– Да, ты его испытал и понесешь за него кару, – строго произнес Амени. – Но ты так и не сказал нам всей правды. Почему ты умолчал, что Бент-Анат, дочь Рамсеса, вмешалась в борьбу и спасла тебя, объявив толпе, кто она, и запретив тебя трогать? Почему ты не уличил эту женщину во лжи перед лицом народа, если ты не признал в ней Бент-Анат? Ну-ка, ты, стоящий на высшей ступени познания, ты, знаменосец истины, отвечай!

При этих словах Пентаур побледнел и, указав глазами на везира, сказал:

– Мы не одни.

– Есть только одна правда, – холодно заметил Амени. – А потому все, что ты собираешься мне поведать, имеет право услыхать и этот высокопоставленный муж, наместник фараона. Узнал ли ты Бент-Анат – да или нет?

– Моя спасительница была похожа на нее, но вместе с тем – не похожа, – отвечал поэт, чувствуя, как скрытая насмешка, прозвучавшая в словах его наставника, вновь взволновала в нем кровь. – И если бы я точно знал, что это действительно царевна, как я, скажем, знаю, что ты – тот человек, который в свое время ценил меня, а теперь всячески стремится меня унизить, то я все равно поступил бы точно так же, чтобы избавить от неприятностей ту, которую можно назвать скорее богиней, чем женщиной, ибо она, чтобы спасти меня, несчастного, спустилась со своего трона в пыль и во прах.

– Ты все еще говоришь, как праздничный проповедник! – усмехнулся Амени, а затем строго добавил: – Прошу тебя отвечать мне коротко и ясно. У нас есть точные сведения, что Бент-Анат, переодетая простой женщиной, присутствовала на нашем празднике и что спасла тебя она. Она сама открылась лазутчику фараона. Знал ли ты, что царевна намерена переправиться через Нил?

– Откуда же я мог об этом знать?

– Но ты поверил, что перед тобой Бент-Анат, когда она появилась во время драки?

– Да, поверил, – нерешительно признался Пентаур, опустив глаза.

– Ну, в таком случае ты поступил дерзко, прогнав дочь фараона и назвав ее обманщицей.

– Да! Это было дерзостью, – отвечал Пентаур. – Но она ведь рисковала ради меня своим царственным именем и именем своего великого отца, а я… как же было мне не пожертвовать своей свободой и своим именем, чтобы…

– Довольно! Мы и так уже много об этом слышали, – оборвал его Амени.

– Постой, – вмешался везир. – А что сталось с девушкой, которую ты спас?

– Одна старая колдунья по имени Хект, соседка парасхита, взяла ее вместе с бабкой в свою пещеру, – ответил поэт.

На этом допрос кончился, и Пентаура по приказу верховного жреца увели обратно в темницу Дома Сети.

Едва он вышел, как везир вскричал:

– Это опасный человек! Он мечтатель! И страстный приверженец Рамсеса!

– А также его дочери, – улыбнулся Амени. – Но он только ее почитатель. Тебе нечего опасаться, ибо я ручаюсь за чистоту его помыслов.

– Но ведь он красавец, и речь его производит неотразимое впечатление! – воскликнул Ани. – Я требую, чтобы он был выдан мне как преступник, потому что он убил одного из моих солдат.

Амени помрачнел.

– Дарованная нам грамота, – начал он очень серьезно, – гласит, что только совету жрецов предоставлено право судить служителей этого храма. Ведь ты, будущий фараон, добровольно обещал нам, передовым бойцам за твое священное и древнее право, полное соблюдение всех наших привилегий.

– Так оно и будет, – заявил Ани, глядя на Амени с кроткой улыбкой. – Но этот человек опасен, и я надеюсь, что вы не оставите его без наказания?

– Он будет подвергнут строгому суду, – сказал Амени. – Но только в стенах этого храма.

– Но ведь он совершил убийство, и притом не одно! Он заслужил смертной казни!

– Он совершил их, защищаясь, – возразил Амени. – К тому же такими одаренными людьми бросаться не следует, пусть даже не вовремя проявленное благородство побудило Пентаура к дурным поступкам. Я вижу, что ты желаешь ему зла. Обещай мне, если ты дорожишь мной как своим союзником, не посягать на его жизнь.

– Обещаю! – улыбнулся везир и протянул руку верховному жрецу.

– Прими же мою глубокую благодарность, – сказал Амени. – Пентаур был самым многообещающим моим учеником, и я все еще ценю его, невзирая на кое-какие его заблуждения. Когда он рассказывал нам об охватившем его боевом задоре, разве не был он в тот миг подобен великому Асса или его сыну – старшему махору, отцу-Осирису нашего Паакера?

– Это сходство просто поразительно, – согласился везир. – И оно тем более поразительно, что, как говорят, он низкого происхождения. Кто была его мать?

– Дочь нашего привратника – некрасивое, кроткое и тихое создание.

– Ну, я вернусь к пирующим, – сказал везир после недолгого раздумья. – А тебя я хочу попросить еще об одном. Я уже говорил тебе о той тайне, которая отдает махора Паакера в наши руки. Так вот, эта тайна известна старой колдунье Хект, той самой, что взяла к себе жену парасхита. Пошли за ней стражников, вели им арестовать ее и привести сюда. Я сам учиню ей допрос, это позволит мне, не привлекая ничьего внимания, выведать у нее ее тайну.