– Не бойся, герой. Скажешь пару слов своим, и разбежимся. Мирно, без репрессий. Это могу обещать твердо.

– Что ты надумал? – крикнул подбежавший Пульхен.

– Взрывчатки, у них судя по всему, нет. И вообще намерения у наших гостей самые несерьезные. Заедем к ним прямо на машине. Заодно потолкуем.

Пульхен взгромоздился на броню, сосредоточенно кивнул.

– Надо было сразу попробовать их разговорить, а эти олухи пальбу подняли.

– Да ладно. Немного стрельбы тоже не помешает. – Вадим махнул рукой. – Пусть знают, что мы ребята тоже серьезные. Разговорчивей будут.

До центральных корпусов доехали молча. А после навстречу поднялась пропыленная фигура дружинника, лениво замахала оружием.

– Дальше нельзя, стрелять будут. – Предупредил механик.

– Можно, Панча, можно, – Вадим хмыкнул. – Будут или не будут – это еще посмотрим.

– А если все-таки будут?

– Тогда мы им тряпочкой помашем. Беленькой. Найдется у нас белая тряпочка?

– Белая? Да откуда? – Егор изумился, и Вадиму почудилось, что в голосе механика слышится даже некое негодование.

– Значит, вопрос отпадает сам собой. Поедем без тряпки.

– Не шали, Вадим, – полковник задумчиво смотрел на застекленный фасад центрального цеха. Стены здания роились звездными выщербинами, стекла торчали из рам кривыми заскорузлыми клыками… Обернувшись, Пульхен толкнул пленного в бок.

– Скажи своим, что никого не тронем. Пусть выходят. Или пропустят к себе на переговоры.

– А еще предложи им очередь в городской распределитель, – ехидно добавил Вадим. – Ладно, шучу. Сбегай к ним, друг, и скажи, что два добрых молодца желают с ними поболтать. Только чтобы без дураков. Иначе вдребезги разнесем всю эту халабуду.

Пленный кивнул, хотя и без особого энтузиазма.

– Дай ему что-нибудь, – предложил Вадим. – У меня больше ничего с собой нет.

Пульхен со вздохом достал из-за пазухи надкусанную галету, протянул мутанту.

– Выйдут подобру-поздорову, гарантируем жизнь и волю. Это тоже без дураков. Пусть знают.

С галетой в руках, как белка с орехом, доходяга сполз с броневика, спотыкаясь, побрел к цеху.

– Как думаешь, шмальнут в него или нет?

– Сейчас увидим, – Вадим покосился на Пульхена. – Насчет гарантий это ты серьезно?

– А почему нет? – полковник пожал плечами. – Никого из наших не зацепило. Стрелки они аховые. Больше шуму наделали.

– Ну, смотри, – Вадим глядел в спину удаляющегося парламентера и почти воочию видел, как тонкие ненадежные зубы уже кромсают подношение Пульхена. Десны, конечно, кровоточат, и по темному, заросшему фиолетовой щетиной подбородку стекает алая струйка… Он покачал головой. Черный подбородок, фиолетовая щетина, алая кровь – детская нездоровая акварель на старой бумаге…

– Нет, не дойдет, – вслух рассудил он и, привстав на броневике, хрипло прокричал: – Эй, вернись, дурила! Назад, говорю!

– Какого черта!.. – Пульхен поперхнулся. От здания ударила гулкая барабанная дробь, и пули визгливым веером прошлись над самым броневиком. Оба пригнулись.

– Ну, снайперы! Ну, дают!..

Между тем пленный продолжал двигаться шагом лунатика, только спотыкаться стал чуть чаще. Слепые очереди буравили воздух справа и слева от него, бессильные поразить жертву. Но было уже ясно, что стреляют именно в парламентера.

– Такой же доходяга небось стреляет. Свой в своего! – процедил полковник. Вадим мысленно с ним согласился. Зрение отвратительно служит оголодавшим. Впрочем, как и мышцы, не способные удержать дергающийся автомат. Можно было даже надеяться, что крашеный успеет добрести до своих прежде, чем в него попадут. Тем более, что у стрелявшего могли просто-напросто иссякнуть патроны.

Увы, они не иссякли, и чуда не произошло. Одна из очередей переломила парламентера пополам, с силой швырнула на землю. Прокатившись легкой куклой по бетону, крашеный замер без признаков жизни. Оставалось только гадать, успел он догрызть галету или нет. Как-никак – последняя мирская радость…

– Что ж, значит, атакуем, – апатично произнес полковник. Одним движением забросил сухое тренированное тело в люк и гаркнул что-то механику. Но Панчуга без того уже подавал машину назад, замысловатым зигзагом выводя ее на оперативный простор. Вадим аккуратно переместился за башню. Подставляться – пусть даже слепым пулям он не хотел.

– Засек гада! Вот он где, зараза!

В недрах броневика глухо рокотнуло, и яркий пунктирный жгут впился в фасад здания. Вадим имел возможность видеть, как крошится кирпич и вдрызг разлетаются остатки рам. А очередь продолжала рокотать, сотрясая корпус броневика, и трос, протянувшийся между машиной и целью, неустойчиво покачивался, переливая огненную смерть, нащупывая чужую жизнь, как нащупывает щупальце осьминога забившегося в нору лангуста. Пулемет смолк, и трос лопнул. Светящийся конец его унесся к разрушенным стенам.