Если бы она начала визжать и отбиваться – да не вопрос, я пошутил, иди себе. Чай, не маньяк какой. Но Катька лупила кулаками в спину чуть слабее, чем ожидалось, и от громких воплей воздерживалась. Даже когда две пуговки на рубашке расстегнул – не орала. И когда рукой под юбку сунулся – только чуть громкость прибавила. От шепота до громкого шепота. В общем, обнаружив на месте изображенной на картах оборонительной линии чистое поле, Костик – сам себе и генерал, и рядовой – отважно плюнул в сторону возможного засадного полка в кустах, и передислоцировался вместе с захваченным трофеем в единственное более-менее непубличное место: под лестницу на чердак.

Где и был зафиксирован в разгар сражения – верхом, так сказать, на рыжем кобыле – съемочной группой в лице двух семиклассников, ползущих с генеральной уборки кабинета биологии. Зверь эта биологичка, вообще: пририсованное мамонту и лосю они бы стерли за пять минут, а тут пришлось весь кабинет пидарасить. Только что окна мыть не заставила. Зато вот теперь повезло конкретно!

Удалившись на безопасное расстояние от черного хода, пацаны немедленно уселись на подоконник и, стукаясь лбами, принялись прокручивать и смаковать видео на крошечном экранчике. Свет, конечно, не ахти, звук вообще никакой («Это она так рычала?!» – «Дурак, это ты в микрофон дышал!»), зато содержание – хоть сейчас на сайт двадцать один плюс. Удачно как. И лица кое-где видны, можно с этого козла еще стрясти чего-нибудь…

– Че, хорошо записалось? Урроды!

Убрать мобилу, естественно, не успели. Теперь она торчала в двух метрах от пола из руки главного героя, продолжая бодро пропагандировать непревзойденные качества рыжих кобылов, и в озверелых героевых глазах отчетливо читалось: просто об пол неинтересно, а вооон об ту стенку – самое то. А потом займемся урродами. Выебу нахуй пидарасов!!!

(«Четыыре белых эскадроона Семеен Миихалыч зарубииил…» – отозвался в башке берущий за душу красноармейский голос).

Впрочем, животное породы «семиклассник» гораздо ближе к дикой природе, чем некоторые полагают. Вместо чтобы попытаться просочиться от возмездия сквозь стену или хотя бы дернуть со всех ног по коридору, владелец «Нокии» взревел укушенным зубром и попытался в прыжке освободить родной аппарат. Почти даже долетел, самую малость не хватило. Выживет – десантником будет.

С одной стороны, мобилу это спасло: каратель сменил первоочередной приоритет с уничтожения улик на ликвидацию преступника. С другой стороны, спасти последнего уже было нечему, некому и, главное, некогда…

Допинав подвывающий клубок из ног и рук, Костик перенес внимание на второго персонажа, накрепко примерзшего к подоконнику.

– Слышь, ты, уебан! Этому передашь, как прочухается: мобилу верну, когда запись скину. Если захочу! Понял, не?

Клубок на полу издал неразборчивое: «уука… ййдуубля… здецте… ууук…» Несколько новых пинков ясности монологу не добавили, только слегка подняли громкость.

– Короче, пиздюки! Кому вякнете – за яйца подвешу! А потом оторву нах! А щас валите отсюда в пизду!!!

Примерзший издал некую последовательность фонем, смысл которых неясным образом складывался в «ненадопонялиоченьхорошопонялиненадоужеуходимуже

ушлиненадобля». Отмерз от подоконника, деревянными руками подобрал с пола останки павшего товарища, и уволок их по коридору, оглядываясь и успокоительно бормоча.

А понемногу остывающий Костик уселся на место примерзшего («…надо же, теплое!..»), перевел запись на начало и запустил по-новой. Минут пять коридор оглашался хмыканьем, гыканьем и репликами вроде «твою мать, руки кривые! че за ухо в кадре?!» Впрочем, судя по общей тональности, герой остался в целом доволен эпизодом. Натуральные эмоции – за них многое прощается.

Досмотрев, он снялся с подоконника и ушагал в темноту коридора, засовывая новообретенную мобилу в карман джинсов.

– Здрасьте, Нелли Наумовна!

– Здравствуй, Хоев.

Обогнав историчку, Костя отсчитал двадцать широких шагов, и на мгновение крутнул головой. Никогда не мог удержаться, сколько ни зарекался. Вот и в этот раз: сетчатка за полсекунды впитала изящный силуэт, карие глазища и рыжую гриву до пояса, а широкий Костиков шаг внезапно стал причинять обладателю изрядные неудобства. Пришлось, шепотом матерясь, перестроиться к стенке и сделать вид, что внезапно и ужасно зачесалась нога в туфле.

– Что, Костя, ноги чешутся? Носки давно не менял?

Нелли прошествовала мимо, издевательски улыбаясь. Все она понимала, сучка.

– Не вздумай на уроке разуться! Окна заклеены, разбивать придется! – донеслось из удаляющейся гривы. Сзади захихикали. Костик обернулся, готовый рвать и метать, но в лицах группки десятиклассниц так нескрываемо читалось ожидающее «ну-ну?», что оставалось только зашипеть сквозь зубы.

Не ладил он с Наумовной, хоть тресни. С самого первого урока, еще в десятом, когда попытался с ней поспорить о роли Троцкого в революции. Это с выпускницей истфака-то! Загнала в угол, распотрошила на глазах у ржущего класса, торжественно выклевала печень и оставила подыхать от позора под общее улюлюканье. В тот раз, правда, досталось всему классу: разъяренной Наумовне одной жертвы всегда было мало. Но запомнили, естественно, только Хоева. Одиннадцатые, вон, весь десятый класс его «Троцким» погоняли.