Врач – плотная русская женщина, мать двоих детей читала «снежинки» не долго. Она отработала с утра на пяти вызовах с одним, по-видимому, летальным исходом. Быстро поняв предсказуемое однообразие творчества Будайкина, она скривилась, потянула носом и, не уловив предполагаемых миазмов, осмотрелась. Зримых подтверждений сделанным в уме выводам не было и врач вопросительно уставилась на Большого. Он молчал. Так и не услышав от него ответа на не заданный ею вопрос, она поинтересовалась:

– И давно его нет?

– Здесь? Час.

– А вообще?

Сережа прикинул в уме.

– Часа три, но может и все пять.

– Долго. Так ведь можно и совсем человечка потерять. Что ж вы раньше не вызвали?

– Я здесь только час. Сразу и вызвал. А подчиненные, что с них взять? Меня ждали…

– Так… Что он употреблял?

– В том и дело, что ничего.

Врач еще раз осмотрелась. Будайкин, не обращая на присутствующих внимания, с трудом – потолок не стены – заканчивал букву «т».

– Вы уверены?

– Да. Давно его знаю. Да и напарник подтверждает.

– То есть, вот, просто так, без всего, раз – и П. нет?

– Еще и не было.

Сережа обратил внимание врача на отдельные, гораздо более редкие, надписи, посвященные прошлому.

– Да, еще и не было… Ну, давайте снимать этого вашего, Микеланджело…

– Кого?

Врач ухмыльнулась – читанный накануне в метро журнал биографий давал ей на это некоторое право.

– Книжки надо читать молодой человек, не все ж по девкам лазить…

– Это правильно…

Ухмыльнулся было Большой, но врач осадила его:

– Что правильно?

И направилась к Будайкину, снять которого со стола к ее удивлению не составило особого труда – он не особо и сопротивлялся, будто уже сполна выполнив свою миссию. Большому не пришлось даже помогать. Врач сняла Будайкина со стола самостоятельно и уложила его на освобожденный от хлама топчан. Молча и как-то механически проделав над Будайкиным обычные в таких случаях процедуры, врач отложила инструменты и спросила Большого:

– Как его?

– Владимир Семенович.

– Владимир Семенович вы меня слышите?

– Разумеется, вы же рядом со мной сидите.

– И вас не удивляет, что я вас вот так осматриваю?

– Нет, это же со всяким может быть.

– Что именно?

– Ну, скорая там, врач. Все мы…

– Ну, да, да… смертны. Ну, а вот эти надписи ваши, они что означают?

– А вы, доктор, читать не умеете?

– Умею, как же…

– Ну, так, что написано – то и означают…

– То есть, его нет и не было?

– Да, нет и не было.

– И вам не кажется это странным?

– Еще как кажется, доктор.

– То есть вы пишите то, чего нет, то есть пишите неправду.

– Нет, доктор. Я пишу правду о том, чего на самом деле нет и не было.

Врач не нашла сразу, что ответить, и каким-то, как показалось ему, тоскливым взглядом посмотрела на Большого. Затем вернулась к Будайкину и уточнила:

– Зачем?

– Не знаю.

– То есть вы знаете, что его нет, но не знаете, зачем это пишите и говорите?

– Именно.

Врач снова замолчала и на минуту ушла в себя, потом встрепенулась и обратилась к Большому:

– Вы курите?

– Нет, вообще-то. Но за компанию могу.

– Составьте.

– Как скажете.

Они вышли на порог. На шлагбауме стоял Третий, заблаговременно вызванный сюда к приезду скорой. Тем самым оголялся весь прочий периметр базы, но выхода не было. Аврал к этому времени на минуту спал. Третий и шофер скорой курили и что-то обсуждали. Они остановились было, заметив начальство, но увидев, как врач открывает пачку, успокоились и продолжили разговор.

Сигареты были тонкие, дамские. Большой тянул мелко и не в себя, и не довел и до половины первую, как врач, начав вторую, прервала их затянувшееся молчание:

– Физиологически у него все в норме. И логика на месте.

– В смысле, логика на месте? Это, по-вашему, логика? – он показал на окна.

– Я не о сути. О порядке слов, о ходе мысли…

– А… Ну, так-то да, но нам-то что делать?

– А вы сами как думаете?

– А что я могу думать? У меня осталось два человека на объекте, где должно быть пять. И он – первый номер, глава смены. Я не могу вот так просто его заменить.