке уже вовсю шла стрельба. Те, что успели выскочить, и часовые, до которых еще не добрался свищ, лупцевали очередями, истошно крича – не пальбой, так криками надеясь запугать зверя. О свище Артур слышал уже много чего, однако пока из сказанного уяснил только то, что свищ это ящер – с костяными пластинами на спине и боках, с множественными рожками, передвигающийся на четвереньках, однако способный вставать и на задние лапы. Самое же скверное заключалось в том, что свищ любил охотиться на людей, а убить его могло только прямое попадание в глаз. Так по крайней мере говорили бывалые.

Артур выскочил из окна, а вернее сказать, вывалился, потому что вырваться из здания стремились все. В толкучке путались ногами, переплетали автоматные и ружейные ремни.

– Да вот же он, вот!..

Огромная тень мелькнула за углом ближайшего домика, забор, на который они возлагали столько надежд, был даже не сломан, а попросту обрушен на землю – на протяжении трех или четырех ярусов вместе со столбами. Впрочем, подробностей Артур рассмотреть не успел. Припав на колено, лесные братья ударили из автоматов вслед чудовищу.

– Ушел.

– Ага, как же! Свищ никогда сам по доброй воле не уходит…

Если верить словам знающих, так оно обычно и бывало. Не для того огромный зверь нападал, чтобы пасовать перед выстрелами. Грохота он абсолютно не боялся и при всем своем безобразном облике обладал неким подобием интеллекта. Выслеживая одиночек или группу людей, свищ с математической точностью взвешивал свои шансы, а рассудив, что потенциальная жертва слабее, действовал до конца, меняя только тактику, но никак не стратегию. Кит против подобных монстров использовал пушки, и к Горке свищи приближались стаей только единожды. Заглядывали они, по слухам, и в город, но каменные улицы, каменные дома, должно быть, пугали их, внушая непонятную тревогу. До сих пор «лесных братьев» спасало лишь малое количество гуляющих по лесам чудовищ. А, может, свищам хватало животных, и на людей они выбирались лишь по красным числам, как выбирался прежний пролетарий на ту же рыбалку. Так или иначе, но противником свищ был действительно серьезным. Шуток и небрежения не прощал.