Какое-то время он двигался с отчетливым ощущением, что за ним идут по пятам. Но стоило земле зачавкать под каблуками, а туману густо застлать пространство, как он понял: преследователи отстали. Разумеется, его посчитали недоумком и самоубийцей. А возможно, Щеголь и те, кто похитрей, рассудили, что он попросту юлит, маневрирует, и проголосовали за легкий перекур. Побегает, мол, и вернется. Если, конечно, вернется… А мы покуда ппереждем на бережку… Именно поэтому возвращаться Артур не собирался. Бездонных болот не бывает. Во всяком случае здесь, вблизи Воскресенска, он о таких никогда не слышал. Значит, со слегой и компасом можно будет пройти.

Организовав привал на первом же островке, Артур привел в порядок весь свой немудреный скарб. Из березки со скрученной от неведомой хвори листвой вырезал двухметровый посох. Дневной марафон унес бездну сил, и, изловив килограммовую лягушку, он закоптил ее на костре, без особого удовольствия поужинал.

Не хватало только воды, и пришлось прибегнуть к довольно дикарской процедуре. Перемешав золу и землю, Артур набил этой смесью связанный в узел рукав гимнастерки и через созданное таким образом подобие фильтра стал пропускать зловонную воду болота. То, что получилось, вскипятил в котелке, аккуратно слил во флягу. Гримасничая при воспоминаниях о старчески дряблом мясе лягушки, попробовал жевать березовую кожуру, но заячьих пристрастий так и не понял.

Как бы то ни было, но то время, которое он провел на острове, ничем странным себя болото не проявило. Вокруг было пусто и глухо. Никакой живности, кроме редких змей и неловко скачущих гигантских лягушек. Даже комаров было отчего-то мало. Возможно, некого было кусать. А без доноров кровососам трудно.

Ночью у него начались рези в животе. Поминая недобрым словом местных лягух, про которых ни он, ни лесная братва ничего не знали, Артур, соскреб ножом с головни покрупнее пригорошню черного угля, поморщившись, проглотил. Резь, разумеется, не прошла, зато пришел сон – неожиданно быстрый и приятный. И что-то в нем было знакомое. Мельтешение лиц, среди которых иной раз всплывала и его Елена. Галерея близких портретов, глядя на которые, Артур испытывал непривычную умиротворенность. Все хорошо, и ты хороший! – говорили ему эти лица. Улыбаясь, он отвечал им добрым молчанием. Ему казалось, они без слов понимают, как он их всех любит, не помня злого, вообще ничего не помня. И только на задворках сознания мелькала подсказка, поясняющая, что это всего-навсего сон, а во сне свойственно любить бескорыстно и бездумно – одним лишь сердцем.

Глупое необъяснимое чувство – любовь. Но возможно, именно в необъяснимости таится его истинность, некое загадочное тавро качества. К чему же еще стремились великие из великих, мечтая титаническими усилиями перенести это тепло из фантазий в жизнь и реалии. Кто-то пел, кто-то рисовал, кто-то занимался ваянием. Замысленный и зачатый в ласковом полуобмороке младенец всякий раз выходил немножечко не таким. И мир встречал его сухо, с прохладцей оглаживая нежную кожу, заставляя кричать с первых минут и секунд…

Проснулся Артур с чувством горестного недоумения. Как просто все было во сне, и как перепуталось все в жизни! И справа, и слева – гордиевы узлы из змеиных людских тел. Почему так? Зачем и какого черта?

Открыв глаза, он смотрел некоторое время в темное беспросветное небо, переживая зябкость перехода. Звезд не было. Совсем. Не было, разумеется, и солнца. Вообще наблюдалось нечто странное, не сразу доходящее до полусонного сознания. И наверное, только спустя минуту Артур нервно вскочил. Сердце в груди бешено стучало, разум отказывался воспринимать видимое.

Болото пропало. Пропало вообще все. Клочок все того же острова под ногами и более ничего. Ночь. Блесткий и мглистый купол над головой. И не сразу вспомнились «болотные россказни» разбойных мужичков – о фокусах на болоте, о проглоченных людях, о пузырях, способных обволакивать все живое. Значит, не врали сукины дети! Все оказалось правдой, и Синее Болото, похоже, изъявило интерес к его измученной душеньке.

Хотелось ругаться, хотелось рвать и метать. А вот чего отчаянно не хотелось, так это умирать не за понюх табаку – особенно сейчас – в полшаге от свободы. И чисто рефлекторно руки Артура потянулись к пулемету…

– Они, понимаешь… Их двое. Когда тот самолет упал, тетку и родителей – разом, – Лебедь задыхался. Быстрая ходьба утомила его, и даже связно выговорить пару фраз стоило ему немалых усилий. – Всех завалило, а над ними плиты шатром встали. Так детскими лопатками и прокопались наружу. Мать умудрились вытащить. Уже мертвую…

– Чем же они питались? – поразился Вадим.

Лебедь наморщил лоб, как-то не враз пожал плечами – сначала правым, потом левым.

– Ладно, – Вадим осмотрелся на лестничной площадке. – Где они сейчас?

Без особой уверенности Лебедь шагнул к двери, обитой синим дермантином, робко постучал.

– Роланд, не бойся, это я, Лебедь, – тоненько предупредил он. Звонко щелкнул замок, дверь отворилась. Вадим недоуменно шевельнул бровью. Он ожидал увидеть подростка, но оказалось, что молодому хозяину насчитывается едва ли пять или шесть лет. С рассказом Лебедя подобный возраст никак не стыковался. Вытащить из развалин взрослую женщину? Таким крохам?…